чуть пониже города; левый же берег начинает входить в империю Габсбургов только на несколько километров ниже. Здесь ложе реки представляет собой долину шириной всего около двухсот метров, а дальше, на пути к Вене, оно то расширяется, образуя настоящие озера, усеянные островами и островками, то еще больше сжимается, и тогда воды глухо шумят среди крутых берегов. Илиа Бруш, казалось, совсем не интересовался этой сменой разнообразных и всегда привлекательных картин и лишь старался во всю силу мускулов ускорить бег лодки. Впрочем, такое равнодушие к природе вполне можно было объяснить тем вниманием, с каким требовалось следить за движением суденышка. Помимо трудностей, представляемых песчаными мелями, трудностей, являющихся, так сказать, разменной монетой дунайской навигации, требовалось бороться и с более серьезными. Брушу пришлось преодолевать стремнины, пороги, водовороты, теснины.
Все это делал он с поразительной ловкостью. Это умение и ловкость рыболова восхищали Карла Драгоша, но вместе с тем он удивлялся, что простой удильщик так превосходно знает Дунай с его предательскими сюрпризами.
Удивление было взаимным. Бруш восхищался, ничего в этом не подозревая, обширностью связей своего пассажира. Каким бы незначительным ни было местечко, выбранное для ночлега, редко случалось, чтобы господин Иегер не находил там знакомого. Едва лишь причаливала баржа, он выскакивал на землю, и почти тотчас же к нему подходил один или двое. Обменявшись несколькими словами, собеседники исчезали, а господин Иегер возвращался на баржу.
Наконец Илиа Бруш не мог сдержаться.
— Вы всюду имеете друзей, господин Иегер? — спросил он однажды.
— Конечно, господин Бруш, — ответил Карл Драгош. — Я ведь часто проезжал по этим краям.
— Как турист, господин Иегер?
— Нет, господин Бруш. Я путешествовал в свое время по делам одного будапештского торгового дома, а при этом занятии не только видишь страну, но и заводишь многочисленные знакомства.
Таковы были немногие события — если только можно назвать их событиями, — которые отметили путешествие до 24 августа. В этот день после ночи, проведенной на реке, вдали от жилья, ниже маленького городка Тульн, Илиа Бруш пустился в путь до зари как обычно. Этот день не должен был походить на предыдущие. В самом деле, вечером они будут в Вене, и в первый раз за неделю Илиа Бруш собирался удить, чтобы не разочаровать поклонников, которые, без сомнения, найдутся в столице, — ведь он позаботился известить их о своем прибытии через стоголосую прессу.
Впрочем, разве он не должен был подумать о денежных интересах господина Иегера, забытых во время этой недели отчаянной гонки? Хоть спутник и не выражал неудовольствия, помня условие, но и не мог не досадовать, Илиа Бруш это хорошо понимал. Он возымел намерение дать пассажиру хоть некоторое удовлетворение и решил проплыть в последний день не более тридцати километров. Тогда они прибудут в Вену рано и успеют продать рыбу.
В момент, когда Карл Драгош вышел из каюты, улов уже был обильный, но лауреат не успокоился. Около одиннадцати часов он вытянул щуку в двадцать фунтов. Царская добыча, за нее венские любители, без сомнения, дадут высокую цену.
Ободренный успехом, Илиа Бруш решил попытать счастья в последний раз, и в этом оказалась его ошибка.
Как это получилось? Он не мог сказать. Дело было в том, что он, всегда такой ловкий, сделал неудачный заброс. Был ли это результат мгновенной рассеянности или другая причина, но леска получила неверное направление, и крючок после сильного размаха впился рыболову в лицо и прочертил кровавый след. Илиа Бруш закричал.
Расцарапав щеку, крючок зацепил очки с большими темными стеклами, которые рыболов носил и на свету, и в темноте, и очки описали опасную дугу в нескольких сантиметрах от поверхности воды.
Заглушив собственный крик, Илиа Бруш бросил беспокойный взгляд на господина Иегера, быстро подтащил блуждающие по воздуху очки и поспешил водворить их на место. После этого он, казалось, успокоился.
Инцидент продолжался несколько секунд, но в эти мгновения Карл Драгош успел заметить, что у хозяина великолепные голубые глаза, живой взгляд которых вряд ли свидетельствовал о плохом зрении.
Сыщик не мог не подумать об этой странности, так как привык анализировать все, что привлекало его внимание. Размышления Драгоша еще не пришли к концу, как голубые глаза снова исчезли за темными стеклами.
Бесполезно говорить, что Илиа Бруш в этот день больше не удил. Тщательно перевязав рану, он собрал удочки. Пока лодка плыла вниз по течению, пассажиры позавтракали.
Теперь чем ниже они спускались, тем больше оживление берегов говорило о близости большого города. Сначала шли деревни, чем дальше, тем ближе одна к другой. Потом заводы стали загрязнять небо дымом своих высоких труб. Скоро Илиа Бруш и его компаньон заметили на берегу несколько фиакров, которые придали этой пригородной местности совершенно городской вид.
В первые часы после полудня баржа оставила позади Нусдорф, пункт, где останавливаются паровые суда из-за своей низкой осадки. Для скромного суденышка рыболова не существовало таких препятствий. Впрочем, на нем ведь и не было, как на пароходах, пассажиров, которые потребовали бы, чтобы их доставили по каналу в самый центр города.
Ничем не стесненный в действиях, Илиа Бруш плыл по главному рукаву Дуная. Около четырех часов он остановился у берега и зацепил якорь за одно из деревьев Пратера, знаменитого парка, который для Вены то же, что Булонский лес для Парижа.
— Что у вас с глазами, господин Бруш? — спросил в это время Карл Драгош, после случая с очками не произнесший ни единого слова.
Илиа Бруш прервал работу и обернулся к пассажиру.
— С глазами? — повторил он, помедлив.
— Да, с глазами, — сказал господин Иегер. — Ведь я полагаю, вы не для удовольствия носите эти темные очки?
— Ах, — молвил Илиа Бруш, — мои очки?… У меня слабое зрение, и свет мне вреден, вот и все.
Слабое зрение?… С такими глазами!..
Дав объяснение, Илиа Бруш закончил устанавливать баржу на якорь. Пассажир смотрел на него с задумчивым видом.
Глава VII
ОХОТНИКИ И ДИЧЬ
В это августовское послеполуденное время несколько любопытствующих прохаживались по набережной Дуная, там, где кончается парк Пратер. Дожидались ли они Илиа Бруша? Вероятно, потому что этот лауреат оповестил через газеты о месте и о вероятном часе своего прибытия. Но как эти люди, рассеянные по довольно обширному пространству, узнают баржу, которая ничем, по сути, не отличается от подобных ей?
Илиа Бруш предвидел это обстоятельство. Едва только суденышко причалило, он поспешил прикрепить к мачте большой плакат с надписью: «Илиа Бруш, лауреат «Дунайской лиги». На кровле каюты он устроил из пойманной утром рыбы нечто вроде витрины, где щука заняла почетное место.
Реклама в американском вкусе принесла немедленный результат. Несколько зевак остановились против баржи и глазели на нее от нечего делать. Эти праздношатающиеся привлекли других. Сборище быстро приняло такие размеры, что подлинно интересующиеся не могли его не заметить. Одни
