распоряжении, — заключил Андерсон. — Мы же ожидаем от вас полной информации, если в ходе расследования появится что-то, что может иметь отношение к национальной безопасности. Я доступен для консультаций в любой час дня и ночи. Но на нынешней стадии расследования я пока не вижу необходимости в нашем участии.
Делом уже занимались сорок детективов, выполнявших тяжелую и нудную работу опроса всех, кто мог видеть Бредли с той минуты, как он вышел из своего дома. Первая же попытка принесла результаты: Бредли по дороге повстречал сторожа церкви Святого Джона, когда тот запирал храм. Они обменялись несколькими словами. Это было в девять тридцать вечера. Церковный сторож назвал время с уверенностью, ибо каждый вечер в одно и то же время запирает двери церкви. Он знал о том, что Бредли побывал в Греции, и разговор их был примерно таким: «Как там в Греции, профессор?» — «Так же жарко и шумно, — ответил Бредли. — Словно я никуда не уезжал».
Сторож был абсолютно уверен, что профессор шел в сторону университета.
Маркс прочел рапорт офицера Тома Рида и отложил в сторону. Разговор со сторожем показывал, что Бредли ничего не подозревал и не ждал никаких неприятностей. Маркс справился с картой улиц. До церкви Святого Джона Бредли прошел три квартала по той улице, где жила Анна Руссо. Где-то между церковью и университетом он либо сам повернул назад, либо был кем-то остановлен и его заставили вернуться к дому на Восточной Десятой улице.
Маркс взял показания Анны Руссо. Она покинула свой дом в девять тридцать, впустив туда неизвестного любителя жевательной резинки. Маркс снова справился с картой. Если за Бредли следили от самого дома, — один ли человек пешком, или двое на машине, — то человек, которого видела Анна, расстался со своими напарниками на углу Десятой улицы и Третьей авеню. Время совпадало, показания Анны подтвердил доктор Уэбб, говоря о звонках домофона. Бредли же в это время был у ворот церкви Святого Джона, а его «хвост» где-то поблизости следовал за ним.
Маркс решил было поделиться своими соображениями о совпадающих обстоятельствах, но потом подумал, что Фицджеральд тут же засомневается: если леди говорит правду, если в вестибюле действительно был человек, найди мне этого человека или хотя бы свидетеля, который видел его, в дверь мог позвонить любой, даже сама мисс.
Маркс отметил все свои выводы, сделанные методом дедукции, и решил пока ни с кем ими не делиться, а оставить при себе.
Фицджеральд изучал предварительный отчет врача. Он протянул его Марксу. Удар по голове был, видимо, нанесен, чтобы оглушить жертву. Смертельным стал удар ножа — точный и аккуратный, ведь Бредли лежал без сознания. На одежде в месте удара ножом была вмятина вокруг раны. Отсутствие крови на тротуаре в том месте, где упала жертва, означает, что прежде чем вынуть нож из раны, его рукоятку обернули носовым платком или куском ткани.
— Удастся ли нам найти это запачканное кровью тряпье? — усомнился Маркс.
— А если бы оно было у тебя, что бы ты с ним сделал?
— Избавился бы от него как можно скорее, если бы, конечно, на нем не было моей монограммы.
Фицджеральд согласился.
— Если это уличное убийство, мы найдем тряпицу.
Маркс, позвонив, выслушал ответ лаборатории: он может забрать пару ботинок, размер одиннадцать. Анализ отрицательный. Маркс иного ответа и не ожидал. Про себя он подумал, что у Мазера самым острым оружием является его язык. Пока в такую рань походы по барам и кафе были бесполезными, он решил заняться изучением списка дежурств. Скоро заступит Перерро. Вот он и займется питейными заведениями.
Маркс уже уходил, когда его догнал Уолтер Херринг. Он был в цивильной одежде.
— Получил повышение? — спросил его Маркс.
— Нет, сэр. Начальству безразлично, что я ношу в свой свободный день. Знаете, лейтенант, я тут утром подумал, что нужен еще один человек, который бы проверил снова миссис Финни, эту леди с собакой. Мне чертовски не хочется говорить вам этого, босс, но полицейский другого цвета кожи получил бы от нее куда более подробные показания, чем я.
Маркс попытался вспомнить, что такого сказала эта леди. Херринг с готовностью напомнил ему: миссис Финни сказала, что ей кажется, будто убитый в тот вечер выпил.
Маркс решил сделать этот опрос немедленно и сразу поднялся со стула:
— Пошли.
— Да, сэр, — Херринг был честолюбив и себе на уме; ему льстило работать вместе с начальством.
Миссис Финни приняла их с меньшим энтузиазмом, чем ее спаниель. Собака, виляя хвостом, вертелась то вокруг одного, то вокруг другого из гостей. Маркс вдруг почему-то вспомнил, что слышал, будто собаки не различают цвета.
— Что такое неотложное случилось, что вы пришли сюда в такую рань, когда хозяйка даже еще не навела порядка в доме? — недовольно встретила их миссис Финни.
— Офицер Херринг и я хотим уточнить время, когда было совершено нападение на жертву. Мы уверены, что вы готовы помочь нам всем, что знаете.
Миссис Финни вытерла руки о фартук и прошла в гостиную, в которой всегда, должно быть, царил порядок и стерильная чистота, дополненная картинками на религиозные темы. Спаниель тут же занял лучший стул.
— Вы о профессоре, о котором писали в утренних газетах? — воскликнула миссис Финни. — Объясните мне, пожалуйста, как могла приличная девушка поселиться одна в этом районе города?
Маркс откашлялся. Вопрос был риторический, на него можно не отвечать.
— Садитесь, прошу вас, — предложила миссис Финни, кивком указав на два стула с прямыми спинками. Заправив упавшую прядь седых волос в узел на затылке, она стояла перед ними, сложив руки, и смотрела на Маркса оценивающим взглядом водянисто-голубых глаз. Готовый было уже сесть на стул Маркс решил дождаться, пока сядет дама.
— Тело нашла я, — заявила миссис Финни, — но он не потрудился даже упомянуть об этом. — Она указала на Херринга.
— Прошу прощения, мэм, — поспешил извиниться Херринг, — но мне показалось, что вам не захочется попасть в газеты.
— Я всегда готова помочь, это мой гражданский долг, но мне, как и всем, хочется, чтобы это оценили, — пробормотала она тоном респектабельной леди.
— Это справедливо, — поддержал ее Маркс. — Значит, вы вышли с собакой и тут же заметили лежащего мужчину?
— Да, так оно и было. — Миссис Финни на сей раз признала то, что вчера отрицала. — Это самое ужасное, что может случиться с человеком, живущим в таком районе. Бедняга хотел подняться, а я, решив, что он пьян, схватила Денди за поводок и поскорее ушла.
Маркс не без страха ожидал, что ее показания окажутся вполне правдоподобными: если бы лежащий мужчина не задвигался, у свидетельницы не появилось бы опасений, что он пьян. Это говорило о том, что совершено два нападения — одно в вестибюле дома Анны, другое на улице, когда жертва стала приходить в себя от удара по голове. Если это так, то мотивом первого нападения не был грабеж. В обоих случаях первый и второй из нападавших ничего не получили.
— Вы помните время, когда впервые увидели жертву, миссис Финни?
— Это было где-то в десятом часу, — ответила женщина. — Денди больше не выдержал бы. Он стареет, как вы сами видите. Мы всегда останавливаемся у бара Моллоя на Третьей авеню выпить стакан пива и посмотреть телевизор, но вчера я этого не сделала. Я все думала об этом бедняге, он засел у меня в памяти, хотя я сразу не поняла этого. Мы с собакой дошли до Моллоя и повернули обратно.
Маркс поближе склонился к ней, приглашая к доверию.
— Вы по дороге никому не рассказывали о бедняге?
— Что вы хотите сказать?
— Вы только что сказали, что думали о нем, вас, возможно, тревожило, что ему плохо?
