– Нет, честь оказывать всегда должно!
Варданик принес сноп пшеницы, разостлал перед Варданом и присел у костра. Уселся и Вардан. Арцви стоял чуть поодаль.
– Косовицей занят ты, как вижу? – заговорил Вардан. – Но помощник у тебя очень молод, брат- крестьянин!
– Ушли помощники мои! – спокойно объяснил крестьянин. – Один – в полку нахарара Атома Гнуни. Другой – в армянской коншне, лично известен Спарапету, бог ему в помощь! – При этих словах крестьянин перекрестился. – На днях сам оч, как дым, пронесся по Аварайрскому полю. Заговорили мы с нг.м, а он исчез…
Опечаленный, Вардан не отводил глаз от огня.
– Трудно тебе, значит, приходится? – сочувственно спросил он крестьянина.
– Да благословит тебя господь, воин! Ты спрашиваешь, трудно ли? Мука из мук! Разве земля дает что- нибудь даром? Труда она требует… – Он задумался и добавил уже мягче: – Да, и то сказать, тому, кто на ней трудится, она дороже становится.
Он замолк, затем вновь заговорил:
– Вот, говорят, Азкерт идет на нас войной. Ну что ж, пусть идет. Придет он – и еще дороже станет нам наша земля!
Вардан поднял на крестьянина взгляд: нет, тот не шутил; наоборот, он был вполне серьезен и спокоен. Помолиав, Вардан спросил мягко и задумчиво, не отводя глаз от огня:
– Ты что ж, войны хочешь, брат-крестьянин?
– Кто войны захочет, брат-воин? – с укором ответил тот. – Война – от злого духа, – он приложил ладонь к земле, – кровью ведь она напоена! А кто крови захочет?.. Да только чем больше пролито на землю крови, тем она дороже сердцу делается. Вот это и есть родное – родина!..
Затем, подумав, он добавил:
– Земля – она впитанной горечью мудра и этой горечью сердцу мила. Жизнь в ней… Великая мудрость в земле, брат-воин!..
Тхмут катил свои воды. С подмытого берега с плеском рухнул в воду пласт земли и пустился в путь вместе с волнами.
Вардан с любопытством внимал скромному крестьянину, который так спокойно и с таким достоинством высказывал свои мысли о земле, о жизни. Как мало он был похож на встреченных Варданом в Александрии и Греции философов, которые выражали лишь заимствованные из книг или друг у друга мысли! А этот крестьянин и не подозревал, что он – философ. Его устами говорили земля, кровь, пот и труд, которые покрыли свинцовым налетом его загорелое, обветренное лицо и наложили иней седины на его волосы.
– Теперь Азкерт тащится сюда. Ну что ж, обломает себе рога о землю!.. – негромко рассмеялся крестьянин. – Когда же это побеждал кто-нибудь землю?
– А не случается разве, что народ погибает в борьбе? – спросил Вардан, стряхивая с себя задумчивость.
– Случается! – спокойно подтвердил крестьянин. – В мире покоя нет, брат-воин! – он показал рукой на реку. – Вот – видишь?
– Вижу.
– Вот и ушла… Не та уже!..
– Да, взглянул – и нет…
Костер затухал. Ветерок устало сложил крылья. Собеседники умолкли. Погруженные в свои мысли, они молча смотрели на огонь. Вардан думал о том, что крестьянин даже не спросил его, что это за лагерь раскинулся на берегу, не посмотрел в сторону каравана, не полюбопытствовал, с кем он говорит.
И Вардан решил не тревожить покоя старого крестьянина – на него подействовало это полное достоинства отсутствие любопытства. Игеьчю так этот человек и представлялся Вардану – как неисчерпаемая сила, идущая от той «горькой», «политой кровью» земли, которая делала родину «милой сердцу».
Пора било возвращаться: приближалась ночь, крестянин нуждался во сне. Да и сам Вардан был утомлен.
– Ну, доброй ночи, друг-крестьянин! Да ниспошлет тебе господь удачу!.. – произнес Вардан, подымаясь.
– Мир утру грядущему, брат-воин! – отозвался крестьянин, также вставая.
Вардан вернулся в заснувший лагерь.
Войдя в отведенный ему шатер, он сел и негромко хлопнул в ладоши. Вошедшему Арцви он приказал незаметно вызвать азарапета, Нершапуха, Артака Мокац и Шмавона, шатры которых били разбиты неподалеку.
Нахараров разбудили. Несмотря на усталость и недовольство тем, что потревожили их сон, они жаждали узнать, что хочет им сообщить Спарапет. Войдя в его шатер, они расселись. Но Вардан медлил.
– Почему ты не настоял, чтобы мы свернули к Арташату? – спросил Нершапух.
– Хотел выиграть немного времени. Нам надо спешить, – объяснил Вардан, – ведь позади наступает войско!
– Мысль об этом войске сильно меня заботит, – заявил азарапет. – Не можем мы спешить»…
– Нет, я решил не медлить. – возразил Вардан. – И именно из-за этого…
Устремив вдаль полные грусти глаза, он продолжал, как бы беседуя с самим собой:
– Остались в плену, в когтях у зверя, заложниками… Только бы удалось им вырваться! Но когда еще это им удастся.
– А-а… – протянул Нершапух и поник головой. Он понял: Вардан имел в виду армянскую конницу.
– А он-то, глядите, – предал своих детей! Ноет у него теперь сердце… Да он и впрямь достоин проклятия! А их у него двое… Каково же мне предать стольких моих сынов! Через море крови я провел их…
Глаза Вардана наполнились слезами. Он похож был на скорбящего отца, самое драгоценное сокровище сердца которого находится вдали, в смертельной опасности. Вардан как будто забыл, что вызвал к себе нахараров, намереваясь сделать им важное сообщение. Он мысленно унесся в далекую область Апар, увидел тысячи юношей, доверивших ему свей жизни: тоскующими и преданными глазами смотрели они ча него – своего отца, своего бесстрашного Спарапета, с которым вместе проливали кровь и который стал после этого самым близким и родным для них человеком.
Вардана терзала тревога за судьбу своих бесценных бойцов. Правда, события развернулись помимо его воли. Правда, отчизна била драгоценнее и требовала большего внимания, чем эти несколько тысяч всадников, которых он мог бы бросить в бой в случае военной необходимости, как бросал не раз. но Вардаи был так глубоко привязан к своим бойцам; и сознание, что он оставил и беспомощными бешеному зверю на расправу, сильно мучило его.
– А Лшуша? – пробормотал он. – Грех на нашу душу!.. Сын братского народа… наш соратник!.. Но что могли мы сделать? – И Вардан умолк со скорбью в глазах.
Артак нарушил тягостное молчание:
– Спарапет, меня мучают неопределенность и сомнения. Умоляю, скажи – что нам делать? Что ты решил?..
– Решение напрашивается само собой, князь: должна пролиться кровь!
– Но ведь ты работал днем и ночью, готовился, и все тебе не хватало времени. И мы все не готовы?
– Эта пора миновала!.. Теперь должен сказать свое слово сам народ: воевать-то придется ему! И когда он подымется, не пытайтесь сломить его дух! Теперь он – наша сила. Пусть только вырвутся из когтей Азкерта мои заложники, конница моя!.. Но я не стану ждать!.. Над ними кружит смерть… Погиб и Ашуша! Как и те дети – его сыновья…
– Спасибо, Спарапет! – мягко сказал Артак. – А то одолели меня горечь и тоска…
– Ты погоди, погоди! Я еще такую беду обрушу насильнику на голову, что проклянет он самое рождение свое… Ни на день раньше, ни на день позже…
