МАРИНА И ДМИТРИЙ
Марина очень порадовалась тому, что Дмитрий Епифанов жил недалеко от Петербурга, под Новгородом, и удивилась, что родственники о нем не знали почти ничего, считая, что он забрался куда-то в самую глубь России. То, что Епифановы были все-таки правы насчет глухомани, Марина поняла, когда, после поезда и двух часов, проведенных в переполненной электричке, она еще битый час тряслась в совершенно разбитом, насквозь провонявшем бензином автобусе, а потом еще минут сорок ехала в машине «Нива» механизатора из села Колтуши.
— Это вам еще повезло, что я в райцентр за шмотками поехал, — широко улыбаясь пухлыми розовыми губами, сказал молодой светловолосый водитель «Нивы», назвавшийся Тарасом. — В отпуск собираюсь, вот приодеться решил… А так в наше село никакой транспорт не идет.
— И как же тогда? — удивилась Марина.
— А никак! Ножками! Тут километра четыре, не больше, если по дороге. А если леском, так не больше двух, но это только для знающих дорога. Вы вот обязательно заблудились бы.
— Странно… — проговорила Марина и даже пожала плечами. — Мне казалось, что в стране уже не осталось таких богом забытых мест…
— У-у-у-у… — с усмешкой протянул розовощекий и курносый владелец «Нивы», ловко ведя свой транспорт меж колдобин, до краев наполненных грязной коричневой водой. — Это только вам, столичным жителям, кажется, что уже наступило всеобщее изобилие. А у нас тут… то сахар не подвезут, то соль, а то вдруг электричество дня на три вырубят — и все! Холодильники текут, телик не посмотришь, работать невозможно. Кошмар, в общем. Живем, как пещерные люди!
— Так… может быть… уехать?
— Куда? Разве вы нас ждете в своих столицах?! Да и вообще… Все мои бабки и дедки тут, на сельском погосте лежат, отец тоже и даже брат старший… Куда я отсюда? Моя жена, Шурка, без коровы с ума сойдет! Она Машку обожает, почти как наших собственных детей! А у дочек… у каждой по своей курице… а еще поросенок Кузька… В общем, вам, городским, нас не понять…
Тарас особо ловко объехал огромную ямищу, доверху заполненную густой бурой жижей, и спросил:
— А вы, стало быть, к отцу Дмитрию… В гости иль как?
— Он родственник мне по мужу, но мы никогда с ним не виделись, — ответила Марина. — Пришла пора обсудить кое-какие семейные проблемы. Так что можно сказать, в гости.
— Обрадуется, наверно, — улыбнулся Тарас. — Что-то и не припомню, чтобы к нему кто-нибудь когда-нибудь приезжал. Одиноко живет отец Дмитрий…
— А семья? Есть у него семья? Православным священникам, кажется, не возбраняется?
— Не возбраняется, да… Но семьи нет. Не знаю почему. Многие наши бабы пытались охомутать отца Дмитрия, но… как-то все мимо. Сплетничают, конечно, много. Говорят, что была у него в юности какая-то горькая любовь, из-за которой он, собственно, в религию и ударился. Может, врут, не знаю. Он ни с кем не откровенничает, да и сан, наверно, не позволяет. А мужик он красивый… Завидный… Вон, кстати, и храм наш сельский. Каменный, между прочим. Мы его всем миром восстанавливали! Отец Дмитрий уговорил. Жутко старинная постройка, чуть ли не пятнадцатого века. Таких, как наша церковь Николы Мокрого, еще поискать!
— Мокрого? — улыбнулась Марина. — Почему Мокрого?
— Ну… это потому что раньше место, где храм стоит, было сильно заболоченным, а километров за тридцать от нас, в селе Вихревке, есть еще один Никола. Тот уж Сухой.
Марина выбралась из машины и оглядела церковь Николы Мокрого. Она мало что понимала в древнерусском зодчестве, но беленый храм, не имеющий боковых пристроек, показался ей очень стройным и устремленным к небу.
— Хорош, правда! — утверждающе воскликнул Тарас, тоже соскочивший на землю с довольно высокой подножки «Нивы». — Вон там, — он указал на темно-серый купол, — под куполом, на барабане, изразцовый пояс. Так отец Дмитрий это называет. Видите, там зеленые плитки! На них, между прочим, изображены люди, птицы и всякие странные животные. Я помогал отцу Дмитрию чистить эти плитки. Красивые! Уж на что я равнодушный ко всему такому, а и то… мороз по коже… Такие там птицы… Потом… как бы… медведи, что ли… В общем, зверюги! Говорят, раньше… давно… была еще и звонница и какие-то приделы… кажется, так называются… Отец Дмитрий средства собирает, чтобы, значит, возродить… Но разве ж соберешь? С кого? Кто тут бывает-то?! — Тарас глянул на часы, удовлетворенно кивнул и сказал: — А вон там, за церковью, дом отца Дмитрия. Пойдемте, я покажу… Он сейчас у себя. Службы все кончились.
Дом, где проживал отец Дмитрий, в отличие от сельского храма, был маленьким, неказистым и приземистым, обшитым облупленными темно-зелеными досками. Тарас постучал по слегка приоткрытой двери костяшками согнутых пальцев и крикнул:
— Отец Дмитрий! К вам можно?! Это я, Тарас Зазнобин!
Марина не услышала никакого ответа, но Тарас радостно улыбнулся, приоткрыл дверь и жестом предложил ей войти в дом вперед себя. Она смущенно поежилась и шагнула в темные сени, из которых на нее пахнуло сухими травами. В комнате, куда Марина попала из сеней, к ней навстречу из-за стола поднялся высокий бородатый мужчина с прозрачно-пронзительными синими глазами. Он был облачен в какие-то непонятные ей черные одежды, а длинные темные волосы с легкой проседью были забраны в хвост, как у какого-нибудь рокера или байкера.
— Вот, отец Дмитрий, ваша родственница! Аж из самого Санкт-Петербурга!
— Здравствуйте… — пролепетала Марина, прислонившись к косяку двери и совершенно потерявшись под взглядом действительно очень красивого мужчины. — Марина Евгеньевна Епифанова, жена… то есть… вдова… то есть два раза вдова…
Она запнулась, не зная, как объяснить незнакомому человеку, да еще и священнослужителю, как она умудрилась два раза стать вдовой. Тарас Зазнобин, видимо почувствовав себя лишним при этом разговоре, поспешил откланяться.
— Если что, забегайте перед отъездом к нам, Марина Евгеньевна! — крикнул он уже из сеней. — С женой познакомлю, да и назад отвезу, а то когда еще машину дождетесь!
— Спасибо, Тарас! Обязательно зайду! — ответила Марина и опять сжалась у дверей. Пристальный взгляд Дмитрия Епифанова ее почему-то пугал. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, она сказала: — Красивый у вас храм… с этим… с изразцовым поясом… Я, правда, не знаток, но сооружение очень гармоничное…
— Да, храм действительно красивый, — пряча в бороде улыбку, отозвался отец Дмитрий. — Пятнадцатый век — это вам не шутка!
Голос у него оказался громким и сочным. Такой, по мнению Марины, пристал бы артисту. Впрочем, для службы в церкви тоже нужен сильный голос.
— Да вы проходите, садитесь, — уже улыбаясь во все лицо, предложил отец Дмитрий и отодвинул от простого деревянного стола не менее простой жесткий стул. — Садитесь. Рассказывайте. Вы, значит, жена… то есть вдова, какого-то из моих троюродных братьев. Которого же? Я давно с ними не виделся.
— Пав-вла, — запинаясь, ответила Марина. — И еще… Алексея…
Ее глаза совершенно неконтролируемо налились влагой, и она, рухнув на стул, громко разрыдалась, хотя никак не планировала изливать свои чувства перед абсолютно чужим человеком. Она хотела от него только определенных сведений, если он, конечно, таковыми обладает.
— Что-то я не очень понял… — Голос отца Дмитрия прозвучал почти над самым ухом Марины. Она догадалась, что он присел на соседний стул.
— Да-а-а… Мне об этом нелегко говорить, но я все-таки попробую…
Высморкавшись и вытерев слезы, Марина, как могла, рассказала ему о своих взаимоотношениях с Павлом и Алексеем Епифановыми.
