комсомола…
— Вам-то уж это не к лицу! — позванивающим голосом говорил Вагин Якову Борисычу, и глаза его от злости были совсем темными.
Все Антиповы и Женя стояли вокруг, не было только Снигирева. Яков Борисыч отвечал Вагину спокойно, но лицо его сделалось камен-но-твердым, каким часто бывало при разговоре с Вагиным. Игнат Николаевич с откровенной опаской смотрел на Суглинова, из-за его плеча выглядывала встревоженная, растерянная Полина Ивановна. А у остальных Антиповых были такие лица, каких я еще никогда не видела: решительные и строгие. Только Павел волновался и все хотел что-то сказать, торопился, но Женя останавливала его. Что же все-таки случилось и кто все это начал?..
— Давайте восстановим всю историю сначала, — говорил Яков Борисыч.
— Пожалуйста! — ответил Вагин.
— И ваш отдел, и на заводе знали, что теоретические разработки КПД планетарных передач недостаточны, нуждаются в дальнейшей экспериментальной проверке?
— Ну? — спросил Вагин. — Схему-то лаборатория дала?!
Игнат Николаевич промолчал. Теперь уже рядом со мной стояли Олег и Анатолий, и Вагин быстренько, точно искал поддержки, поглядел на Анатолия, но тот, настороженно, будто что-то решая, смотрел на Суглинова.
— Схему дала лаборатория, против этого никто не возражает, — сказал Яков Борисыч.
— Мы никому не позволим возводить напраслину!.. — Чувствовалось, что у Вагина еще не прошел хмель; может, поэтому и молчал Игнат Николаевич, боялся сказать неосторожное слово?
Николай Ильич, невысокий, сухонький, шагнул вперед, легонько нажал ладошкой на грудь Вагина — тот послушно отступил, — сказал по-хозяйски размеренно и строго:
— Не сепети, паренек!.. За мной полста лет работы, понял? И на исходе жизни я краснеть не буду!
Я удивилась: всегда он просто шутил, точно не придавал большого значения работе, подсмеивался над другими, и — вдруг такое! Да и все Антиповы смотрели сейчас так, что я поняла: шутки шутками, а дело для них — делом!
— Когда лаборатория давала схему, — продолжал Яков Борисыч, — она оговаривала положение центра тяжести водила, так?
— Мы об этом ничего не знали… — растерянно произнес Павел и повернулся к Вагину. — Как же так, Виктор Терентьич?
— Ай, да подожди ты!.. Анатолий Кузьмич, что ж ты молчишь, ведь я с тобой согласовал новое его положение? — спросил Вагин у Анатолия.
— Этого не было, Виктор Терентьич, — отчетливо-ясным голосом проговорил Анатолий.
— Так, так, так… — отчаянным шепотком произнес Вагин, отводя плечо. — За это, знаешь, дружок, морду бьют!..
— С этим успеется, — повторил Олег, как когда-то говорил Анатолию, и заслонил его плечом.
Все смотрели на Анатолия, но он спокойно сказал:
— Вы запамятовали, Виктор Терентьич; такие вещи я обязательно оформляю документом, вы это отлично знаете.
Я видела, что все верили Анатолию. Я и сама верила: такой бы подлости он никогда не сделал!
Вагин, по-рыбьи перехватывая воздух разинутым ртом, обвел всех округлившимися от бешенства глазами. Плечи его судорожно вздрогнули, он резко обернулся, крикнул:
— Вера! Домой! — Пошел к дверям, сбивчиво говоря: — Мы это еще на коллектив вынесем!.. Чернить честных людей!..
— Что же это?.. Товарищи?.. — Вера заплакала, двинулась за ним как во сне.
Суглинов обернулся к Игнату Николаевичу, хотел что-то спросить, но Анатолий опередил его:
— Игнат Николаевич, а при сварке не повело днища новых ковшей?
— Каких ковшей? — замигал Игнат Николаевич. — Не знаю, подождите, не до этого!..
Ага, ведь Вагин говорил Анатолию об этом!..
У Якова Борисыча по-прежнему было холодно-строгое лицо. Он сказал, будто ничего решительно не произошло:
— Лебедки дают тридцатипроцентную мощность от расчетной. Боюсь, что дело здесь не только в искаженном положении центра тяжести водила, но и в сниженном, по сравнению с заданием, классе обработки, в точности монтажа. А, Игнат Николаевич?..
— Что вы! Мы все делаем, как конструктора спустили!.. — начал Игнат Николаевич.
— Подожди, Игнат, — перебила его Лидия Николаевна, подходя к ним и, словно от жары, облизывая губы; Игнат Николаевич с испугом смотрел на нее. — А что ты пьяный только что говорил?
— Побойся бога, Лидия! — крикнула ей Полина Ивановна. — Ведь человек спьяну!
— Молчи, Полька! — крикнул ей Николай Ильич. — Что у трезвого на уме… Говори, Лида!
— Я же шутил, Лида!.. — просительно сказал ей Игнат Николаевич.
— Заелся ты, Игнат! — горестно и непримиримо выговорила Лидия Николаевна. — Он, батя, похвалялся тут, что премию наверняка получит… Говорил, что лебедки чохом спихнет… Говорил, что колеса не цементирует… Говорил, что для скорости прессовые посадки заменил скользящими…
Лидия Николаевна произносила эти слова будто против своей воли и все вытягивала, вытягивала шею… Смотреть на нее было страшно. Вокруг стало совсем тихо. Игнат Николаевич в такт ее словам бессильно прикрывал веками глаза, точно защищался от ударов. Николай Ильич плаксиво морщился и невольно отодвигался от Игната Николаевича.
— Врет она, батя! — крикнул Игнат Николаевич.
— Эх, Игната, Игната… — медленно проговорил Николай Ильич и стал вдруг таким, что я увидела: ему далеко за семьдесят…
Повернулся, ссутулился и шаркающей походкой побрел к дверям. Лидия Николаевна заплакала, качнулась и пошла за ним. Игнат Николаевич и Полина Ивановна кинулись к Николаю Ильичу, цеплялись за его руки и плечи, уговаривали, просили…
— Это еще проверить-доказать надо… — с твердил Игнат Николаевич.
В дверях Николай Ильич обернулся, медленно оглядел комнату, будто навсегда прощался с ней, обнял Лидию Николаевну за плечи, и они вышли…
Случилось все это так быстро, что никто из нас и опомниться не успел,
28
Когда Николай Ильич и Лидия Николаевна ушли, Женя, стоя посредине комнаты, сверкая глазами, громко и с восхищением проговорила:
— Какой замечательный старик! Вот это рабочая гвардия! — И безжалостно докончила: — И он уж не вернется! Нет, не вернется ни за что!
Полина Ивановна плакала, Игнат Николаевич, какой-то сникший, бестолково суетился около стола, переставлял зачем-то рюмки и тарелки, руки его дрожали. Стокилограммовая Катенька сердитым басом укоряла Женю:
— Постыдилась бы, девушка! Я эту семью с детства знаю, и тут же на моих глазах она разваливается… Совесть иметь надо! Доказать еще надо!
Яков Борисыч, неподвижно стоявший у стены, сказал:
— Есть в жизни случаи, Катерина Александровна, когда доказательство — вещь как бы второстепенная. Их может и не быть в нужный час, но человек так пошатнется, что ему недолго и оступиться. И наше дело — вовремя, поддержать его, даже спасти, если хотите! — Он помолчал, глядя на Игната Николаевича, и, точно ожидая от него чего-то, продолжал, волнуясь: — Вы думаете, всем нам не дорога эта семья? Да я всегда привык ими гордиться!
— Вот я же и говорю!.. — обрадованно подхватила Катенька.
