— Из участка звонят, сэр! — кричал он.
Сантомассимо подбежал к вертолету. Надев наушники, он закричал в микрофон:
— Лейтенант Сантомассимо!
— Лейтенант, — заскрипел голос в наушниках, — мы нашли трех парней в реанимационном отделении больницы «Бельвью» с признаками передозировки фенобарбиталом. Их зовут Майк Риз, Тед Гомес и Брэдли Бауэрс. Все трое — из университета Южной Калифорнии, с факультета кино.
— Хайндс! — закричал в микрофон Сантомассимо. — Где Хайндс?
— Неизвестно. Служащий корпуса «Христианской ассоциации молодых людей» сказал, что Крис Хайндс, по всей видимости, съехал рано утром.
— Рано утром?
— Да, лейтенант, до того, как обнаружили этих троих.
— Куда он мог направиться?
— Понятия не имеем, сэр.
— А как он выглядит, знаете?
— Типичный американец. Так его описал Брэдли Бауэрс. Но он еще не полностью пришел в себя.
— Хорошо. Продолжайте допрашивать их. Узнайте все, что можно.
— Понял. Конец связи.
Сантомассимо провел ладонями по лицу. Что делать? Мучительные мысли вихрем проносились в его голове. Острое чувство вины сводило с ума. Кей была с Крисом. Это очевидно. Но где? Все прибывшие на остров паромы, кроме «Либерти Бель», были проверены. У Марксона и детективов имелись фотографии только двоих — Майка Риза и Теда Гомеса, как выглядят остальные, они не знали.
Сантомассимо посмотрел на залитую солнечным светом Статую Свободы. И снова ему почудилось какое-то движение в окнах тиары. Внезапно он понял.
— О господи! — пробормотал Сантомассимо. — Он же там, наверху! С ней!
Сверху Крис видел, как движения полицейских внизу неожиданно приобрели направленность. В руках у них появились револьверы, один вооружился винтовкой с оптическим прицелом, принесенной из вертолета. Сантомассимо во весь дух несся к статуе, остальные, расталкивая туристов, бежали за ним следом.
Крис все это видел. Он понимал, куда и зачем они так спешат. Это было частью сценария. Нараставшие риск и страх еще большее воодушевляли его. Он попятился, скрываясь в тени, и натолкнулся на Кей.
— Простите…
Кей отпрянула. Она никак не могла понять, почему Крис вдруг так побледнел. Проследив за его взглядом, она увидела, как далеко внизу мужчина, точнее его силуэт, так хорошо ей знакомый, бежит от вертолета ко входу в основание монумента. Это был Сантомассимо. Словно загипнотизированная, она не могла ни двигаться, ни говорить. Ее сотрясала дрожь, а в голове всплывали строки сценария:
СРЕДНИЙ ПЛАН. ПРИСЦИЛЛА ЛЕЙН. НОРМАН ЛЛОЙД. ДЕНЬ
Охваченная ужасом Присцилла Лейн и Норман Ллойд стоят у окна тиары и смотрят вниз
ИХ ВОСПРИЯТИЕ. РОБЕРТ КАММИНГС. ДЕНЬ
Вид с головокружительной высоты. Роберт Каммингс и полицейские бегут по лужайке ко входу в статую
Видение рассеялось. Кей казалось, что его внушили ей Крис, статуя и некий далекий и могущественный источник — Сантомассимо. И теперь она точно знала, кто такой Крис.
Долго, очень долго она смотрела вниз, боясь оглянуться и взглянуть на него. Сантомассимо и полицейские уже достигли постамента, снизу гулким эхом доносился топот их ног, а она все стояла, не двигаясь, не говоря ни слова.
— Вы в порядке, профессор? — Голос Криса прозвучал холодно и жестко.
— Спасибо, в порядке. — Кей не узнала собственный голос, охвативший ее ужас сделал его бесцветным и вялым. — Я думаю, напряжение последних дней плохо сказывается на мне.
— Да, жаль, что с гостиницами так не повезло.
Он улыбался, глядя на нее. Дрожа, она прижалась к окну тиары, чувствуя себя совершенно беззащитной.
Крис видел, как лейтенант и его когорта нырнули в основание монумента. «Всю ночь, должно быть, летел», — подумал Крис.
— Да, профессор, — после долгой паузы произнес Крис, — похоже, ваш дружок все еще жив.
— Жив? — как эхо выдохнула Кей, не решаясь смотреть на Криса. — Что это значит?
Она была бледной и едва дышала. Она ощущала, как он медленно приближается, его тень упала на ее лицо.
— Видимо, бомба взорвалась слишком рано. Это значит, что разнесло на куски одного никчемного мальчишку.
— Бомба? Мальчишку? О чем ты, Крис?
— Прямо как в «Саботаже», профессор. Помните? Детектив уцелел, а мальчишка погиб. Как банально!
Крис встал так, что отрезал ей путь к лестнице. Кей повернулась к нему и усилием воли заставила себя посмотреть ему в лицо. Прищуренные глаза пронзительно смотрели на нее. «Взгляд как у сокола», — подумалось ей.
— Хичу это понравилось бы, — сказал Крис, сверля ее взглядом.
Страх сковал тело Кей. Ее жизнь висела на волоске в том самом городе, куда она бежала, ища спасения. Сам символ Свободы обернулся для нее ловушкой. В эту минуту все стало бессмысленным: карьера, написанные ею книги и статьи, долгие годы учебы, диспуты с коллегами, даже любовь Сантомассимо. Все стоило теперь не больше горсти пепла.
Потому что сейчас перед ней была реальность, а не кино. Она видела это в кривой усмешке, застывшей на лице Криса. И снова в ее сознании возникла иррациональная череда образов, которые затем выкристаллизовались в кадр:
СРЕДНИЙ ПЛАН. ПРИСЦИЛЛА ЛЕЙН. НОРМАН ЛЛОЙД. ДЕНЬ
Присцилла Лейн в ужасе пятится от Нормана Ллойда. А он, зловеще улыбаясь, наступает на нее
На этот раз видение исчезло не полностью. «Диверсант» упал на ее сознание словно занавес, через который она видела Криса, неотрывно наблюдавшего за ней. Все то же мальчишеское лицо, тот же пиджак. Он был одновременно и студентом, и актером Норманом Ллойдом.
Снизу отчетливо доносился топот ног, бежавших по металлической лестнице.
Крис прислушался.
— Вы слышите, профессор, — усмехнулся он, — вас бегут спасать. Все как в «Диверсанте». Конечно же, Норман Ллойд должен был убить Присциллу Лейн. Прямо здесь, на этом самом месте…
Крис полез в карман, вынул оттуда горсть попкорна и принялся есть:
— Но… нет! Норман Ллойд ее не убивает! Он не может убить героиню фильма. Сейчас героиня вы, профессор. В кино он не мог ее убить! Так ведь? Как смешно! Хича, наверное, тянуло блевать всякий раз, когда он думал об этом. Он терпеть не мог счастливых финалов, ибо знал, что в жизни так не бывает. Что это просто идиотская шутка!
Кей наблюдала за тем, как Крис все быстрее и быстрее поглощает попкорн. Совсем недавно его лицо казалось ей привлекательным, по-американски приветливым и открытым. Сейчас оно было страшным, его черты исказились от напряжения и маниакальной злобы.
— Я преодолел границы, твою мать! Мне надоело потакать посредственности и слушать всякую чушь. Реальные люди, профессор, хорошие люди уступили мне. Я осуществил истинные желания Хича! Я реализовал то, что ему не разрешали делать в кино! Я воплотил в жизнь его гений!
