шептал ему на ухо. Никита толкнул в бок стоявшего рядом молодого дружинника:
— Слышь, друг, чего это здесь за балаган?
Дружинник свысока посмотрел на оборванца, осмелившегося толкнуть в бок княжьего воя. Во всем его взгляде сквозило явное желание поставить наглеца на место. Но, бросив взгляд на могучую фигуру Никиты, он передумал и миролюбиво пояснил:
— Спор здесь! Кто кого перещеголяет!
— Это как? — не понял Кожемяка.
— А так, кто оденется красивше, богаче, народ удивит больше, тот и спор выиграл!
— Ну и? — заинтересовавшись, торопил дружинника Никита. — Кто выиграл? И кто с кем спорит?
— Спорят двое: наш киевский богатырь Чурила и Дюк из Галича! Пока Дюк впереди!
— Слушай, старина, — жалобно попросил Кожемяка, — пока суд да дело, расскажи по порядку! Страсть как интересно!
Дружинник, заполучив благодарного слушателя, начал, не спеша, рассказывать:
— Значит, так дело было: ехал Дюк из Галича и в поле повстречал Илью. Ну, Илья, как богатырю и положено, взял свою палицу и говорит: давай, что ли силой меряться? Ну, куда Дюку ентому супротив Ильи? Он, значиться, биться отказался, хотя у самого силушки тоже немеряно. Но этот прощелыга карельский сумел свой отказ так повернуть, что простоватый Илья его побратимом назвал! О, как! Понял? В Киев вместе приехали! А эта гнида галицкая ну нос морщить: чё за сарай энтот Киев? У нас в Галиче в свинарнике свиньи богаче живут! Это он, значит, так нас всех, киевлян, свиньями обозвал! Ты представляешь?
Никита скрипнул от злости зубами, метнув ненавистный взгляд в сторону галицкого гостя. Рассказчик увидел реакцию Кожемяки и с радостью хлопнул его по плечу:
— О, земеля, смотрю и тебя проняло! Знаешь, сколь таких в Киеве? То-то! Но Илья, растудыть его туды, за этого засранца горой! И не смей его забидеть! Ты понял, да? Мостовые ему наши не по ндраву пришлись: дескать, черной землёй засыпаны, вот подмыло их водою дождевою, и замарал он сапожки-то, зелен сафьян! Во, как он нас, голым задом…
Рассказчик немного отдышался: видно распалился он не на шутку. Потом продолжил:
— Мосты у нас неровные, даже во княжьем тереме настланы плохо! А вот у них, в Галиче, совсем другое дело: мосточки калиновы построены, столбики, значит, серебряны, да еще сукна везде постланы гармузинные! Дальше, еще шибче! Нос он воротит от наших киевских калачей! Это воще неслыханное дело! Да наши калачи самые лучшие! А энтот гад, Дюк значится: пахнут они плохо — нижняя корочка кирпичом, а верхняя хвоей! Тесто месят в бочках сосновых, и печи у нас полное дерьмо! Во как! А у них, значит, в Галиче: печи муравленные, цветной глазурью покрытые, бочечки серебряны, да обручёчки на них золотые! И это он при всех, на пиру у Владимира, заявил! Ох, видел бы ты лицо князя! Но, молодец у нас князь, настоящий герой! Это ж надо такую выдержку иметь, другой бы его уже на кол! Но ты ж знаешь, людишки потом шушукаться начнут, дескать, зависть князя взяла! Не по чести поступил, не по совести! Гостя обидел! А этот засранец дальше продолжает: беден ваш Киев, за один только погреб злата и серебра, скуплю и спродам город! И подвалов таких у меня двенадцать! Тут-то Чурила в спор и ввязался, можно сказать выручил князя. Вызвал он Дюка на спор: кто кого в нарядах перещеголяет. Вчера начало было, сегодня — победителя назовут.
— Так ты не томи! — почти умолял Кожемяка. — Сказывай быстрей, что вчера было?
— Чё-чё, — горестно вздохнул дружинник, — проигрывает пока наш Чурила.
— Как проигрывает? — схватился за голову Никита.
— А так! Одел вчера Чурила сапоги золотом расшитые, носы острые носами, загнутые кверху. Каблук высокий — воробьи под ним пролетают! Эх, мне бы таки сапоги, — мечтательно произнес дружинник.
Но Кожемяка не дал ему всласть помечтать:
— Дальше сказывай!!!
— Дюк в лаптях вышел и выиграл!
Никита беззвучно, словно рыба, открывал и закрывал рот, а рассказчик пояснил:
— Лапоточки — то не простые, из семи шелков оказались плетёные, самоцветами украшенные, да еще и со свистом! Так-то! Вот сегодня посмотрим кто кого! Вон, смотри быстрей, начинают!
Двое поединщиков стояли друг напротив друга. Они уже упрели в тёплых куньих шубах. День выдался на редкость жаркий. Окинув противника оценивающим взглядом, Чурила начал первым. Он прошелся вдоль ряда зрителей, поворачиваясь то одним боком, то другим, чтобы все могли оценить качество меха и покрой дорогой шубы. Мех блестел в ярких лучах солнца. Зрители заревели, поддерживая Чурилу. Чурила повернулся к зрителям лицом, демонстрируя застёжки на шубе. Они были выполнены искусным мастером из золота в виде фигурок влюбленных: девушки и парня. Когда их застегивали, влюбленные обнимались, при расстёгивании — целовались. Чурила пощелкал для пущего эффекту необычными застежками, чем вызвал одобрительные крики толпы и отошел в сторону. Себя он показал. Наступил черёд Дюка. По богатству меха и покрою шуба Дюка ничем не уступала, но толпа встретила галицкого гостя оскорбительным свистом. Дюк на свист даже ухом не повел, вальяжно прохаживаясь перед толпой зевак. Наконец, он продемонстрировал зрителям свои застёжки. Пуговки делал не менее искусный мастер. Они были выполнены из платины в виде сказочных зверей с изумрудными глазами, а в петельках лютые змеи. Послышались выкрики из толпы:
— У Чурилы лучше! Гоните Дюка в шею!
Дюк улыбнулся, достал из кармана миниатюрную плёточку и стеганул ей по застёжкам! И… Звери заревели с такой силой, что от громкого звука первые ряды зевак свалились наземь, а змеи засвистали так, что заложило уши. Владимир потемнел лицом: всем стало ясно, что Дюк выиграл и на этот раз.
— Ну!! — заорал во весь голос Дюк. — Еще соревноваться будем? Может, лошадей сравним, упряжь!! Я готов! Всё равно вам, оборванцам голозадым, не сравниться с богатством галицким!
Он засунул в рот два пальца и оглушительно свистнул. На зов хозяина, распугав толпу зевак, примчался чалый жеребец. Конь был хорош, но еще лучше была сбруя. Дорогое седло, отделанное скатним жемчугом. Попона оторочена тремя строчками: первая — из красна золота, вторая — из чиста серебра, третья — медью-казаркою, что дороже серебра и золота, да и подороже скатнего жемчуга будет.
Владимир с трудом справился с клокотавшей яростью. Он заставил себя спокойно спустится с крыльца и подойти к Дюку.
— Богата земля Галицкая! — громко сказал он, пристально глядя Дюку в глаза. — Я понял и запомнил это! — прищурившись, недобро усмехнулся Владимир. — Скоро посмотрим, сможет ли богатый Галич-град прокормить мою дружину?
Дюк посерел.
— Да и еще одно! — продолжил Владимир, срывая с шеи ближайшего боярина тяжелую золотую гривну, — запомни, дурень галицкий, и детям своим расскажи, что золото не есть великая сила!
С этими словами он выдернул из ножен меч, и легко разрубил золотое украшение.
— На, — сказал он, протягивая Дюку половинки гривны, — на долгую память!
Князь развернулся и не торопясь поднялся на крыльцо. Дюк стоял ни жив, ни мертв, сжимая в руках разрубленную гривну. В воздухе повисло молчание. Вдруг в толпе кто-то несмело крикнул:
— Слава князю!
И толпа подхватила, пришла в движение. В воздух полетели шапки, шлемы. Люди славили мудрого князя, который оставил последнее слово за собой. Дюк, ошеломлённый такими словами, тихо вскочил в седло, пришпорил коня и исчез в облаке пыли. Кто-то дернул Никиту за рукав, отрывая от завораживающего зрелища. Кожемяка обернулся:
— Морозко, ты видел? — спешил поделиться увиденным Никита.
Но тот оборвал его на полуслове.
— Быстрей, пока князь здесь, а то потом не пробьемся!
— А я со всем этим, — Кожемяка развел руками, — и забыл совсем!
Они начали пробираться сквозь толпу поближе к княжьему крыльцу. Работая локтями, и отталкивая других страждущих, друзья, наконец, пробились к ступенькам крыльца, где были остановлены двумя дружинниками из теремной службы. На страже в этот день стояли известные в народе братья Эйты, усатый и бородатый. Они, скрестив копья, преградили друзьям дорогу.
— Куды прете? — прикрикнул один из них.
— Пусти! — напирал Кожемяка. — Дело у нас к князю! Важное!
