Невестка, как понял Маркс, считала себя, как бы ответственной за свекровь, ибо говорила от ее имени, и, кажется, говорила правду. Ее показания удовлетворили Маркса, но именно это обстоятельство и насторожило его. Появление Питера Бредли около дома Анны Руссо было бы понятно, если бы там был доктор, или Бредли просто убедили, что он там и что Анна заболела или с ней что-то случилось.
— Это очень важно знать, — сказал он. — Сможет ли ваша свекровь вспомнить, в котором часу это было?
— В котором часу? Я спрошу ее.
До этого Маркс думал, что свекрови нет дома. Он последовал за оживленно тараторящими молодыми женщинами на лестничную площадку. Мальчишки уже испарились.
Женщина, согласившаяся стать его информатором от имени свекрови, сложив руки рупором, крикнула:
— Мама Фернандес!
Даже для многоопытного Маркса это интервью оказалось весьма необычным. Задрав голову, он смотрел на площадку верхнего этажа и на огромную толстую матрону, стоявшую у перил. Он отвечал кивками на ее кивки, вслушиваясь в испанскую речь трех женщин одновременно. После пространного диалога молодая миссис Фернандес, наконец, повернулась к нему и сказала:
— Она не знает.
— Спросите ее, что в это время передавали по телевизору?
Старшая миссис Фернандес, блеснув золотым зубом, на который упал луч солнца, улыбнулась. Она сама без перевода поняла его вопрос. С помощью жестов и выразительных ударов кулаком в воздух она объяснила, что видела на экране телевизора, а затем, перегнувшись через перила, показала два пальца.
— Второй раунд?
—
—
На этом заканчивались его знания испанского языка, больше он не знал ни слова. Маркс тут же направился к телефону на углу и позвонил. За две монеты он узнал, что второй раунд состоялся в девять тридцать вчера. В десять тридцать матч уже закончился. Как и множество других событий.
Маркс медленно вернулся к Херрингу и обследованию мусорных баков. Здесь уже появилась уборочная машина. При помощи приспособления, похожего на огромный пинцет, она с осторожностью хирурга извлекла очередную порцию мусора, в котором, помимо прочего, оказался окровавленный носовой платок.
Глава 8
Первая лекция в расписании Мазера на вторник в его учебных планах не значилась. Он просто согласился подготовить группу молодых правонарушителей к экзамену по таким дисциплинам, как баскетбол и анатомия женского тела. Он находил, что его аудиторию столь же трудно оскорбить, как и научить чему- либо. Они, возможно, знали, что на каком-то факультете кого-то убили, но убитый был физиком, поэтому они отнеслись к этому известию столь же безразлично, как если бы убили уличного торговца кашмирскими коврами.
Газеты они читали, начиная с последних страниц — спорт, комиксы. А все остальное вызывало у них отчаянную скуку. Единственная книга, в которую они заглядывали, был сборник анекдотов. Мазер в течение лекции поглядывал на часы столь же часто, как и его слушатели.
Зато вторая лекция была совсем другой. Студенты-второкурсники хотели знать все и немедленно. Да поможет им Бог, ибо в эти дни Мазер приходил на лекции плохо подготовленным. В это утро его встретили испуганной тишиной. Открыв ящик стола, он увидел, что кто-то позаботился положить в него «Нью-Йорк таймс», сложенный так, чтобы сразу же в глаза бросилась заметка о Бредли. Во второй колонке он увидел свое имя в списке гостей на вечеринке. Он обвел взглядом серьезные лица чего-то ждущих от него юношей и девушек. Для них смерть, возможно, казалась даже романтичной. Они не верили в нее, протестовали против войны и смертной казни, они помнили Миссисипи и распространяли листовки с требованиями запретить атомную бомбу. Смерть их не пугала. Не пугала она и Мазера в их возрасте. Он вспомнил, как спас Питера. Мысль о том, что, прыгая с лодки, он рискует собственной жизнью даже не пришла тогда ему в голову.
Открыв портфель, он вынул оттиски лекций и вопросник.
— Мистер Мазер, — раздался с задних мест звонкий, как серебряный колокольчик, девичий голосок. — Вы будете читать нам вслух «Адонаи»?
Мазер, не поднимая головы, посмотрел на ангельски невинное личико девушки. Не все в классе могли так искусно, как она, притворяться. Однако все они умели изображать поддельный интерес.
— Думаю, что нет, мисс Адамсон, — вежливо ответил Мазер, — но я хотел бы послушать вас, поскольку это, должно быть, ваш любимый поэт. — Вопреки шумным возражениям аудитории, Мазер открыл книгу, посмотрел оглавление и громко сказал: — Страница сто седьмая, «Адонаи» Перси Биши Шелли. Мисс Адамсон, прошу вас.
Следующие полчаса были агонией не только для мисс Адамсон, но и для всего класса. Для Мазера это был час пустого времяпрепровождения. Обсуждение элегического стихосложения спасало его от унизительного повтора контрольных вопросов.
Отпустив студентов, Мазер на лифте поднялся на верхний этаж, где был физический факультет. Стейнберга и всех студентов, бывших у Бредли на вечеринке, он нашел в конференц-зале факультета.
Они сдержанно, но по-дружески приветствовали его. Взгляд Мазера остановился на доске, где мелом были написаны имена:
Роберт Стейнберг
Митчел Хойт
Элвин Робби
Джеймс Л. О’Рурк
— Это для полиции, чтобы записали фамилии без ошибок, — объяснил один из студентов.
— Они только что ушли, — добавил Стейнберг и указал на небольшую коробку на столе. — Это фильм, который нам не удалось посмотреть вчера.
— Его украли? — осторожно спросил Мазер.
— Он был возвращен вместе с портмоне без денег. Все было брошено в почтовый ящик и найдено там сегодня утром.
— Воры, видимо, испугались, — заметил кто-то из студентов, — узнав, кого обокрали.
Мазер промолчал. Сомнений не было — его план был осуществлен.
— Где Анна?
— Она пошла в полицию для опознания тела, или как это там называется. Возможно, она кого-нибудь узнает.
Мазер воспользовался случаем, что все фамилии были на доске.
Он никогда не помнил фамилии студентов.
— Может, просветишь меня, Робби? Я не смог себя заставить прочитать то, что пишут в газетах, — сказал он, обращаясь наугад к одному из студентов.
— Я О’Рурк, — ответил тот. — Даже и не знаю, что сказать. Просто Анна видела какого-то человека, вошедшего в ее дом, когда она вернулась, чтобы захватить очки. Единственное, что она запомнили, — это запах жевательной резинки, когда он прошел мимо нее. Но ее все же пригласили в полицию.
Мазер, который полез было в карман за сигаретами, стал хлопать себя по карманам, чтобы скрыть свое смятение. Любящий жевать резинку идеалист, добряк Джерри! Пусть никогда больше не будет войн!
Стейнберг, словно очнувшись, от зловещего летаргического забытья, сказал, обращаясь к Мазеру:
