Драгош. — Я именно и рассчитываю на их глупость. Все газеты, как ты знаешь, приписывают мне такое намерение: они единодушно опубликовали, что я покину верхний Дунай, так как, по их мнению, преступники не рискнут туда вернуться. Вот поэтому я отправлюсь в южную Венгрию, рассуждают эти писаки. Бесполезно тебе говорить, что во всем этом нет ни слова истины, но можешь быть уверен, эти тенденциозные сообщения не минуют заинтересованных лиц.
— Вы так думаете?
— Они не направятся в южную Венгрию, чтобы не броситься в волчью пасть.
— Дунай велик, — заметил Ульман. — Есть Сербия, Румыния, Турция…
— А война? Там им нечего делать. Впрочем, увидим.
Карл Драгош немного помолчал.
— Мои инструкции выполняются точно? — спросил он.
— Точно.
— Надзор за рекой продолжается?
— День и ночь.
— И не открыли ничего подозрительного?
— Абсолютно ничего. На всех баржах и шаландах бумаги в порядке. По этому поводу я должен сказать, что проверка вызывает много недовольства. Владельцы судов и капитаны протестуют, и, если хотите знать мое мнение, они правы. На судах не найдешь того, что мы ищем. Ведь преступления совершаются не на воде.
Карл Драгош нахмурился.
— Я придаю большое значение досмотру барж, шаланд и даже маленьких суденышек, — повторил он сухим тоном. — Повторяю последний раз для всех, что я не люблю возражений.
— Хорошо, сударь, — поспешно согласился Ульман.
Карл Драгош сказал:
— Я еще не знаю, что буду делать… Может быть, задержусь в Вене. Может, доеду до Белграда… Пока не решил. Очень важно не терять связи, извещай об обстановке, посылай сообщения всем нашим людям, размещенным между Ратисбоном и Веной.
— Слушаюсь, сударь, — ответил Ульман. — А я?… Где я увижу вас снова?
— В Вене через неделю, как я тебе сказал.
Драгош поразмышлял несколько мгновений.
— Можешь идти, — добавил он. — Не забудь заглянуть в прокуратуру и садись на первый поезд.
Ульман уже удалялся, когда Драгош снова позвал его.
— Ты слышал о некоем Илиа Бруше? — спросил он.
— Это рыболов, который решил спуститься по Дунаю с удочкой?
— Вот именно. Так если увидишь меня с ним, не показывай вида, что мы с тобой знакомы.
Фридрих Ульман исчез в верхней части города, а Карл Драгош направился в гостиницу «Золотой крест», где заказал обед.
Десяток застольников уже разговаривали о том о сем, когда Карл Драгош занял место. Он ел с большим аппетитом и не вмешивался в разговор. Напротив, он слушал как человек, имеющий привычку не пропускать мимо ушей всего, что говорится вокруг. И он услышал: один из собеседников спросил у другого:
— Ну, что новенького об этой знаменитой банде?
— Не больше, чем о знаменитом Бруше, — ответил тот. — Его ждут в Ратисбоне, но, кажется, он еще не появлялся.
— Это странно.
— Если только Бруш и глава шайки не одно и то же лицо.
— Вы смеетесь?
— Гм… Кто знает?
Карл Драгош широко раскрыл глаза. Вот уж второй раз предлагалась его вниманию эта гипотеза, очевидно, висевшая в воздухе. Но он окончил обед, не сказав ни слова. Все это шутки. Видно, неважно осведомлен этот болтун, если даже не знает о прибытии Илиа Бруша в Ратисбон.
Карл Драгош спустился на набережную. Там, вместо того чтобы сразу направиться к барже, он задержался на старом каменном мосту и задумчиво смотрел на реку, где еще скользили суда, спеша воспользоваться угасающим светом дня.
Он совершенно забылся в созерцании, когда чья-то рука коснулась плеча, и он услышал знакомый голос:
— Можно подумать, господин Иегер, что все это вас интересует.
Карл Драгош повернулся и увидел перед собой улыбающееся лицо Илиа Бруша.
— Да, — отвечал он, — движение по реке очень любопытно. Я не устаю его наблюдать.
— Ну, господин Иегер, оно вас заинтересует гораздо больше, когда мы спустимся в низовье реки, где судов намного больше.
Вечерний мрак совсем сгустился. Большие часы Илиа Бруша показывали девять.
— Я был внизу, на барже, когда заметил вас на мосту, господин Иегер, — сказал рыболов. — Я подошел сюда напомнить, что завтра мы отправляемся очень рано и потому сделаем хорошо, если сразу ляжем спать.
— Я с вами согласен, господин Бруш, — ответил Карл Драгош.
Оба спустились к реке. Когда они обогнули мост, пассажир спросил:
— А как с продажей нашей рыбы, господин Бруш? Довольны вы?
— Спросите лучше, не в восторге ли я, господин Иегер! Я вручу вам сорок один флорин!
— Что составит уже шестьдесят восемь с полученными ранее двадцатью семью. И мы еще только в Ратисбоне!.. Ого, господин Бруш, дельце кажется мне не совсем плохим!
— Я тоже начинаю так думать, — согласился рыболов.
Спустя четверть часа они спали друг против друга, и с восходом солнца суденышко находилось уже в пяти километрах от Рагисбона.
Ниже этого города берега Дуная совершенно различны. На правом расстилаются до горизонта плодородные равнины, богатая сельская местность, где нет недостатка ни в фермах, ни в деревнях; левый берег изобилует глухими лесами, и там поднимаются холмы, сливающиеся с Богемским лесом.
Проезжая, господин Иегер и Илиа Бруш могли заметить повыше городка Донаустауфа летний дворец князей Тур и Таксис и старинный епископский дворец Ратисбона. Далее, на горе Сальватор, возвышалась Валгалла, или «Жилище избранных», род Парфенона, построенная королем Людвигом под баварским небом и не имеющая ничего общего с греческим. Внутри музей, где находятся бюсты германских героев, но коллекция не так восхищает, как прекрасная внешность здания. Если Валгалла и не может равняться с афинским собратом, она лучше того сооружения, которое воздвигли шотландцы на одном из холмов Эдинбурга, этой «старой коптильни».
Велико расстояние от Ратисбона до Вены, особенно по извилинам Дуная. На этом водном пути длиной около четырехсот семидесяти пяти километров значительные города редки. Можно отметить только Штраубинг, складочное место земледельческих продуктов Баварии, где баржа остановилась вечером 18 августа, Пассау, куда она прибыла 20-го, и Ленц, оставшийся позади днем 21-го. Кроме этих городов, из которых два последних имеют некоторое стратегическое значение, но не насчитывают и по двадцать тысяч жителей, здесь больше нет значительных поселений.
За отсутствием созданий рук человеческих турист может бороться со скукой, наблюдая разнообразное зрелище берегов великой реки. Ниже Штраубинга, где Дунай достигает ширины в четыреста метров, он снова начинает суживаться, меж тем как первые отроги Ретийских Альп мало-помалу подымают его правый берег.
В Пассау, построенном при слиянии трех рек — Дуная, Инна и Ильса, из которых две первые входят в число самых значительных в Европе, Германия остается позади, и правый берег становится австрийским
