информацию Бабинову и его «наркоманам». Даже собаку из питомника УВД я могу взять без запроса Валентина Матвеевича. Эта проблема давно уже решается посредством аренды пары собачьих ушей за пару бутылок водки. Зачем мне нужен начальник таможни? Поставить его в известность, чтобы в случае моего провала у него была в руках тема для моего же разноса?
Глупо, правда, Эберс? Не пора ли в отпуск, пока что-нибудь более маразматическое в голову не пришло? Хорошо еще, что здесь нет Краева. Определение «дебил», брошенное в мой адрес, было бы самым сдержанным.
Я спустился к себе в кабинет и сел за стол. Теперь у меня, напротив, очень много времени. Если верить письменам Чибиса — целых три дня. Это хорошо, потому что за это время можно слепить не только скелет операции. Основу любой комбинации составляют мелочи. А вот их-то у меня нет. Чибис молодец. Не любит парень мелко плавать и работает практически без проколов. Просто удивительно, как при его наркотической зависимости ему доверяют информацию подобного масштаба? Такие люди — находка, которую легко потерять.
Если ему предложено охранять процесс передачи товара, то, дав на него согласие, он становится частью игры, винтиком механизма. Понятно, что он будет знать только то, что ему положено знать по статусу. Но одно то, что к моменту задержания порошка я буду знать имена всех участников сделки — имеется в виду, конечно, процесс приема-передачи, — это уже семьдесят процентов успеха в поисках таджикского источника. И, как говорит Краев, «это невозможно, но я ставлю три к одному», представляется наконец возможность «слотошить» покупателя здесь. «Сломать» контрабанду по большому счету нетрудно. Достаточно не сидеть в кабинете, ковыряясь обоими указательными пальцами в носу. Немного движения, слегка подогреть мозги, не доводя их до кипения, сократить время сна с восьми часов в сутки до шести — и пойман очередной подлец, пытавшийся вывезти из страны несколько икон православного монастыря работы семнадцатого века. Это просто замечательно! Но, если ты не доведешь свои мозги до кипения и не перестанешь спокойно спать до тех пор, пока не установишь фамилию покупателя в Германии и имя продавца здесь, грош тебе цена.
Сейчас мне нужны детали. Их должен знать Чибис. Частые встречи с ним нужно исключить, но необходимость встретиться непосредственно перед 15-м числом не просто обоснованна. Она однозначно истребована событиями.
Я вытянул из канцелярского набора карандаш и пометил время в ежедневнике. Скорее автоматически, по привычке, чем по необходимости, черкнул то же на листке календаря. Остается вечером, когда Чибис осядет дома после очередной встречи с братками, позвонить ему и проставить аналогичное время в его поплывшей от кокаина голове.
Посоветоваться с Краевым? Он на этих делах собаку съел. Женька уже бы знал, что делать.
Нет, не стану. Это мое дело. Только мое.
Глава 4
Николай Владиславович. Три дня назад.
Всю свою жизнь он ставил на кон вторым. Выжидал, когда, делая первый ход, его лучший друг летел в тартарары, и занимал свободную нишу. Свое обучение правилам игры в жизнь он строил исключительно на выводах о прошлых ошибках. Речь, естественно, шла об ошибках других. Его жизнь в должности инженера НИИ была скучна и предсказуема. Соображал он хорошо, но что толку от планов, если они неосуществимы по простой причине — что разрешено голове, не разрешено рукам. Время все поставило на свои места. Нужен был толчок, отправная точка, эмоциональный и социально-политический стартовый капитал. Спасти Николая Владиславовича и его далеко идущие планы по повышению уровня материальных благ отдельного члена общества могли только реформы. Рим спасли гуси, а Николая Владиславовича спасло триединое: «перестройка», «демократия», «гласность». Последнее ему было ни к чему, а вот первыми двумя постулатами он не преминул воспользоваться.
Первым его детищем стала платная автостоянка и пивная точка. Через месяц появилось еще два пивных бара от «Лукин и К». Этим все началось и этим же закончилось. Все три питейных заведения были безжалостно сожжены варварами из бригады молодого, перспективного боксера Арцеулова. Он был играющим тренером — боксировал на чемпионатах Европы и пестовал подрастающее поколение безмозглых юнцов, открыто называвших себя «рэкетирами».
К оставшемуся без пива Николаю Владиславовичу, известному ныне в криминальных кругах как «Ник», Арцеулов приехал со свежим берлинским «бланшем» под глазом, и сказал:
— Ты эт-т-то, нау-у-учн-н-н… это, ну, научный сотрудник, возвз-вз-вращайся в-в институт. Баб-бк-ки будешь им-меть и в-в-в-с… это, ну, путем, это, все буд-д-д-д-дет.
Шокированный таким предложением Ник струхнул, и его приняли обратно в НИИ на вышестоящую должность. Когда Николай Владиславович понял, что ничего особенного ему делать не придется, кроме периодических краж документов различных синхрофазотронов и результатов лабораторных исследований с радием и ураном с последующей передачей их людям Арцеулова, он струхнул и выразил тому сомнение в своей дееспособности. Уже через час после телефонного разговора он сидел на табурете в своей кухне с расквашенным носом и соглашался со всеми предложениями призера европейских чемпионатов.
Арцеулов был прав насчет того, что «б-б-бабки пос-с-сы… это, ну, посыпятся, как с-с-с-с неба». Они действительно посыпались, но не с неба, а из кармана Арцеулова. Причем в конвертируемой валюте. Когда же «гласность», в том виде, в котором ее носили на транспарантах, стали слегка придушивать, «перестройка» перестроилась и снова развалилась, а в НИИ наступила демократия и безработица, всемогущий Арцеулов, уже президент Ассоциации профессионального бокса в городе, предложил Нику внезапно опустевшее место директора завода буровой техники. С прежним беда какая-то произошла. Сейчас уже немногие в городе помнят, что его «нечаянно» застрелили, всадив три пули в голову.
Николай Владиславович в буровой технике понимал столько же, сколько понимал Никита Хрущев в импрессионизме, но «пидарасами» инженеров-буровиков не называл. Он вообще молчал и сидел в кабинете, как манекен. Потом все понял. Мощности завода использовались городскими «романтиками ножа и топора» под склады экспроприированного у «буржуев» имущества — текстиль, запчасти, импортную одежду. Гаражи — под место разбора угнанных и незаконно вывезенных из-за рубежа автомобилей. Криминальное Эльдорадо расширялось, цвело «зеленью» и пахло сроком. Чувствуя, что скоро всему этому придет конец, Николай Владиславович начал свою игру. Первым этапом ответвления от арцеуловского братства стало знакомство с Марком Михайловичем. На свою беду Арцеулов познакомил Ника с этим воротилой и хранителем самого священного — вкладов организации на непредвиденные нужды. В словарях Даля и Ожегова нет определения понятию «общак», но Ник, имеющий два высших образования и степень кандидата технических наук, дал ему свое определение. Общак — это не что иное, как МВФ. «Междугородний (не путать с «Международным») валютный фонд», которым организация распоряжается по своему усмотрению. У каждого криминального сообщества существуют подобные фонды. Роль Камдесю в городе, где трудился опер Краев, играл Марк Михайлович. На процесс привыкания друг к другу и выявление сильных и слабых сторон Марку Михайловичу и Николаю Владиславовичу потребовалось полгода. Первая сделка принесла каждому по тридцать тысяч долларов. Ничего особенного. Марк Михайлович «взял взаймы», а проще — «скрысил» из общака сто тысяч долларов, а Николай Владиславович сумму провернул в банке через счета завода. Взятая сумма вернулась в МВФ, а маржу М.М. и Н.В. «покололи» 50х50. Причем каждый был уверен в том, что «вставил» ближнему. М.М. сказал Н.В., что нужно заплатить десять процентов за молчание «положенцу» (которого расстреляли при «разборке» за два дня до этого), а Н.В. сказал М.М., что придется «слить» десять тонн «зеленых» директору банка. И при честном дележе, и при обмане друг друга они бы поимели ровно столько, сколько поимели, но так они спали спокойнее и вода казалась слаще. Вот так они и «работали». Если бы Арцеулов или кто-нибудь из братвы узнал о том, как временами используется воровской НЗ, то стоять бы М.М. и Н.В. на дне реки ногами в тазике, залитом
