История Билли Морган

дернулась, я в испуге отпрянула и скрючилась на полу, ожидая, что Микки заговорит, сделает что-нибудь, но он лишь стоял и молчал.

И тут впервые накатила паника. Она разрасталась у меня внутри, разливаясь по конечностям, горячая, точно кипящее масло. Я не могла заставить себя еще раз прикоснуться к Терри, но, трясясь и уговаривая себя, попыталась нащупать пульс на безжизненной руке. Ничего. Наверное, я ошиблась. Я попыталась еще раз.

– Микки, Микки, я правильно делаю? Так надо?…

Он молчал, его затрясло, и я поняла, ощутив ужасную дрожь в желудке, что разбираться с этим придется мне. На миг я восстала против этого, это нечестно, я не могу, почему я? Он парень, он должен… Бесполезно, мне придется это сделать. Микки не виноват, что не может справиться с такими вещами, но я могу, я знаю, что способна. Я должна взять все под контроль и быстро. Я поднялась и схватила осколок зеркала, рукавом вытерев с него «спид». Снова присела и поднесла его к приоткрытым губам Терри. Ничего. Зеркало не запотело. Я снова вытерла его и попыталась еще раз, у меня затряслись руки, горячие слезы жгли глаза, горло сжалось. Ничего.

Он был мертв. Я убила его. Я убила человека.

Я уронила зеркало, оно разбилось, семь лет бед, тупо подумала я, зажимая рот руками, чтобы не закричать.

– Микки, Микки… я думаю… я думаю, он мертв, мертв… – Голос у меня сорвался на визг, мне хотелось завыть как собака. Что я наделала, боже милостивый, что я натворила?

Микки попятился и осел на диван, затем посмотрел на меня и тупо покачал головой.

– Микки, что мне делать? Что мне делать…

– Звони в полицию, – с трудом произнес он.

И тут до меня дошло, я слегка пошатнулась, колени подогнулись, внутри все сжалось: полиция? Внутри все перемешалось, я задыхалась, мысли мелькали в голове. Меня арестуют… нет, нас арестуют, потому что полиция ни за что не поверит, что Микки невиновен, один из «Свиты дьявола», отмороженный байкер, член банды? Они в мгновение ока его засадят. Я с ужасной отчетливостью поняла, как это будет выглядеть; наркоманская разборка, отпечатки пальцев Микки на штыке, повсюду признаки борьбы, «спид» и еще бог знает что спрятано в доме. Для полицейских мы отбросы. Сколько раз нас оскорбляли, преследовали и унижали полицейские, которые о таких, как мы, всегда думают худшее?

Нас посадят; пожизненное заключение. Никому не важно, что здесь случилось на самом деле. Наши жизни закончатся, и, хоть я к этому готова, если потребуется, я не смогу вынести того, что мой любимый Микки окажется в тюрьме, на всю жизнь, за преступление, которого не совершал.

– Мы не можем позвонить в полицию, – прохрипела я. Горло болезненно сжалось.

– Что? Мы должны. Он… мертв. Мы должны. – Невыносимо было видеть отчаяние на его милом лице. Микки в тюрьме? Да он не протянет и месяца. Передо мной возникло лицо Карла, я услышала, как он говорит: «Он слабак. Запомни это, он – слабак, и однажды ты это поймешь». И вот теперь я это поняла, в глубине души я осознала это, Микки – слаб, а я – нет. Я должна спасти нас обоих, я должна быть сильной.

Вот тогда я и совершила свою величайшую ошибку. Я впала в панику, ее вкрадчивая музыка завладела моим мозгом, я перестала думать и начала танцевать под эту безумную архаическую мелодию.

Повернувшись к столу, я облизала два пальца и сунула их в пакетик со «спидом». Большие комки грубого «спида» прилипли к влажной коже. Я слизала горький порошок, затем повторила, втирая его в десны, ожидая прихода, встряски, которая проникнет в кости и придаст мне безумной, дикой силы, в которой я так отчаянно нуждалась. Я любила «спид», а теперь он был мне нужен. Так я думала. Он мне нужен. «Спид» станет орудием и оружием, которое послужит нашему спасению. Пан рассмеялся, и мир лишился логики, времени и пространства.

И оно пришло, точно бог завел мои мозги. Тяжелый и горячий наркотик вспыхнул в моей крови. У Терри была хорошая дурь, да, невероятно сильная. Я содрогнулась, и почти сразу же поняла, что мне нужно делать. Есть только один выход, и нам нужно поторапливаться. Мы должны избавиться от тела, от Терри, и забыть о том, что случилось. Я почувствовала, что вся моя воля сконцентрировалась в одной сверкающей, как бриллиант, точке, когда наркотик вошел в мою кровь. Я приняла еще и объяснила Микки свой план.

И тогда он заплакал. Где-то в глубине души я отчаянно жалела его, но сейчас это не имело значения. Терри все равно собирался исчезнуть, настаивала я, никто не будет его искать, никому до него нет дела. Я трясла Микки, ругалась и, когда он, дрожа, встал, я нашла в другой комнате потрепанное махровое покрывало и заставила Микки помочь мне снять с Терри ботинки и кожаную куртку и завернуть его в покрывало. Крови не было, ничего такого, но, когда я случайно дотронулась до затылка Терри, пытаясь натянуть покрывало на его лицо, затылок слегка продавился, меня затошнило, пришлось на миг остановиться и взять себя в руки.

Я положила пакетик со «спидом» в карман и отправила Микки подогнать грузовик к дверям. Я немного задергалась, испугавшись, что Микки может удрать. Но он не сбежал, мы затащили Терри в кузов. Это оказалось легко. На удивление легко. Мы вернулись в дом, я встала посреди комнаты и в отчаянии заозиралась. Нам нужны были инструменты, чтобы избавиться от тела. Я нашла то, что нужно, у окна в куче всякого хлама.

– Микки, возьми эту чертову мотыгу, вон там, и лопату, вон ту, большую. Не спорь, просто возьми, да бери же ты, твою мать…

– Билли, не надо этого делать…

– Возьми это ёбаное барахло, – заорала я, лицо у меня запылало от жара в холоде нетопленой комнаты. У меня внутри звенели голоса, призывавшие: «Спаси его, спаси его, и он тебя простит. Разберешься с этим завтра, но сейчас ты должна его спасти».

Я огляделась по сторонам. В этом бардаке никто не догадается, что здесь что-то произошло. Я вытолкала Микки наружу и закрыла дверь. Мы поехали прочь от дома, я сказала Микки – нет, я заставила Микки – ехать к полям. Совсем недалеко. Люди не догадываются, как близко от Брэдфорда до настоящей деревни. Дождь по-прежнему шел, но над плотными облаками светила яркая луна, делая ночь слегка белесой, странной, мистической; видно было довольно хорошо. Я видела все в ярких, подсвеченных наркотиком деталях, я раскачивалась взад-вперед на пассажирском сиденье, отказываясь думать о том, что лежало в кузове. Наконец я увидела узкую дорогу через два больших поля, густо обсаженных боярышником, а за ними рощу и еще поля. Я заставила Микки остановиться на разъезде перед воротами. Земля за воротами была вспахана, копать будет легко.

– Выходи. Сделаем это здесь, давай же, черт возьми, нам нужно поторапливаться.

Он повернулся ко мне, страдание сморщило его широкое лицо, его глаза умоляли.

– Я не могу, я… не заставляй меня, Билли, прошу, я люблю тебя, не…

Я ударила его по лицу – так сильно, насколько смогла. Я никогда до этого не била его в гневе, у меня не было причин. Он опустил взгляд, я подняла его голову за подбородок.

– Вылезай. Из. Машины. Ты меня слышишь? У нас нет времени. Господи, я люблю тебя, я люблю тебя всем сердцем и душой, но не сейчас, не сейчас, Микки. Пошли.

Свежий воздух встряхнул меня, я помогла Микки протащить Терри через ворота. Я нашла место возле живой изгороди, которое показалось мне заброшенным. Бледное покрывало было мертвенно-белым в полумраке, я тряслась от ужаса, боясь, что кто-нибудь может проехать мимо, заметить эту тряпку или поинтересоваться, что тут делает грузовик.

– Копай, копай там.

– Нет, я не могу, я…

– Мать твою, копай. Блин, слишком поздно, Микки, слишком поздно теперь останавливаться, они нам вдвойне припаяют, если поймают нас тут, пожалуйста, ну, пожалуйста, малыш, давай…

Я упала коленями на мягкую землю и вдохнула запах мокрой грязной травы, странный, резкий аромат листьев боярышника наполнил голову, а я царапала и разгребала землю голыми руками, дождь промочил меня насквозь; дождь лил мне в лицо, когда я посмотрела вверх на Микки. Он не видел моих слез из-за дождя, он не слышал, как разрывается мое сердце.

Он принес мотыгу и лопату и начал копать. У любви два лица – темное и светлое; возможно, он думает так же, как я, и, когда это закончится, у нас все наладится. Я не знаю, я никогда этого не узнаю. Но, думаю,