дверь, а также несколько ступеней, ведущих в подвал. Они направились вниз. Ступени привели в помещение с каменными крестовыми сводами. Оно было обставлено как гостиная: глубокий диван и книжный шкаф, переполненный религиозными книгами и трактатами о мистике. Вокруг стола со скудным убранством располагалось еще одно бюро и множество стульев. Зажгли дополнительные свечи. На столе стояли две чашки и кувшин с травяным отваром, от которого еще шел пар. Как только они вошли, сидящая неподалеку женщина неопределенного возраста тут же подняла голову, как будто ждала их.
Шарль сразу заметил, что она была слепа.
– Это вы, Жан?
– Это я, Мари. Я кого-то привел.
Шарль внимательно рассматривал женщину. У нее были выжжены глаза. Казалось, что ее веки были зашиты в глубине глазных впадин, заполненных наростами из фиолетовой кожи. Она была такая же тощая, как и аббат. Шаль, покрывающая ее голову и плечи, еще больше делала ее похожей на ведьму из детской сказки. Однако ее лоб, на который падало несколько седых прядей, казался спокойным и светлым. У нее были очень длинные руки, а кисти она держала под мышками. Она сидела, словно Парка в своем святилище.
– Посланец Версаля… который собирает информацию об аббате Марсии, – вновь заговорил Моруа.
– Об аббате… Но ведь он давно умер, – проговорила старуха.
– Вы знали его, не так ли? – спросил Шарль.
Старуха медленно высвободила свои руки. Брогли увидел, что они были чудовищно изувечены. На ладонях зияли глубокие дыры. «Стигматы», – подумал Шарль.
Он повернулся к Моруа.
– Я приютил Мари много лет назад, – сказал священник. – Ее долгое время преследовали власти. Но она страдает сегодня так же, как и вчера. Все ее родные умерли. Она никогда не искала ничего, кроме душевного покоя… Раньше она надеялась найти его в самых страшных муках. Она была… с
Ее окружала почти мистическая аура, от нее веяло смертью, как будто она уже одной ногой стояла в могиле. Значит, она участвовала в тайных церемониях, предавая свою плоть мучениям, чтобы достойнее принести себя в жертву Христу и приблизиться к нему в страдании. На этом пути она дошла до самого конца.
– Какой прелестный портрет, – усмехнувшись, проговорила Мари Дезарно. – Не забывайте, Жан, что одно ухо у меня еще слышит. Впрочем, молчание вашего гостя красноречиво… Кого вы увидели, Бога или дьявола? Мы ошибались, мой друг. Да-да, ошибались. Но видите, от тех страданий, от того желания самоистязания и смерти мне осталось вот
Она развела своими длинными руками, показывая ему продырявленные ладони.
– Следы нашего безумия. Мы, одержимые Господом… Да! Я была одной из тех, кого били до смерти и кто поднимался, сотрясаясь от спазмов и конвульсий. Я была добровольной мученицей. Меня распинали.
Она опять засмеялась.
– Ну, не до конца, конечно.
Все еще звучал ее смех. Ощущая сухость во рту, Шарль повторил:
– Знали ли вы аббата Марсия?
Он схватил стул и сел напротив нее.
– О да… А до него и дьякона. Оба были святыми. Они встретились, постойте… Должно быть, около 1730 года. Сорок лет назад!
Она подняла голову.
– Марсий был тогда семинаристом… Они с дьяконом поддерживали «протестующих». Для Жака это оказалось труднее. Он был молод… Все его свершения в лоне Церкви были еще впереди… Он действовал тайно, а ситуация после «Unigenitus» стала совсем непростой… Понимаете, он не мог пойти на то, чтобы его выдворил или отлучил епископ… Но он разделял идеи Франсуа. И его благотворительность. Жак был потрясен несправедливостью. Я подчеркиваю – действительно потрясен. Физически. Дьякон имел обыкновение сообщать ему… тайны.
– Тайны? Какие тайны?
Потрескавшиеся губы старухи вытянулись. У нее отсутствовали многие зубы.
– Почем мне знать? Тайны исповеди. Может, алхимии. Вас именно это интересует? Нет, мой друг, не тайны черной магии или эзотерического шабаша. Они были просто истинными служителями Бога, которых даже Церковь хотела уничтожить…
Шарль наклонился.
– Известно ли вам, что Жак де Марсий собирался устроить покушение на супругу наследника после ее приезда во Францию?
Она сделала жест отрицания.
– Какая нелепость! Мой друг, именно в этом хотели вас убедить. Говорили, что он критиковал Марию Терезию с кафедры во время раздела Польши. Но в действительности единственным, к чему он стремился, был разговор! Разговор с королем. Он не отдавал себе отчета! Он хотел лишь аудиенции. Он желал, чтобы его выслушали! Его пытались убить, потому что он знал правду.
– Какую правду?
Кривая улыбка не сходила с ее губ. Но на этот раз старуха заколебалась.
– Какую правду? – настаивал Брогли. – Вы и аббат… У вас были… интимные отношения?
Она опять странно засмеялась – это было почти кудахтанье.
– С Жаком? Нет… с ним – нет.
Старуха помолчала, замыкаясь в себе, как будто она погружалась в прошлое. Затем задумчиво заговорила:
– И он не принимал участия в наших церемониях. Жак присутствовал на одном из тайных ритуалов. Он видел, как мы извиваемся от боли. Да, он был янсенистом. Но он не был согласен с нами. Его пугало то, чем занимались мы с друзьями… Он ушел, бледный и потрясенный. Я хорошо помню. Это вообще оказалось последним, что мне довелось увидеть. В тот же самый вечер мне выжгли глаза.
С самого начала разговора Шарлю было чрезвычайно не по себе.
– Глаза… Но почему?
– Ну, я же сказала, что иногда мы заходили слишком далеко. Да потому что я была недостойна смотреть на Всемогущего!
Она произнесла это с ноткой раскаяния, но и с каким-то отголоском былого безумия. Шарль провел рукой по лбу. Он понял – он уже знал. Но он хотел услышать это из уст безумной. Ему требовалось доказательство.
– Почему?
Ее губы дрожали. Она все еще колебалась.
– Потому что…
– Почему, Мари, почему вы были недостойны смотреть на Господа?
– Потому что я бросила своего ребенка!
Брогли позволил ей продолжать. Сейчас она уже не могла остановиться. Старуха говорила треснувшим голосом:
– Они меня заставили! Они хотели забрать его у меня или убить его! Тогда я его отослала… Я его поручила… кормилице… Эта необразованная скотина воспитывала и других детей, она жила за десять лье от Парижа… Она плохо с ним обращалась, я это знаю. И другие дети тоже его били. Она издевалась над ним, называла его маленьким принцем… И она насмехалась надо мной! Жак спас нас. Он его приютил и вырастил. Меня же преследовали… И я бежала…
– Но знаете ли вы, где ваш сын? Знаете ли вы, чем он сейчас занимается?
Она снова подняла голову. Ее лицо оставалось совершенно неподвижным. Через несколько мгновений она ответила:
– А что, разве он жив!
Шарль поднес руку к губам.
