— Мы покончили с этой тварью! — Мелия радостно подбежала к нему, но он поспешно отстранился от девушки, словно она чем-то смертельно напугала его, и лицо сильно го мужчины исказила гримаса боли. Левой рукой он зажимал рану на груди, видимо полученную в поединке. Улыбка постепенно сползла с лица девушки, уступив место растерянному выражению. Она видела, что у Фабиана произошел очередной надлом, но еще не верила в это, надеясь, что, быть может, все еще обойдется.
— Что с тобой?
Зита не на шутку встревожилась. Фабиан, который начал бочком пробираться мимо Мелии, вдруг повернулся и увидел Конана с Зитой, и лицо его неожиданно сделалось злым.
— Вы предали меня! Бросили одного!
— Фабиан! — Зита шагнула к нему, но он отстраняюще протянул руку.
— Нет! Будьте вы прокляты!
Неожиданно он побежал. Конан бросился следом, но почти сразу вернулся, вовремя вспомнив, что, пытаясь догнать этого обезумевшего недотепу, рискует потерять девушек.
— По-моему, ваш друг спятил. Он бросился наверх, слов но сам Незримый гнался за ним по пятам, но если он останется там, ничего страшного не случится. Признаюсь, мне уже надоело слушать его нытье.
— Ты думаешь, Незримый добрался до него? — Зита обеспокоенно посмотрела на Конана.
— Я думаю, он спятил от страха! — Киммериец брезгливо скривился.
— Бедный Фабиан! Какая беда! — Зита сокрушенно по качала головой.
Конан пожал плечами.
— Меня беспокоит другое: как бы он не начал со страху метаться по дому да не угодил в лапы Незримому, вот тогда действительно будет беда!
— Что же делать, Конан? — Мелия тронула его за руку, и второй раз за вечер Конан почувствовал вдруг странное умиротворение и вновь поклялся себе, что сделает все, что бы эта девочка осталась жива, и тут же поймал себя на том, что желание его вовсе не бескорыстно… «Впрочем, — остановил он себя, — сперва нам нужно выбраться отсюда. Позже можно будет помечтать и об остальном! Но жизнь, однако, вовсе не плохая штука! И чтобы лишний раз убедиться в этом, стоит постараться!»
— Для начала нужно немного передохнуть и побеспокоиться о том, чтобы это дерьмовое облако не удрало от нас. Вы пока отдышитесь, а я позабочусь о нашем приятеле. Когда вернусь, скажу вам, что делать дальше. Да, чуть не забыл — если появится Фабиан, постарайтесь задержать его.
Он шел по коридору, слушая, как Мелия рассказывает сестре, что произошло внизу. Он подивился тому, что, хотя прошел уже приличное расстояние, все равно прекрасно слышал, о чем разговаривали девушки, и довольно хмыкнул, когда узнал, какой он, оказывается, великий и могучий воин.
Занятый этими мыслями, он не заметил, как подошел к повороту, у которого были укреплены факелы, и опомнился, лишь ощутив ледяные пальцы, мгновенно впившиеся в мозг, и услышав приказ:
— Стой и смотри на меня! Еще чего не хватало!
Превозмогая быстро нарастающее сопротивление, он опустил глаза и тотчас почувствовал, как ослабла хватка и затих голос, звучавший в сознании. Волна разочарования прокатилась, но это было чужое разочарование.
Конан усмехнулся и, сменив факелы, пошел назад. Нужно сменить вторую пару факелов с другой стороны, а потом они придумают, что делать с Незримым. Впрочем, для Конана в этом не было проблемы.
Одним махом Фабиан взлетел на третий этаж и теперь мчался по коридору, залитому лунным серебром. После освещенных лишь мрачным светом факелов коридоров первого этажа вид звездного неба показался ему ослепительным. Невольно он остановился, хотя в голове продолжали кружиться хороводом все те же злые мысли.
«Предатели! Бросили меня, раненного, на растерзание твари! Предатели!»
Он никак не мог вырваться из их плена. Мысли ходили по кругу, не оставляя в покое ни на минуту. Побелевшими пальцами он вцепился в подоконник и стоял, глядя на звездное небо, пока злость его не сменилась страхом.
Как легко проклятая тварь справилась с ним! С ним лучшим фехтовальщиком Шадизара! Он так гордился своим искусством, а оказалось, что Эмерик, который никогда и меча-то в руках не держал, способен одержать над ним верх! Вот у кого нужно было брать уроки!
Ему сделалось смешно. Он представил себе, как Эмерик, сурово уставившись единственным глазом на непонятливого новобранца, объясняет ему тонкости защиты в той или иной позиции!
Не в силах остановиться, он смеялся все громче и громче, пока пришедшая в голову простая мысль не заставила сердце сжаться от страха: только что он запросто мог умереть! Расстаться с жизнью!
Истерический смех прервался на всхлипе. Он остановился, тупо глядя в окно, и долго стоял так, без мыслей и без движения, пока не осознал того, что видит уже давно: деревья и кусты, цветы и аккуратно посыпанные песком дорожки.
Ничего особенного, но там, за окном живут люди…
И вдруг ему страстно захотелось жить! Просто жить! И не надо ни Зиты, ни Мелии! Пусть варвар забирает обеих! А он хочет просто жить! Выбраться отсюда и больше ничего!
Он схватил с высокой мраморной подставки массивную серебряную вазу и принялся остервенело бить по стеклу. Осколки сыпались на ковер, рама, не выдержав многочисленных яростных ударов, разлетелась в щепы. Он бросил вазу и начал протискиваться в окно. Впечатление было таким, словно он бился о каменную стену, но он не сдавался. Ему казалось, что еще немного, и он окажется снаружи! Не может быть такого, чтобы он не сумел выбраться в окно, не закрытое ни рамой, ни ставнем, ни решеткой — ничем! Лишь когда плечо его превратилось в сплошной синяк, он беспомощно опустился на пол и устало оперся на стену.
Плечи его дрогнули… раз, другой… Потом чаще, еще чаще, пока, наконец, молодой, сильный мужчина не зашелся в беззвучном неудержимом плаче, который не в силах был сдержать.
— Это очень опасно, Конан.
— Жизнь, вообще, опасная штука, — философски заметил киммериец.
— Сестра права, — поддержала Мелию Зита, — ты про сто не представляешь себе, что нам предстоит. Нужно действовать очень быстро, и все должно получиться с первого раза.
— Значит, нам нельзя допускать ошибок. — Конан спокойно пожал могучими плечами и поморщился от боли, но тут же с удовольствием вспомнил ловкие пальчики Мелии, ее нежные прикосновения, когда она, содрогаясь от одного вида ран у него на груди, старалась обработать их, не при чинив воину боли.
— Не только мы должны будем действовать быстро и без ошибок, — не унималась Зита, — но и Незримый дол жен будет действовать именно так, как нужно нам, иначе ничего не получится.
— А куда он денется? — усмехнулся Конан. — Сквозь стены ему не пробраться, вдоль них он сможет пройти лишь там, где нет огня — так что бежать ему будет просто некуда, а дальше все будет зависеть только от тебя. — Он испытующе посмотрел на девушку. — Не передумала?
Она ничего не ответила, лишь отрицательно мотнула головой, и Конан понял, что она боится. Боится настолько, что даже говорить не может, и винить ее в этом нельзя, ведь, в отличие от Фабиана, она не воин и даже не мужчина. Она всего лишь молоденькая, сильно напуганная девушка, которой, к тому же, предстоит опасное дело.
Смертельно опасное дело.
Он присел перед ней на корточки, тронул щеку девушки ладонью, и она прильнула к нему, обхватив его сильную Руку своими маленькими ручками, и Конан почувствовал, как они дрожат. Он поймал ее взгляд, полный вполне понятного страха и… решимости сделать все, как он сказал.
— Успокойся, детка, я буду рядом. Все будет хорошо.
Обычное напутствие перед опасным делом, которое неизвестно чем кончится, потому что враг опасен и запросто может вырваться — это Конан тоже понимал и знал, что понимает это и Зита. И понимал он еще одну важную вещь: вся их надежда сейчас на быстроту и неожиданность, но и в этом случае все построено на «если»… Точнее — на двух «если».
Задуманное им должно получиться, если Незримый не выработал еще собственного плана действий и если он не поймет, что придумали они. Это второе если было определяющим. Их план должен стать понятен не раньше, чем бегство окажется невозможным. Иначе — все пропало. В лучшем случае, у них будет немного времени, чтобы попытаться придумать что-то еще, но это будет уже очень и очень непросто.