от тебя услышала, ладно?
– И сколько ж тебе времени отпустить на это? – с печальной усмешкой спросил он. – Тоже до конца недели?
– Не знаю… Может, мой ответ будет готов раньше. Я позвоню тебе. Обязательно. А сейчас, пожалуй, пойду…
– Хорошо. – Бо отпустил мои колени. – Только знай: я готов вообще отказаться от шпаги в пользу Гошки, если ты примешь мое предложение, невзирая на мою общую неустроенность…
– Да. Я буду помнить об этом… – только и могла сказать ему я, потому что мне опять стало стыдно перед силой его чувства. Я такого была явно недостойна.
Возле моего подъезда, привалившись спиной к своей машине, меня дожидался Георгий в той простецкой черной кожанке, в которой я увидела его первый раз. Ничего от блестящего, довольного жизнью частного стоматолога в Далматове не было. Он опять мне здорово напомнил Дон Кихота с целующимися изнутри щеками. Только этот рыцарь печального образа не боролся ни с мельницами, ни со львами. Он сам был гипотетической мельницей или львом, или тем и другим в одном лице: коварным львом с бритвенно-острыми мельничными крыльями. С ним предстояло бороться мне.
Глупо было гордо проследовать мимо, а потому я подошла к нему и поинтересовалась:
– Ну, что скажешь, Георгий Аркадьевич?
– Все чушь! – гаркнул он.
– Что именно?
– Ну, то, что ты подумала!
– Откуда тебе знать, что я подумала?
– Ну ясно же: ты откуда-то узнала о наследстве, условиях завещания и решила, что нужна мне только для получения шпаги, которая здорово украсит коллекцию.
– А разве дело обстоит по-другому?
– Конечно!
– Что ж, у тебя было время придумать душещипательную историю, только я вряд ли ей поверю, – проговорила я, саркастически усмехнувшись. – Александр Дольский давно уже спел: «Как поэтичны оправданья измен, соблазнов и грехов»!
– Я не собираюсь оправдываться! Просто расскажу, как все было на самом деле. Только давай сядем в машину. Не на улице же…
– Ну давай, – почему-то согласилась я. Этот мужчина все еще имел надо мной необъяснимую власть.
Георгий сразу полез в карман куртки и вытащил что-то вроде ежедневника в тисненой черной коже, вынул одну из заложенных между страниц фотографий и передал мне со словами:
– Вот оно, наследство.
Сразу скажу, на шпагу это походило меньше всего. В плоской коробочке на винно-красном бархате лежала, свернувшись в колечко, прехорошенькая серебряная змейка. В центр каждой чешуйки, отороченной золотом, были вставлены мелкие сверкающие камешки. Два больших розоватых камня изображали глаза. Больше всего это изделие напоминало браслет.
– Ну и при чем тут шпага? – недоуменно спросила я.
– Это она и есть! Шпага-змея. Кольцо – это ножны, скрывающие в себе очень гибкий, упругий клинок. Голова и начало туловища – рукоять. В нее вмонтирована пружинная защелка, фиксирующая клинок в ножнах. Такие штуки делали в Толедо в шестнадцатом-семнадцатом веках. В оружейных лавках они так вот и продавались, непременно свернутыми, чтобы сразу были видны свойства.
– Вот это да-а-а-а… – протянула я. – А будто браслет…
– Ну… похоже, хотя много крупнее… Могли носить такую шпагу в качестве поддержки пышного рукава по моде того времени… А длина клинка, между прочим, около метра…
– Ты хочешь сказать, что твой отец где-то купил такое сокровище? Аж семнадцатого века?
– Нет, конечно. Это подарочная шпага, тоже безусловный шедевр испанского оружейного искусства, но середины девятнадцатого века. Скорее всего, она была изготовлена по специальному заказу для вручения в качестве памятного подарка высокопоставленному лицу, возможно, военному. Я справлялся у знатоков. Аналогов этой шпаги, похоже, нет ни в музейных, ни в частных коллекциях. Вот посмотри…
Георгий вынул из ежедневника еще несколько фотографий, представляющих шпагу в развернутом виде. Острый, тонкий клинок был покрыт изящным растительным орнаментом, вязью из листьев.
– Видишь, какая красота! Это травление и золочение. Вот тут, возле рукояти, в картуше…
– В картуше? – переспросила я.
– Ну да… Картуш – это часть орнамента в виде свитка с завернутыми краями, – с удовольствием начал объяснять Георгий. – Вот он… Внутри написано, что клинок изготовлен в Толедо, в 1646 году… Ну… копия точная, поэтому все сохранено… А на другой стороне… – Далматов протянул мне еще одну фотографию, – …изображен испанский герб, а здесь, видишь, какая-то надпись… пытался сам переводить, ерунда какая-то получается…
Я с интересом рассматривала снимки. Особая эстетика холодного оружия все-таки заворожила. Страсть Георгия к клинкам стала мне как-то понятнее, хотя все равно никак его не оправдывала.
– Красивая игрушка, – произнесла наконец я, возвращая Далматову фотографии.
– Что ты! Это не игрушка! Ей убить человека – как нечего делать!
– Но она должна пружинить, отклоняться в сторону…
– Ничего подобного! Наши уркаганы делают заточки из стальных рулеток, которые, как ты знаешь, смотаны вообще в спираль, и ничего, справляются с ними. А такие клинки производили настоящие мастера своего дела. Думаю, просто нужен был навык. Важно не только вовремя выхватить клинок, но и правильно оценить расстояние, на которое он распрямится, выскочив из ножен.
– А где ваш отец взял эту шпагу?
– Не знаю. Не захотел говорить. Я думал, что потом как-нибудь расскажет, но он не успел. Сердечный приступ сразил неожиданно и наповал.
– Ну и сколько стоит такая шпага? – Я вернула его к нашим баранам.
– Я пытался навести справки. Похоже, она вообще бесценна, как уникальное произведение оружейного искусства. Ну а если все же продать, например, серьезным коллекционерам, то можно выручить фантастические деньги. Даже не берусь сейчас подсчитать нули… Ты хоть поняла, почему я не хотел подпускать Бо к этой шпаге?
– Конечно! Ты хочешь владеть ею безраздельно!
– Да… Слова вроде правильные, но получается как-то неверно, извращенно… Понимаешь, мне не жаль было бы отдать брату сколь угодно много денег, хоть все, если б отец их нам оставил. Я хорошо зарабатываю сам. Но он оставил шпагу, а Богдан, который давно живет за мой счет, ее непременно продаст за гроши по сравнению с тем, что она стоит на самом деле.
– Ты мог бы научить его, как сделать так, чтобы не продешевить!
– Как ты не понимаешь: отец не хотел, чтобы мы эту ценность продавали. Он желал, чтобы шпага переходила по наследству, а у нас с братом, как на грех, детей нет…
– И ты хотел, чтобы я тебе дитя организовала, так? – зло спросила я.
– Честно говоря, это было бы здорово! – с грустной улыбкой ответил он. – Ты, я, наш ребенок и наследная шпага – что плохого в таких моих мечтах?
– Ты же от брата скрыл завещание! Ты высмеивал всех его девушек, чтобы он, не дай бог, не очаровался кем-нибудь, не женился и не заимел наследника раньше тебя!
– Завещание я скрыл, да! Но я объяснил тебе почему! А жениться я ему вовсе не мешал! С чего ты взяла?
Я чуть не ляпнула, что узнала об этом от Марины. Пришлось сказать первое, что пришло в голову:
– Потому что так считал сам Бо!
– Это он тебе сказал?
– Бо говорил, что тебе не нравилась ни одна из его девушек, и ты всеми силами каждый раз пытался убедить брата, что его избранница никуда не годится!
– Возможно, оно так и было, поскольку ни одна из его подружек действительно не годилась на роль
