предложат переехать в Даллас на новую работу, более подходящую. Будете ходить ко мне в гости. Поселитесь рядом, чтобы далеко не ездить. Знаете, какова самая интересная особенность моего дома? Он расположен менее чем в двух милях от дома генерала Уокера.
Джордж выставил вперед указательный палец и поднял большой.
Дверь отворилась, и вошел высокий мужчина с короткими седыми волосами. Очень смуглый, в коричневом костюме и голубой рубашке. Скорее всего, он и есть Марион Коллингз. Джордж представил их друг другу. Коллингз оказался худощавым и подтянутым, пожилые люди такого телосложения словно дают понять, что намерены вас пережить.
Джордж вышел.
– Прочитал ваш очерк, – сказал Коллингз. – Очень выразительно и глубоко. Я благодарен, что вы позволили нам ознакомиться с ним. Вы подметили такие тонкости, на которые обратил бы внимание только опытный наблюдатель. Много интересного о радиозаводе и рабочих. Хорошо скомпоновано, удачный пласт социальных отношений. Я бы сказал, хорошее начало. Есть основа для дальнейших действий.
– Я рассказал Джорджу все, что вспомнил, из того, что не вошло в очерк.
– Да, мы с Джорджем уже поговорили. И мне бросается в глаза основной пробел.
– Какой?
– Ли, если позволите, совершенно немыслимо, что вы провели два с половиной года в Советском Союзе в качестве дезертира, и с вами ни разу не связались из КГБ.
– Меня допрашивали в Министерстве внутренних дел, чтобы дать окончательное разрешение на выезд.
– Кто дал вам разрешение на въезд? В Хельсинки вы подали документы на визу и получили ее за два дня. Обычно это занимает неделю. Мы знаем, что в то время советским консулом был чиновник КГБ.
– Вы, может быть, и знали, но я не знал. Они там повсюду. Я ничего им не предлагал. Просто искал лучшей жизни.
– Ли, если позволите, как только мы увидели, что вы желаете уехать оттуда, мы облегчили вам путь. Вы интересный человек. Долгое время жили в СССР. Мы хотим взаимодействовать с вами. Мы очень практичны. Нам безразлично, чем вы занимались со Вторым Главным Управлением. У вас был роман, потом вы разошлись. Прекрасно. Такое постоянно случается. Мы хотим лишь некоторых подробностей. Мы не ФБР. Не собираемся мстить, арестовывать, предъявлять иск. Мы хотим взаимодействия. Мы вам, вы нам. Договорились?
– ФБР следит за мной?
– Я не знаю, – ответил Коллингз, – Откуда же мне знать такие вещи?
Будто у него спросили температуру плавления титана.
– Послушайте, все очень просто. Мы хотим знать, что с вами происходило. С кем и где встречались, что вам говорили. Не прямо сейчас, конечно. Мы специально ждали несколько недель, чтобы выслушать ваш отчет. Мы не хотим давить на вас. Мы понимаем, что значит дезертировать, лишиться иллюзий, находиться под давлением. По вашим заметкам ясно, что вы знаете, какие именно факты стоит записывать. Поймите, мы не ждем от вас покаяния или признаний. Это не входит в наши планы.
Он сидел на краю стола Джорджа.
– Факты остаются просто фактами до тех пор, пока кому-то не потребуются. Тогда они становятся информацией. Вот мы находимся в сорокаэтажном здании, фасад которого отделан легким алюминиевым рельефом. Ерунда, казалось бы. Но эта ерунда может значить очень многое для определенных людей в определенное время. Или старик ест персик – этот факт становится информацией, если дело происходит в августе, на Украине, а вы турист с фотоаппаратом. Между прочим, я в любой момент могу достать вам «Минокс». Нам по-прежнему нужна живая информация от разумных людей. Возьмите, к примеру, Джорджа. Он предоставляет нам данные, которые мы тут же анализируем и рассылаем по другим агентствам.
Ли промолчал.
– Можно называть вас Ли?
– Можно.
– Ли, у вас нет школьного аттестата, только так называемая справка. У вас нет высшего образования. Вас уволили из армии по причине дезертирства. Вы почти три года жили в СССР. Либо пробел в вашем послужном списке, либо три года в СССР. Выбирайте. Мне достаточно лишь позвонить, и вас примут в далласскую фирму на очень интересную работу, секретную работу, где вы начнете с нуля, но у вас появится возможность выучиться серьезному делу.
Марион Коллингз стоял у стола, загорелый, честно и правильно загорелый, настолько подтянутый и бодрый, что казалось – щелкни он пальцами, и картина упадет со стены.
– Будьте уверены, вы созданы для этой работы, и приступите к ней буквально на днях. Ну что, я жду вашего ответа.
«Минокс» – знаменитый шпионский фотоаппарат. Хайдел читал о нем в книгах.
Он шел по безлюдному центру Далласа, безлюдным воскресным днем, по жаре и свету. Его заполняло одиночество, которое он всегда отказывался признавать, отчужденность, гораздо глубже, чем в России, странные грезы, ослепительно белое сияние, которое выжигает дотла. Он хотел действовать, четко зная свою роль, хотя бы раз сделать шаг, который не приведет к разочарованию. Он шел в тени небоскребов страховых компаний и банков. Конец отчужденности наступит лишь в тот момент, когда он присоединится к истинной борьбе, происходящей вокруг. Этот момент мы называем историей.
12 августа
Бренда Джин Сенсибау, известная под актерским псевдонимом Бэби Легран, сидела за туалетным столиком в гримерной клуба «Карусель» и замазывала маскирующим кремом прыщик около рта. Узкий столик длиной во всю стену был завален расческами, чашками с кофе, термосами, косметическими наборами, глянцевыми журналами, лаком и пеной для волос, коробками салфеток, и на нем стояли четыре зеркала без рам. На Бренде был халат ее сестры.
По «КРЛД» шла «Линия жизни» – патриотическое шоу, где освистывали государственные затраты.
Чтобы мазь легла как положено, Бренде пришлось подпереть щеку языком. Лицо перекосилось, и говорить стало трудно. Разговаривала она с девушкой у соседнего зеркала, Линетт Батистоун, которая казалась чуть ли не школьницей.
– Может, он и даст тебе аванс, – сказала Бренда. – Главное, проси, когда он в настроении.
– Слыхала я, как он дает авансы, – ответила Линетт.
– Это ведь Джек. То есть, иными словами, он не ожидает результатов. Кто сказал тебе об этом, дорогуша?
– Молли Брайт.
– Не слушай ее. Джек такой, клеится только на словах. Трепло страшное. Но это не значит, что тебе придется с боем вырываться из клуба.
– Мне так и говорили. Но это, знаешь ли, чересчур.
– Что именно?
– Ругается на своих девчонок вроде «сука безмозглая» или «спущу с лестницы на хуй».
– Но, дорогуша, здесь же тебе не бухгалтерская контора. Подумаешь, выразился немного.
– У него припадки, он постоянно орет, – сказала Линетт.
– Зато никогда тебя не тронет.
– Молли Брайт предложила заменить Блейз, и что в итоге? Скандал.
– А ты больше слушай Молли Брайт. Знаешь, если б дерьмо было музыкой, она была бы духовым оркестром. Нужны позарез деньги – попроси у Джека. Только не забудь сказать о продуктах. Он ловится на все, что связано с едой.
Линетт сидела в ковбойском костюме, со стеком и длинноствольным револьвером. Бренда считала, что у девушки есть талант, но вот вкуса – ни капли. То, что она показывает, даже стриптизом не назовешь. Скорее порнуха, плюс пара проходок и штришков.
– Мне говорили, что в Новом Орлеане этот Джек – настоящий воротила.
– Он там держит другой клуб.
– Он там держит другой клуб, я знаю.
– Называется «Вегас», – сказала Бренда. – Но насчет воротилы не слышала. Тут надо подумать.
