— Взгляните сами, — сказал отступая.
Пленник в пропитавшейся кровью куртке упал на колени.
Моника почувствовала дурноту.
Свенсон вытащил пистолет и выстрелил ему в голову. Тот рухнул на пол.
Швейцарец ткнул пистолетом в микроскоп:
— Смотрите!
Моника подошла. В ушах у нее звенело, сердце отчаянно колотилось. Некоторое время она не могла сообразить, что нужно сделать, — руки тряслись и, казалось, забыли привычный порядок действий.
Но когда она разглядела, наконец, многократно увеличенное пятнышко крови на стекле, инородные тела сразу бросились в глаза.
Поморгав, Моника прибавила усиление. В комнате стояла тишина. Слышно было только ее собственное дыхание.
Это был он. Штамм Рейзон.
Она выпрямилась.
— Игры закончены, Моника! Способа прекратить распространение вируса нет. Без антивируса мы умрем все. На самом деле это так просто. Нам известно, что вы заложили в свою вакцину «черный ход». От вас требуется его найти, убедиться, что он не мутировал вместе с вакциной, и создать вирус, который одолеет штамм Рейзон. Я не лгу вам, просто не говорю всего — вы достаточно умны, чтобы это понять. Говорю лишь то, что вам необходимо знать, чтобы сыграть свою роль в спасении человечества.
Она взглянула на него с неожиданным спокойствием:
— Думаю, вы не понимаете, что натворили.
— О, мы все понимаем. Я тоже, как и вы, всего лишь играю свою роль. Свою роль должен сыграть каждый, иначе спектакль и впрямь может кончиться плохо. Но не думайте, будто мы что-то упустили в своих расчетах. Предусмотрено все.
Он взглянул на Карлоса.
— Правда, не решен еще вопрос с докучливым американцем. Но вскоре решится. Так просто этого парня не убьешь, но у нас есть и другие средства. Наших возможностей, уверен, никто не знает до конца.
Томас жив!
Она взглянула на скорченное тело на полу. Этот парень мертв… Но Томас жив. Искорка надежды.
— Нам нужен ключ, — сказал Свенсон.
— Я сделаю все, что смогу.
— Сколько ждать?
— Если мутация его не затронула, три дня. Возможно, два.
Свенсон улыбнулся:
— Чудесно! Мне пора на самолет. О вас тут будут заботиться, Моника. Когда все кончится, нам пригодятся столь блистательные умы, как ваш. Так что не держите, пожалуйста, зла.
— Это возмутительно!
Трое из четверых собравшихся устремили на Армана Фортье потрясенные взоры.
— Неужели это возможно, Жан?
Фортье поднялся на ноги, обвел взглядом лица правителей Франции: премьер-министра Буаверта, только что выразившего протест; президента Гаэтана, человечка себе на уме, который непременно должен был капитулировать; министра обороны Дю Брека, самой ценной для Фортье персоны из всех; и начальника тайной полиции «Сюрте» Шомбара, единственного, кто не сделал сейчас круглые глаза. Все они были выбраны неспроста, и всех их он поставил перед решением — жить завтра или умереть сегодня. Хотя этого они еще не знали. Пока.
— Осторожней выбирайте слова, — предостерег Фортье.
— Вы этого не сделаете!
— Уже делаю.
Будучи министром иностранных дел, Фортье убедил Анри Гаэтана созвать чрезвычайное заседание, дабы обсудить последний ультиматум Вальборга Свенсона. Сообщил, что имеет важную информацию о вирусе, и предложил собраться в одном из замков на Правом берегу.
Частный конференц-зал в подвале старинного двухэтажного особняка являлся идеальной декорацией для начала новых дел. Каменные стены, янтарный свет ламп, роскошная обстановка. Зал больше походил на гостиную — высокие стулья, обитые кожей, с медными кнопками; огромный камин с разожженным в нем жарким пламенем; хрустальная люстра над медным кофейным столиком; полностью укомплектованный бар.
И — самое главное — прочные стены. Очень прочные стены.
Арман Фортье был толстяком. Ноги толстые, руки толстые, губы толстые. Зато разум у него, как говаривал он сам, был тонок и остр достаточно, чтобы в считанные секунды подрезать язычок любой женщине. Сие самоуверенное заявление обычно заставляло женщин занимать оборонительную позицию, что добавляло остроты процессу их завоевания.
Это было его единственной слабостью.
Если не считать власти.
Он знал, что давно уже мог бы пробиться в президенты, но Франция его не интересовала. Внимание, уделяемое столь высокопоставленному лицу, могло бы ему помешать. Зато должность министра иностранных дел для осуществления его истинных целей была идеальной.
Президент Анри Гаэтан был высок и худощав. Глубоко посаженные глаза, подбородок острый, как разум Фортье.
— Что вы говорите, Арман? Вы работаете на Вальборга Свенсона?
— Нет.
Фортье завербовал Свенсона пятнадцать лет назад для проведения куда более простой операции: заключения тайных сделок с несколькими заинтересованными странами, представляющих собой обмен исследований в области биологического оружия на выгодные контракты. На этих сделках он заработал миллионы. Деньги послужили топливом для фармакологической империи Свенсона — на определенных условиях, разумеется.
Истинного потенциала биологического оружия Фортье не осознавал, пока не увидел результаты осторожного использования находок Свенсона одной из этих стран против американцев. Тот случай навсегда изменил его жизнь.
— Но как же это возможно? — пробормотал президент. — Вы предлагаете нам уступить их требованиям…
— Нет. Я предлагаю вам уступить моим требованиям.
— А, так он работает на вас, — воскликнул Шомбар.
— Господа, видимо, вы не вполне понимаете, о чем речь. Позвольте объяснить. Граждане нашей замечательной республики собираются и впредь ходить на работу, воспитывать детей, водить их в школу и делать все то, что делали до сих пор, не имея никакого представления о том, что они заражены вирусом, который за две недели поразит население всей планеты. Вирус называется штамм Рейзон, и он никак не проявит себя еще восемнадцать дней, а потом начнет убивать. Убивать быстро. Лекарства нет. Нет также способа это лекарство
— Но то, что вы предлагаете, аморально! — воскликнул премьер.
Министр обороны, Жорж Дю Брек, пока помалкивал. Как будто колебался. И это было хорошо: в его сотрудничестве Фортье нуждался больше, чем в чьем бы то ни было еще.
— Нет, сэр. Аморально выбирать смерть. Я же предлагаю вам единственную возможность спасения от верной гибели. А возможность эта будет предложена весьма немногим.
Некоторое время все молчали.
Потом президент поднялся, глядя на Фортье:
— Вы недооцениваете ядерную мощь мира. Думаете, если мы потребуем, все вот так, запросто,
