понять: «Пусть говори г!..»
– Поскольку, наконец, мне дана возможность, я буду говорить! – начал Вардан. – Да будет ведомо тебе, государь азарапет! Я знаю, что нахожусь перед создателем могущества арийского. Знаю и то, какой ответ нами написан. Да будет известно царю царей, что мы будем сражаться против внешних врагов арийского государства и будем платить ему положенную дань. Но и только!.. Того же, что мы получили в наследие от предков наших – родину нашу, нашу свободу и наш власть, – этого мы никогда и никому не отдадим! Вот о чем мы писали… Угодно тебе – предоставь нам свободно жить в стране наших предков. Не угодно: вот – мы, и вот – вы, поступайте, как пожелаете. Ответ написан. И того, что написано, не стереть…
– Ты смеешь… дерзаешь… – прорычал Азкерт.
– Не надо, государь! – прервал его Вардан. – Прежде чем явиться к тебе, мы сами уже вынесли решение о своей жизни и смерти!..
Внезапно издалека донесся глухой, зловещий гул. То стонала земля под грузной поступью слонов. Приближался «полк бессмертных»… Ужас объял даже членов судилища, ожидавших в оцепенении, что у них на глазах разъяренные слоны сейчас растопчут армянских нахараров. Чудилось – остановилось время! Нахарары замерли. Перед лицом неминуемой смерти невозмутимым выглядел лишь один Вардан, хотя и он напряженно ждал дальнейших событии.
– Слоны пришли, повелитель! – со свирепой радостью возопил Пероз.
Михрнерсэ встал, склолклея перед Азкерюм.
– Повелигель, отошли слонов сегодня. Брось преступников в темницу! Пусть продлится для них ожидание смерти!
– Достойно и справедливо! – откликнулся весь совет.
– В темниц, дерзновенных! – крикнул дрожа Азкерт. – Бросьте их в темницу!
– Достойно и справедливо! – вторил совет.
– Сгною их в темнице, на куски разорву! Растерзаю, замучаю их, чтоб они поняли, что значит могущество арийское! -вопил Азкерт.
– Достойно и справедливо! – вторил совет.
Михрнерсэ подал знак. Вбежал евнух – главный палач; помощники, одетые белое, несли за ним инструменты и кандалы. Нахараров быстро за ковали в цепи.
Тогда они вспомнили слова Вардана, сказанные им перед отъездом: «Может быть, ссылка, темница… Нужно выиграть время!..»
Они ухватились за эту надежду…
У Васака в последнюю минуту мелькнула мысль: не заявить ли о своем отречении, спасти свое положение?..
Но вот Михрнерсэ махнул рукой, приказывая помедлить, а взглянул на Азкерта. Тот переждал немного и произнес:
– Повелеваю вам немедленно принять веру Зрадашта! Ничто не в силах отклонить меня от моего решения. Вы повинны в великом преступлении против меня, и только отречением от нечистой веры вашей можете вы искупить вашу вину. Итак, повелеваю вам: отрекитесь! А если не выполните моего повеления, прикажу в мучениях умертвить вас, войска пошлю в страну вашу, в пустыню превращу ее! Детей ваших и жен сошлю в Сакастан!..
Михрнерсэ вновь подал знак и приказал подбежавшему распорядителю приемов:
– Ашушу и Вагана держать отдельно от остальных, – впредь до нового приказания.
Распорядитель туг же у входа отвел в сторону бдэшха и агванского князя. Это не осталось незамеченным.
– Спаслись!.. – шепнул Васак Гадишо.
– Нет еще! – шепотом же возразил Гадишо, пристально глядя вслед уводимым.
Главный палач сделал знак помощникам, и закованных нахараров, в окружении стражи, вывели из дворца. Несметная толпа кишела на дворцовой площади. Посреди площади стоял «бессмертный полк» со слонами, под ноги, которых предполагалось, согласно велению Азкерта, бросить нахараров.
В предвкушении кровавого развлечения толпа бурно заволновалась, когда показались обреченные. Однако, увидев, что их проводят мимо слонов и ведут дальше, она в ярости взревела:
– Слонам.. Под ноги слонам! Растоптать!..
Слоны заволновались, угрожающе подбросили хоботы вверх, начали рыть землю ногами, готовясь к нападению. Мушкаи Нюсалавурт в бешенстве погрозил толпе кулаком и обратился к «бессмертному полку»:
– Назад! В лагерь!
«Бессмертный полк» повернул обратно. Мерно раскачивая свои холмоподобные тела, ушли и слоны.
Под охраной усиленной стражи нахараров вели сквозь беспорядочную, бушующую толпу. Побледневший и мрачный Васак с ненавистью смотрел по сторонам, как бы отшвыривая от себя любопытные взгляды. Гадишо опустил голову, но был спокоен. Гарегин Срзантцян сдерживал толпу властным движением руки. Шедший рядом с ним Артак Мокац не отрывал взгляда от Вардана, который не утратил своей горделивой и величественной осанки. Издевавшиеся над нахарарами зеваки, внезапно заметив Вардана, умолкли и стали рассматривать его широко рскрытыми глазами. Спокойным и добрым взглядом, свойственным сильному человеку, смотрел Спарапет. С мятежной и вызывающей смелостью поворачивал вправо и влево свое лицо Нершапух, шевеля губами.
Невыносимо тяжелым было положение воинов армянской конницы. Вырвавшись всякими правдами и неправдами из своих шатров, они пробились сквозь толпу и шли рядом со стражей, не в силах сдержать свою ярость и горе. Впереди них шагал сотник Аршам. Армянские конники шли, расталкивая встречных и наступая им на ноги, – воины были на грани бешенства, и нетрудно было догадаться, что они готовы на все. Заметив это, Гарегин Срвантцян одними глазами указал на бойцов Аршаму, приказывая сдержать их. Аршам обернулся и пригрозил:
– Спокойно! Не затевайте тут ничего!
– Ладно, сами понимаем – отвечали воины. – Но если хотя бы пальцем тронут кого-нибудь- ни на что не посмотрим! Костьми ляжем, а не дадим наших в обиду! Бог свидетель.
– Всех перебьем, а наших в обиду не дадим! – подхватил другой конник.
Глядя на всех налившимися кровью глазами, воины, казалось, обезумели от сдерживаемого с трудом бешенства. И когда из толпы, кто-то бросил в нахараров камнем, конники, как один, метнулись к обидчику и смяли его под ногами. Подобно стаду овец, толпа отхлынула и рассеялась. Группа воинов, которые конвоировали арестованных, бросилась на армянских конников. Закипела ожесточенная схватка. Разбежавшаяся толпа вновь начала собираться..
Столкновение могло принять угрохающие размеры, но начальник стражи отозвал своих воинов Армянские конники, однако, продолжали следовать за нахарарами, окровавленные и разъяренные, они шли рядом с нахарарами, обсрегал их от самосуда толпы, уже, впрочем, не осмеливавшейся ни словом, ни действием оскорблять их.
Начальник стражи, чувствуя, что не справился со своими обязанностями и не смог оградить неприкосновенность арестованных нахараров, на поведение армянских конников смотрел сквозь пальцы.
Нахараров провели по улицам Нюшапура к тюрьме – мрачному полуподвальному строению с высокой оградой из необожженного кирпича и глины. Открылись массивные ворота, и нахараров ввели во двор. Дверь вела в темный подземный лабиринт темницы.
Мрачное, сырое и затхлое подземелье поглотило их.
Пол темницы был земляной, грязный, нельзя было и думать о том, чтоб сесть, не говоря уж о гом, чтоб лечь…
В первые минуты нахарары молча и растерянно осматривались кругом, оглядывая стены и ниши. Затем все придвинулись к Вардану и Васаку, как будто ожидая услышать от них ответ на вопрос: что делать дальше?
– Государь Мамиконян! – со сдержанным укором выговорил Васак. – До сих пор мы молча переносили бесчестие и кару… Но до коих же пор?
