самое выгодное положение: некрасиво вести такие разговоры с позиции силы.
- Да, я приехал именно для этого, - ответил наконец Андрей, - только не думай, что я собираюсь с тобой драться. А судя по твоему лицу, ты именно так привык выяснять отношения.
- Драться с тобой я бы не стал, - усмехнулся Берендей. Получилось высокомерно.
- Ты можешь презирать меня за то, что я не решаю проблем при помощи физической силы. Это свойственно людям твоего круга, а не моего.
Вот, значит, как. Со свиным рылом да в калашный ряд…
- Нельзя ли поконкретней? Что ты называешь своим кругом, а что - моим?
- Твой круг - это быдло с низким уровнем культуры.
Берендей вздохнул. Сначала накладывается запрет на рукоприкладство, а потом в ход идут прямые оскорбления.
- Я полагаю, последняя фраза как раз демонстрирует твой высокий уровень культуры? Выбирай выражения. Осторожней выбирай.
- Да? А иначе ты вышвырнешь меня на улицу?
- Нет. Я могу не сдержаться. Я сказал, что не буду с тобой драться, но не говорил, что не трону тебя пальцем. Расскажи мне, как должен реагировать человек твоего круга на оскорбление?
- Когда-то люди моего круга за оскорбление вызывали обидчика на дуэль.
- Высоко летаешь, - усмехнулся Берендей. - А сейчас? Что сделаешь ты, если я сейчас ударю тебя по щеке? Не больно, а так, чтобы обидеть.
Андрей растерялся.
- На дуэль меня вызовешь? - безжалостно продолжил Берендей. - И на чем предложишь драться? У меня две двустволки есть. Я белку в глаз бью с тридцати метров. Я даже согласен так: я с двадцати метров, а ты - с десяти. И твой выстрел первый.
- Да ты испугаешься! - неуверенно усмехнулся Андрей.
- Я - нет. А ты?
- И я - нет! - Андрей побледнел.
- Тогда пошли, - Берендей поднялся.
- Куда?
- Я тебя вызываю. Перчатки у меня только рабочие, не станем оскорблять сие действо бытовыми подробностями.
- Как… вызываешь?
Берендей зашел в комнату отца и вернулся в кухню с обоими ружьями.
- А вот так. За быдло. И еще за одну… твою фразу.
- Ты не можешь меня вызвать! - нашелся Андрей. - Вызвать меня может только человек моего круга!
- Э, нет. Это запрещенный прием. Ты вообще не оставляешь мне возможностей для защиты чести. Тут либо - либо. Ты отказываешься выяснять отношения при помощи физической силы. Я предлагаю способ, приемлемый для тебя, и ты снова отказываешься. Или я вообще не имею права защититься?
- Если ты меня вызываешь, то у меня есть право выбора оружия! - уцепился Андрей за последнюю соломинку.
- Отлично. Выбирай: с ремешком или без? - Берендей протянул ему обе двустволки.
Ему было весело. Он едва не смеялся, глядя на то, как Андрей трусит. Не верит еще, что это на полном серьезе, но все равно трусит.
- С ремешком… - уныло ответил Андрей и протянул руку к двустволке Михалыча.
- Держи крепче, - Берендей сунул ему ружье.
Но Андрей не удержал его в руке, и двустволка с грохотом упала на пол. Берендей глянул на него недовольно и покачал головой.
- А ты не думаешь, что я и вправду тебя застрелю? - спросил Андрей.
Пусть считает, что это серьезно. Пусть доказывает, что имеет право на Юльку. А иначе получается совсем кисло.
- Я бы не предлагал стреляться, если бы не думал об этом. Более того, я даже не сомневаюсь в том, что ты будешь в меня стрелять. Потому что если ты не убьешь меня, я убью тебя. А в этом ты можешь быть уверен. Я и с пятидесяти метров в тебя попаду, не то что с двадцати. Конечно, убойная сила не та, но тебе хватит. Пошли.
Разумеется, с пятидесяти метров из двустволки он бы точно промахнулся, слишком большой разброс, но Андрею знать об этом было необязательно. Берендей решительно открыл дверь, Андрей поднял ружье с пола и поплелся за ним, но по дороге вспомнил:
- А секунданты?
- Перебьемся. Не будем превращать это в фарс. Или тебе нужны зрители?
- Нет, но… Если я тебя убью, что я буду дальше делать?
- Ну, это твои проблемы. Закопаешь труп где-нибудь в лесу. На медведя свалишь. Только ты сначала меня убей.
Они спустились с крыльца.
- Да тут темно, - разочарованно протянул Андрей.
- А я сейчас фонарь включу, - улыбнулся Берендей.
- Ты что, на полном серьезе собрался стреляться? - Андрей остановился около крыльца.
- А ты как думаешь? Ты же приехал говорить со мной по-мужски. Вот и говори. Или, по-твоему, мужской разговор - это взаимные оскорбления?
Берендей включил фонарь, который освещал почти весь двор.
- Может быть, отложим до утра? Когда будет светло? - спросил Андрей, и Берендей понял, что он готов сдаться. Стало обидно.
- Завтра у тебя с утра экзамен. И потом, завтра я одно ружье должен буду вернуть.
Берендей провел ногой черту на снегу и отсчитал от нее четырнадцать шагов.
- Это примерно десять метров. Хочешь, рулеткой отмерим?
Андрей покачал головой. Лицо у него было обескураженное - захотелось рассмеяться, но Берендей сохранил невозмутимость.
- Тогда, как говорится, к барьеру! Ты стреляешь первым. Если я останусь жив, отойду вон туда, к забору. И буду стрелять. Все понятно? Есть возражения?
Андрей потоптался около крыльца, сделал несколько шагов в сторону черты на снегу и остановился.
- Я… приношу извинения… - пробормотал он себе под нос.
- Что-то я не чувствую раскаяния, - ответил Берендей и подумал, что это слишком жестоко. - Но я их принимаю. Жаль, конечно, что ты так и не понял, в чем был неправ. Ты же испугался, разве нет?
- Нет! - Андрей вскинул глаза. - Я не испугался. Я не боюсь того, что ты меня убьешь. Я просто не могу стрелять в человека!
- Ерунда, - фыркнул Берендей. - Эта проблема решается легко. Ты мог бы выстрелить мимо. В воздух. Но ты побоялся это сделать. Потому что не знал, стану я стрелять в тебя после этого или нет. Пойдем в дом.
Ему стало скучно. На душе остался неприятный осадок. Он победил, но не получил никакого удовлетворения от победы. Конечно, он бы не стал стрелять в мальчишку, но ему было интересно, сможет ли тот выстрелить. И хватит ли ему самому мужества встретить этот выстрел? Как ночь: один на один.
Отец никогда не кричал на него и уж тем более никогда не поднимал на него руку. Конечно, Берендей рос нормальным, шебутным мальчишкой, ему случалось безобразничать. Но отец всегда умел сделать так, что ему становилось стыдно. И после этого не возникало желания повторить шалость.
Как-то раз он вернулся из школы домой с замечанием в дневнике: «Обидел девочку». Он не боялся показывать дневник отцу. Разве что самую малость. Отец говорил, что не стоит бояться потерять чье-то уважение. Надо бояться потерять уважение к себе.
- Ну, и как ты ее обидел? - спросил отец, мельком заглянув в раскрытый дневник.
- Я ей подножку подставил… - засопел Берендей.
