государственной важности. Мы не можем допустить, чтобы деньги ушли в могилу вместе с ним. Так что — будете ловить, пока не поймаете. Да и… — человечек резко повернул к собеседнику свое лисье лицо, — … Не так просто в него попасть, как вам кажется. Поверьте…
Он пришпорил коня и галопом понесся к входу в форт. Шериф Стоун постоял, осмысляя, потом взглянул на часы из нагрудного кармашка и зарысил следом. Беспокойство не покидало его с того самого времени, как Рон Стоун отправился в расположение сто сорок пятой армейской дивизии, вместо того, чтобы сесть в засаду вместе с сыновьями. Черт подери этих чинуш. Ладно, ребята бравые, план отличный — справятся.
— Ну, и?… — голос раздался сразу после того, как струя ледяной воды вернула Билла в сознание. Нестерпимо болел висок, а вместе с ним и вся голова. Билли разлепил веки и уставился на говорившего.
— Ну, и — что?… — он облизал пересохшие губы и только сейчас понял, что его руки крепко перехвачены ремешком у запястьев. — Развяжи меня…
— Как ты теперь жить собираешься?… — собеседник проигнорировал просьбу. Он сидел, развалившись, в плетеном кресле напротив и подкидывал трость на носке сапога.
Билли Стюард закрыл глаза.
— Ты завалил вчера сыновей местного шерифа. Ты теперь — вне закона.
— Они напали на меня… — Билли с трудом разлепил спекшийся рот. — Дай воды…
Пижон привстал с кресла и подал страждущему оловянную кружку со стола:
— Они напали на МЕНЯ. Только меня там не было, а какого-то хера был ты… Ты прикончил должностных лиц при исполнении. Виселица, без разговоров.
— В таком случае, падет все не тебя. Свидетелей нет. Так что — если виселица — как раз тебе.
— А мне пофиг. Одной виселицей больше, одной меньше. До этой очередь, может, и не дойдет. А свидетель есть, он тебе автограф на виске намалевал.
Билли потрогал кончиком пальца опухшую кожу над ухом.
— У индейцев есть поверье, что воин, выживший после снятия скальпа, возрождается после смерти. Его душа вселяется в другого воина. Что-то в этом есть… не находишь?… — незнакомец продолжал, уложив трость на грудь, как какой-нибудь сенатор. — Тебя как звать?
— Билл Стюард из Квинса. А ты кто?…
— В этой благодатной местности меня называют Джон Вейн. А на самом деле — я и сам не знаю, кто…
Билл замер. Прилив адреналина был таким сильным, что мышцы по всему телу свело судорогой, они превратились в мелкодрожащие стальные канаты.
Джонни заметил испарину на лбу пленника.
— Ты что, меня боишься?… — царь горы оскалился было, но быстро прекратил. — Да нет… тут другое… Ты чего, малец? Я тебя знаю?
— Развяжи мне руки и верни мой кольт — сразу узнаешь… — Стюард вперил во врага волчий взгляд. Вены на шее начали багроветь. Вот и конец невинности в облике. Первая взрослая эмоция ломает невидимый лед и человек перешагивает в новую свою пору.
— У тебя лично ко мне претензии?…
— Да.
— Я хотел бы послушать.
— Они достаточные. Дай мне кольт, если ты мужчина, или я начну считать тебя шакалом…
— Шакал и, вполне благородное животное, собака — одного племени. Впрочем, ладно, это даже забавно…
Вейн поднялся, чиркнул ножом по ремням на руках повстанца и, не оборачиваясь, пошагал к выходу.
— Твоя сбруя — на столе. Разминайся и выходи — я подожду… — процедил он сквозь зубы и растаял во вспышке двери.
Стюард поднялся и сразу сел. Онемевшие ноги не держали вовсе, а через минуту покрылись свербящими мурашками, которые больно закопошились под кожей. Благородно, ничего не скажешь… этого парня нельзя назвать недостойным соперником. К тому же — он еще и жизнь мне спас… Поглядим, моя цель — не убить, а поставить на место.
Через пяток минут Билли был в форме.
Джонни поджидал на улице и, как только Стюард вышел — встал на исходную, в центре небольшой площадки перед бревенчатым домом.
Вейн стоял, с огрызком сигары в зубах и весело наблюдал за дуэлянтом.
— Как будем стрелять?… — Билл стал напротив и принялся закатывать рукава.
— Да как хочешь… — Джонни продолжал скалиться на юношу.
— Ладно… — Билли закрепил ткань и выпрямился. — Готов?…
— Слишком много разговоров, молодой.
Ладно. Билл прикинул точку попадания на шляпе выскочки, быстро выхватил револьвер из кобуры, попутно взведя ребром левой ладони курок, и надавил спуск, резко выбросив оружие вперед. Не успел палец упереться в скобу, а боек только начал сминать капсюль, как морской кольт Вейна выскочил из ножен и был наведен твердой рукой. А к тому времени, как пуля Стюарда проходила срез ствола — заряд Джона мчался на всех парах уже пару метров.
В воздухе треснуло, словно взорвалась петарда, в нескольких ярдах от лица Билли брызнули в разные стороны искры, и на земле появился волчок из двух сцепившихся мертвой хваткой пуль.
Джонни спокойно уложил длинный ствол в ножны.
— Мимо… Дальше…
Билл вскипел. Он двинулся вперед, стреляя раз за разом на каждый шаг. И всякий раз Вейн оказывался быстрее, брызгали искры и наземь валились все новые, встретившиеся в воздухе, пули.
Вместо очередного выстрела — щелчок. Юный воитель стоял в десяти ярдах от противника, целился пустым револьвером ему в сердце и тщетно пытался остановить скачущее дыхание.
— Шесть… Все…
— У меня нет. — Тон Вейна был таким, будто речь шла о сигаретах.
Он взвел большим пальцем курок и аккуратным выстрелом выбил пушку из руки Билла.
— Поверь, есть еще… — вороненый глаз взглянул на переносицу паренька. — Ты проиграл. Но стреляешь хорошо, молодец… Успокоился?…
Билли держался за саднившую кисть и, стиснув зубы, страдал от боли. Кивнул, подошел к обрезку толстого бревна и сел на землю, опершись спиной о грубое дерево. Кость вроде цела.
Настроение было отличным. Второй этаж практически готов, остались несложные внутренние работы. Том Беккер решил отпраздновать это дело. Без повода он не выпивал, а к выбору повода подходил тщательно — если настоящего не было, то не пил вообще.
Владелец питейного заведения имел внешность типичного пожилого англика, правда, акцент почти ушел, но нет-нет, а сквозь безалаберный американский выговор проскальзывали иногда пару слов, промолвленных с истинно английским изяществом.
Пятьдесят четыре года. Как на духу. Тридцать лет в новом свете. Из них — двадцать с револьверами в руках и десять — за барной стойкой. Дочь. Жена. Подводить итоги?
Тому пришла в голову мысль, что все яркие и значимые события уже выпали и прошли, а оставшаяся череда будет состоять из таких вот мелких радостей, вроде достроенного этажа. Вначале эта мысль вызвала тоску, но потом сознание быстро опустило масштаб до уровня легкой грусти. Ярких событий десятилетней давности пожилой гангстер уже не хотел, а иных, столь же сильных, но другого рода — в новом свете не предусмотрено. Наверное, к лучшему…
Домочадцы уже спали, а старый бармен сидел, захмелевший, перед керосиновой лампой за стойкой и предавался ностальгии.
— Налей и мне рюмашку… — тихий голос из темноты заставил бы вздрогнуть любого. Вейн всегда
