— Да.
Рашель подняла свой пораненный палец:
— И то, что происходит с ней, происходит со мной.
— Похоже, так.
— А этот человек — Свенсон?.. Он собирается убить Монику.
Томас некоторое время помолчал, словно осмысливая услышанное. Потом взял Рашель за руку и поднес к своим губам порезанный палец. Поцеловал ранку.
— Сны не убьют тебя, любовь моя.
Но рука у него самого дрожала.
— Не успокаивай меня. Ты знаешь это лучше, чем я. Говорил мне то же самое еще пятнадцать лет назад. И повторил вчера вечером. Если мы умрем в историческом прошлом, значит, умрем и здесь. Я этого не понимаю. И не уверена, что хочу понять, но это — правда.
— Я не позволю тебе умереть!
Она шагнула ближе, прижалась к нему:
— Тогда ты должен видеть сны, муж мой. Должен остановить вирус, раз уж нам известно, что он убьет большинство людей. И я очень сомневаюсь в том, что Свенсон оставит Монику в живых.
— Думаешь, я сумею изменить прошлое?
Она заглянула ему в глаза:
— Коли не сумеешь… коли мы не сумеем, оба можем умереть. И там и здесь. И что тогда станется с нашими лесами? С нашими детьми? Ты должен освободить Монику. Раз любишь меня — должен освободить ее.
Томас напрягся:
— Значит, нужно идти за остальными историческими книгами! Сейчас, пока Орда не ушла.
— Нет. Тебе сейчас нужно увидеть сон. Я знаю, где держат Монику.
13
Овальный кабинет.
От этой комнаты веяло силой. Невероятной силой и уверенностью. Но, ожидая аудиенции у президента Блэра и наблюдая за царившей вокруг суетой, Томас сомневался в том, что сила эта окажется достаточно велика.
Он мог только гадать, кто уже знает о штамме Рейзон, а кто нет, но напряженные лица многочисленных визитеров выдавали их паническое состояние.
Посетителями по большей части были, конечно, сотрудники самого кабинета; остальные — лидеры оппозиции, угрожавшие публичным выступлением, законодатели с самыми добрыми намерениями, могущими привести страну на край гибели, и другие им подобные.
Если уж и в этих величественных залах ощущалась паника, то что же творилось в других правительствах? Как понял Томас, сдались уже лидеры почти всех западных стран. И всего-то на второй день кризиса!
Наконец он уселся на обитый золотистой тканью диван напротив президента. Рядом с Блэром, на точно таком же диване, сидел Фил Грант. Справа от него — Рон Крит, начальник штабов вооруженных сил. Возле камина, в зеленовато-золотистом кресле — Клэрис Мортон, поддержавшая Томаса на вчерашнем заседании. С портрета на стене между ними взирал на всех присутствующих Джордж Вашингтон. Роберт Блэр, Фил Грант и Рон Крит были при галстуках. Клэрис — в темно-фиолетовом деловом костюме. А Томас — все в тех же черных слаксах и белой рубашке — своей единственной более-менее парадной одежде. Впрочем, он полагал, что его внешний вид президента не заботил.
— Итак. Вы уверены, Томас? — спросил Блэр.
— Насколько я вообще могу быть в чем-то уверен, господин президент. Для вас это, конечно, все еще звучит невероятно, но именно так я изначально узнал и о вирусе.
— Вы утверждаете, что нашли исторические книги — те самые, в которых сказано, что произойдет дальше. И, что еще важнее, узнали, где держат Монику де Рейзон?
— Да.
Президент взглянул на Крита, который поднял бровь, как бы говоря: «Вы хотели этой встречи, не я».
Томас проснулся рано и целый час пытался поймать Гейнса или Гранта — любого, для кого важна была новая информация, раздобытая им во сне. Выяснил кое-как, что оба провели ночь без сна и в настоящий момент спят. И только к девяти утра ему удалось уговорить помощника разбудить Гранта.
Через три минуты с ним в конференц-зале были и Грант, и Гейне. И когда он рассказал, что это за новая информация, они нажали на все пружины, чтобы устроить ему встречу с президентом.
Кару он убедил отправиться в Нью-Йорк. В это непростое время им обоим следовало бы побыть с матерью, но Томас не мог уехать из Вашингтона. Пока не мог.
В одиннадцать часов он уже встретился с самым могущественным человеком на Земле. И сообщил ему, что Монику держат в убежище внутри горы под названием Циклоп.
— Значит, вы считаете, что ваша жена — эта женщина из снов — каким-то образом связана с Моникой де Рейзон. Так? — спросила Клэрис.
Томас чувствовал, что ей хочется ему верить. Возможно, отчасти она и верила. Но, судя по выражению глаз, все-таки ее одолевали сильные сомнения.
Он взглянул на президента:
— Господин президент, можно я буду откровенен?
— Конечно.
Но тут вошла женщина в черном костюме и шепнула что-то на ухо президенту.
— Когда?
— Две минуты назад.
Он обратился к директору ЦРУ:
— Фил, это по вашей части. Только что пришло сообщение из Франции. Узнайте, в чем там дело, и возвращайтесь, как только ситуация прояснится.
— Я так и знал, — пробормотал Грант. — Эти сукины… — И вышел из кабинета вместе с леди в черном.
— Франция? — спросил Крит. — Мы были правы?
— Не знаю, — президент Блэр посмотрел на Томаса. — Пятеро их лидеров, включая президента и премьер-министра, собрались сегодня на незапланированное совещание. Вышли оттуда только четверо. Говорят, президент Анри Гаэтан уже не тот, кем был вчера.
— Переворот?
— Судить рано, — сказал Крит. — Но нас не удивит, если окажется, что у Свенсона есть во французском правительстве свои люди.
Президент встал и подошел к письменному столу, держа руку в кармане. Сел на край и скрестил руки на груди.
— О'кей, Томас. Начинайте. Объясните, почему я должен вас выслушать.
— Я не говорю, что должны. Две недели назад я пытался заплатить арендную плату, чтобы не потерять кофейню в Денвере.
— Мы сейчас не об этом. Почему я должен вас выслушать?
Томас помешкал. Встал, обошел диван.
— Я — единственный человек, который видит начало и конец истории. И очень может быть, что по этой же самой причине я единственный человек, который может историю
