— Слушай, Нонна, а может быть, ее тоже окрестить… на всякий случай…
— Аленку? Как ты себе это представляешь? Выкрадешь ее у Нади?
— Почему обязательно «выкрадешь»? Надя — неглупая женщина. Не думаю, что она запретит мне видеться с дочерью.
— Может, и не запретит, но не везти же малышку в такую даль.
— Да-а-а… — протянул Борис. — Слишком далеко для пятилетней девочки… да еще на перекладных… Но ведь, наверно, можно это сделать где-нибудь и поближе.
— Опасно, Боря. Действительно могут донести, и тогда без резолюции общего собрания твоей конторы дело точно не обойдется.
* * *
То, что происходило ночью с этими людьми после поездки в Малые Сельцы, уже было освящено церковью. Так они считали оба. На шеях Нонны и Бориса тускло поблескивали дешевые крестики из нержавейки, которые им надел на шеи отец Михаил. Обручальных колец не было. Только эти крестики, которые они всю жизнь потом будут считать обручальными. О таинствах крещения Нонны и венчании не знал никто, и это добавляло остроты их и без того сильным чувствам друг к другу. Остроты и почему-то… боли. Нонна, целуя любимого, то и дело смахивала непрошеные слезинки.
Борис морщил нос, коря себя за бабскую сентиментальность, и все равно ощущал сильное теснение в груди, когда прижимал к ней свою… настоящую жену. С Надей надо срочно развестись. Развестись… да… Срочно… но, по сравнению с настоящим, это все-таки будет потом… А сейчас в этом мире существуют только они: Борис и Нонна, их горячие, свившиеся в тесный клубок тела. Маленькие легкие крестики смешно клацают друг о друга. Простые хлопковые шнурки путаются, и уже не понять, где крестик Нонны, где Бориса… где сам Борис, а где Нонна…
* * *
— Этого не может быть! — крикнул в телефонную трубку Борис, оторвавшись от Нонны, и глаза его налились кровью. — Это ты специально мне говоришь, чтобы я вернулся! Лучше сразу признайся, что ты говоришь это мне назло!.. Нет! Не верю!.. Да потому что этого не может быть, и все! Конечно же я сейчас приеду! Но если ты все сочинила, я… я… убью тебя, Надя!
— Что случилось, Боря? — встревожилась Нонна, когда ее венчанный муж положил телефонную трубку. — Почему ты кричал, что… убьешь Надю?
Борис обернулся к Нонне с таким перекошенным лицом, что она испугалась, резко отпрянула и даже свалила на пол стул.
— Она сказала… она посмела сказать, что Аленка… что с Аленкой… — Борис бросился в коридор и стал натягивать куртку.
— Да что с Аленкой, Боря?!! — крикнула Нонна, выбежав вслед за ним в коридор.
— Понимаешь… эта женщина… в общем, Надежда… Она специально… чтобы меня достать… сказала, что с девочкой… это… несчастье… Я даже не стал расспрашивать какое, потому что она врет! С Аленкой ничего не должно случиться!!!
Борис наконец справился с курткой и, не глядя на Нонну, вылетел из квартиры.
— Боря! Возьми такси!! — крикнула она ему вслед, захлопнула дверь и бросилась к телефону.
Та-а-ак… Кому ж позвонить? Галина Павловна, скорее всего, пошлет ее подальше и, в общем-то, будет права. Маринка! Да! Сеструха может знать, что там у них стряслось! Нонна набрала номер Марины и без всяких дежурных приветствий прокричала:
— Маришка! Что там с Аленкой?! Надя звонила… Борис умчался сам не свой, а я ничего не поняла! Ты ей дала мой номер телефона?
— Да… я дала… Потому что… нечего было затевать венчание, пока не…
— Не твое дело! — грубо прервала сестру Нонна. — Ты мне лучше скажи, что случилось.
— Да уж случилось… Аленушка… она… В общем, девочка сломала позвоночник…
— Как?!
— Упала с качелей. Хотела встать, а тяжелое деревянное сиденье, пролетая над ней, стукнуло ее по спине.
— Какой ужас!! А Надя-то где была?! Аленка же маленькая еще… Неужели одну отпустила гулять?
— Надя сейчас в невменяемом состоянии, чтобы внятно рассказывать, но думаю, там дело шло на секунды. Она могла и не успеть помочь дочке, если та неожиданно соскочила с качелей.
— И что теперь?
— Откуда же я знаю!
Сестры помолчали, потом Нонна деревянным голосом спросила:
— И ты, конечно, считаешь, что все это случилось из-за меня?
— Я, Нонка, действительно не могу понять, зачем вы с Борисом это сделали! Зная тебя, я прекрасно понимаю, чья была инициатива. Неужели нельзя было подождать, пока он разведется?
— Тебе, Маринка, не понять… В общем, не могла я больше ждать! Я и так его всю жизнь ждала… ждала… дождалась, а тут Надя между нами… А он порядочный, терзается… Дочку любит… Я не могла позволить, чтобы он от меня обратно к Надежде вернулся!
— А как ты сумела его в церковь-то затащить? Он хоть знал, зачем ехал, или ты его обманом?..
— Нет, Мариша… все было без обмана… Просто… он тоже… страшно влюбился… Страшно, понимаешь?! Мы оба чувствовали, что у нас не просто банальная связь, секс… Мы полюбили оба изо всех сил… Навсегда… И даже такой человек, как Борис, понял, что нашу любовь надо узаконить… и не в ЗАГСе… Она выше всех этих бумажек со штампами…
— Знаешь, Нонка, когда-то мне тоже казалось: моя любовь к Павлу Епифанову — не от мира сего! Что из этого получилось, ты знаешь. Думаю, каждый человек, влюбляясь, считает, что его любовь самая- самая… что ради нее можно все старое порушить… А на самом деле нельзя… Нельзя, Нонка! Расплата неминуема!
— Совсем с ума сошла! Вещаешь, как пифия, надышавшаяся ядовитых испарений! Мы не виноваты в том, что Аленка упала с качелей! Слышишь! Не виноваты! И не вздумай утверждать обратное!
Нонна так шлепнула трубкой об аппарат, что от нее отскочил кусок серого пластика. Тоже хорошего мало. Аппарат новый, кнопочный. Борис с последней получки купил. Радовался, как ребенок. А теперь его ребенок… Нонна запустила пальцы в волосы и просидела почти без движения битый час.
Борис вернулся к Нонне с дрожащими губами и седой прядью в черных густых волосах.
— Я не знаю, что мне делать, — сказал он, прямо в куртке опустившись на диван. — Отпусти меня, пожалуйста…
Нонна похолодела. Она с трудом разлепила вмиг смерзшиеся губы и сказала:
— Даже если ты уйдешь от меня, Аленка не поправится… так вот… сразу…
Борис нисколько не удивился тому, что она уже что-то знает про его несчастную дочь, и глухо произнес:
— Нам с тобой не надо было этого делать… Я чувствовал, но… Понимаешь, Нонна, я тоже как-то глупо поверил в нашу избранность… Никогда и никого не любил в своей жизни так, как тебя, а потому решительно отмел всяческие сомнения… А ведь они были, Нонна, были!
— То есть ты… — дрожащим голосом начала она, — теперь жалеешь… Может быть, ты считаешь, что ошибся… Ты меня больше не любишь, Борис?
Епифанов повернул к ней породистую голову, которую седая прядь только украсила. Лицо было искажено гримасой боли, но и она шла ему.
— Не знаю… — с трудом проговорил он. — Ничего не знаю, Нонна… Лучше и не спрашивай.
— Нет уж! — Нонна встала прямо перед ним. — Ты все-таки честно скажи: любишь или…
— Скорее всего, «или»… — не поднимая на нее глаз, ответил Борис.
— Тогда… уходи… — сказала Нонна, вышла из комнаты на кухню и встала лицом к окну.
Когда за Борисом захлопнулась входная дверь, она медленно опустилась на диванчик. Голова была пуста и гулка. Что ж, пожалуй, даже хорошо, что не надо больше думать ни о Наде, ни о бедной Аленке. Можно бездумно пить чай или смотреть телевизор. И Нонна пила чаи и смотрела по телевизору все подряд. Нет, она, конечно, ходила на работу, но так… без полного включения в производственные проблемы.
