Арташат. Глухой шум свидетельствовал о пробуждении утренней жизни в армянской столице.
Городские ворота были распахнуты, и под их сводами уже началось оживленное движение. Двое пожилых длиннобородых стражей сонно переговаривались друг с другом, глядя на воды Аракса. Прямо против ворот тянулся узкий Арташатский мост. Течение Аракса разбивалось у его подножия, но видно было, что весенний паводок грозит его древним устоям.
Один из стражей, синие глаза которого были воспалены после бессонной ночи и почти смыкались от усталости, звучно зевнул и, подняв взор к бойнице башни, сонливо позвал:
– Лусерэс, солнце уже взошло! Смени нас, дай нам уйти!..
Однако дозорный на башне, не слушая его, внимательно разглядывал что-то черневшее вдали, у западного подножия Масиса.
Дальнозоркость позволяла Лусерэсу различить мелькавшие в воздухе наконечники копий, сверкавшие на солнце шлемы всадников. Он затрубил в рог, и тотчас из городских ворот вылетели три конника и помчались через мост навстречу приближающимся: один – прямо по равнине, другой свернул вправо, третий – влево.
На сторожевой башне, с луками наготове, показались стрелки. Стражи прошли к дороге, ведшей на мост.
Однако трое верховых, посланных на разведку, присоединились к подъезжавшим и спокойно возвращались вместе с ними в город: это были нахарары со своими отрядами – Вардан Мамиконян, Аматуни, Артак Мокац и Артак Рштуни.
Лусерэс вновь затрубил в рог, чтоб оповестить крепостного воеводу о прибытии нахараров, и приказал снова распахнуть настежь городские ворота. Тотчас с грохотом были выбиты запоры, и ворота, скрежеща, раздались.
Жители сбегались со всех сторон. Появился крепостной воевода – низкорослый и круглый, как шар, с живыми движениями и глазами, похожими на орешки. Он приказал оттеснить назад все прибывавших горожан, усилил внутреннюю стражу у городских стен и, распорядившись держать проезд свободным, сам вышел навстречу подъезжавшим.
Нахарары и их отряды с дробным топотом проехали по мосту и уже приближались к воротам. Среди них выделялись суровое лицо Вардана, на коротко подстриженной бороде и длинных волосах которого осела желтоватая дорожная пыль. Лица остальных- Ваана Аматуни и нахараров Мокского, Рштуни и Арцруни – раскраснелись и выглядели утомленными. Вид взмыленных коней, от которых валил пар, свидетельствовал о том, что долгий путь был покрыт ими быстрым маршем.
Стража взяла «на караул» и с поклоном выстроилась по обеим сторонам городских ворот. Прибывшие въехали. Топот коней по каменному настилу узких улиц отдавался эхом по городу.
Из домов и закоулков выбегали поглазеть горожане, но всадники, быстро проскакав по городу, остановились перед высоким зданием из тесаного камня.
Тотчас же из пристроек выбежали служители, подхватили поводья скакунов. Нахарары спешились и, разминая затекшие от долгой езды ноги, по каменной лестнице поднялись на второй ярус здания.
Большая группа нахараров, очевидно, заранее собравшаяся здесь, радушно и почтительно приветствовала прибывших. Несколько человек спустились вниз и облобызались с ними.
Вардан окинул встречающих пытливым взглядом. Это были знатнейшие представители страны: крепкий, хотя и сутулый Гадишо Хорхоруни, с замкнутым, непроницаемым и недобрым взглядом; рядом с ним – Гют Вахевуни, с холодной усмешкой на рябом лице. В глаза Вардану заглядывал, как бы пытаясь что-то прочесть в них, Шмавон Андзеваци, как видно, сильно встревоженный полученными вестями. Сонно оглядывался Варазшапух Галуни. Все они молчали и не двигались с места. Лишь Атом Гнуни, статный чернобровый юноша с великолепной воинской выправкой, крепко расцеловался с Артаком Мокац: видно было, что они связаны большой дружбой.
Нахарары, подхватив под руки Ваана Аматуни, с почтительной заботливостью помогли ему подняться на террасу. Обняв рукой за плечи нахарара Гнуни, Вардан любовным взглядом окинул его великолепно сложенную фигуру. И действительно, юноша был на редкость строен и хорош собой.
– На охоте был? – с лаской в голосе обратился к нему Вардан.
– Нет, государь, я водил свой отряд на занятия в ущелья… – смущенно ответил Атом.
Артак Мокац дружески схватил Атома за руку, и они вместе поднялись наверх. Нахарары почтительно расступились перед Вааном Аматуни и Варданом, которые первыми вступили в приемный зал дворца, где обычно происходили совещания по вопросам государственной важности. В этом же дворце обычно останавливались и высокопоставленные гости.
Сыростью пахло в просторном приемном зале, хотя и пышно убранном тканями и коврами. Вдоль стен были расставлены сидения с подушками, в нишах разложены пергаментные фолианты с инкрустацией из драгоценных камней на переплетах. По углам стояли высокие канделябры и курильницы для ладана. Но запах сырости смягчало раннее весеннее благоухание нагретой земли и расцветающих деревьев, вливавшееся через открытые окна.
Тотчас же вслед за нахарарами в зал вбежал седой краснолицый старик и лихорадочным шепотом приказал следовавшим за ним служителям подать гостям воду для омовения. Нахарары УМЫЛИ и вытерли лица и руки.
Все находились во власти какого-то странного напряжения. Никто не решался заговорить о событиях, все ждали слева Вардана Мамиконяна или Ваана Аматуни.
Наконец, охрипшим голосом, с какой-то неопределенной интонацией Ваан Аматуни осведомился:
– Прибыл уже марзпан?
– Прибыл, азарапет! – оживившись, в один голос отозвать нахарары.
Аматуни помолчал, как бы подытоживая свои силы, затем спросил:
– Что же говорил он об указе царя царей?
– Ничего, ни единого слова! – ответил Гют Вахевуни, многозначительно оглядываясь на нахараров.
Вновь воцарилось молчание. Гют Вахевуни придал своему лицу загадочное выражение. Казалось, он знал, что Ваан Аматуни ничего доброго от марзпана не ждет, но предпочитал не высказывать своего мнения.
Вардан пытливо и сумрачно оглядывал нахараров, словно стремясь узнать по их лицам, как сами они относятся к событиям.
– Прибыл католикос? – спросил он спокойно.
– Он в Эчмиадзине, на церковном соборе, – ответил воевода крепости, который стоял у входа, скрестив руки на груди. Тон его был торжествен, как это и приличествовало значительности событий.
Вардан помолчал, вновь оглядел словно онемевших нахараров и с выражением тяжкой озабоченности произнес:
– Государи нахарары, надобно елико возможно скорее созвать совещание с участием марзпана и католикоса: пусть представители страны решат, какой ответ мы даем царю царей…
Никто не отозвался. Необходимость созыва общегосударственного совещания сознавали все, но как ответить на указ царя Персии – вот в чем вопрос.
Наконец, заговорил Гют Вахевуни:
– Созвать совещание легко. Дать ответ гораздо труднее…
– Труднее, да! – подтвердил Вардан. уловив насмешку. – Однако… ответить надо!
– А как ответить? – пробормотал Гют Вахевуни.
– Мы не знаем, что решат нахарары и духовенство, но ответ должен быть определенный: или да, или нет!..
К марзпану был послан гонец с извещением, что нахарары собрались и готовы приступить к совещанию.
Вечером прибыл ответ: поскольку явились не все нахарары, совещание откладывалось на неделю.
Ночь над Арташатом была полна движения и голосов пробуждающейся весны. В безлунном небе лихорадочно сверкали звезды. Теплый ветер приносил в покои Васака Сюни благоухание пробуждающейся природы.
Марзпан занимал дворец свергнутых незадолго до этою армянских царей.
Приемный зал был скудно освещен. Фрески, цветные ткани ковры несколько оживляли его сумрачный
