— Мой хан! — Карачун почтительно склонился перед повелителем. — Вожди и старейшины ждут!
Как долго Толман ждал этих слов, которые чудодейственным бальзамом легли на его воспаленное самолюбие.
— Пусть подождут! — довольно ощерился он. — Я ждал всю жизнь! С них не убудет!
— Но, мой хан, старейшины и вожди ждут с утра! — дрожащим голосом напомнил Карачун. — Они вне себя! Даже ваш благословенный родитель не заставлял ждать объединенный совет племен…
— Я — не мой отец! — заносчиво крикнул Толман, безжалостно перебивая старого слугу. — И хватит меня им попрекать! Я знаю, что делаю!
— Но…
— Хватит!!! — Толман взмахнул рукой, приказывая Карачуну замолчать.
Затем хан откинул полог юрты и вышел на воздух. Едва он показался на улице, батыры из личной охраны образовали вокруг повелителя живой щит. Вечерело. Темнеющая степь, насколько хватало глаз, расцветала бивуачными кострами — земля сливалась со звездным небом, настолько многочисленными были огни.
— Это знак свыше! — решил Толман. — Такого войска не собирал до сих пор еще ни один каган! Мор был прав — меня ждут великие дела!
Отряды батыров прибывали к Толману ежедневно. Он уже не мог сосчитать своего многочисленного воинства. Старые соратники Толмана, те, кто еще недавно лишь бегал по его мелким поручениям, уже давно командовали тысячами. А войско растет, его уже нельзя прокормить набегами на мелкие поселения землепашцев. В воздухе запахло войной. Большой войной. И это чувствовал каждый степняк. И вот, наконец, независимые кочевые ханы решили устроить совет. Не всем нравилось резкое возвышение Толмана — слишком многие батыры спешили покинуть своих предводителей и присоединиться к удачливому хану в предвкушении большой добычи. Совет собрался на рассвете. За Толманом посылали дважды: это была неслыханная наглость — заставлять ждать совет. Но Толман выжидал, чувствуя свою силу. Он хотел измотать вождей и явился на совет только вечером. Сегодня он должен был подмять под себя племенных старейшин: чтобы исполнить задуманное, ему нужна была сила всей степи.
— Что ж, пора! — решил Толман.
За ханом невидимой тенью следовал преданный Карачун. Достигнув юрты совета, охрана рассредоточилась возле входа. Толман решительно откинул полог и шагнул внутрь. Здесь царил липкий вонючий полумрак. Спертый воздух вобрал в себя запах прогорающего очага, лошадиного пота и прокисших шкур. Потные лица вождей лоснились, отсвечивая затухающие угли костра. Помимо воли Толман брезгливо поморщился.
— Явился, наконец! — недовольно произнес дребезжащий старческий голос.
Толман взглянул на говорившего — немощного старика с куцей жиденькой бороденкой, одетого, несмотря на жару в теплый стеганый халат, отороченный вытертым лисьим мехом. Кубык — первый шаман Матери Кобылицы. Серьезный противник. Да и остальные собравшиеся в этом шатре ему под стать.
— Ты нарочно заставил нас ждать? А, хан Толман? — язвительно поинтересовался Кубык.
— Вы что, не видите? Он же считает себя выше совета! — в тон ему выкрикнул Тыхмук, до возвышения Толмана считавшийся самым сильным степным каганом. — Он спит и видит себя повелителем всей степи! Не бывать этому!
Тыхмук в возбуждении подскочил со своего места. Его маленькие глазки злобно сверкали, щека дергалась, на губах пузырилась пена. Толман снисходительно посмотрел на беснующегося хана. По странной прихоти судьбы всесильный Тыхмук родился горбатым и колченогим карликом.
— Тебя гложет зависть! — победно глядя сверху вниз, небрежно осадил Тыхмука Толман. — Ты сам хотел бы занять это место! Но ты слаб для такой ноши, коротышка…
Тыхмук обиженно завизжал и бросился на Толмана, но, запутавшись в ворохе шкур, лежащих под ногами, упал прямо в горячие угли. Из почти прогоревшего очага неожиданно взметнулся столб обжигающего пламени. Огонь загудел, словно раздуваемый смерчем. Кожа на лице Тыхмука почернела и пошла пузырями, которые мгновенно лопались, превращая физиономию вождя в жуткую маску смерти. Миг, и перед остолбеневшим советом лежала лишь обоженная дымящаяся головешка. Тыхмук не успел даже вскрикнуть перед смертью, настолько быстро все произошло. Запах горелой плоти заполнил шатер совета.
Толман опомнился быстрее всех:
— Он противился божьей воле! И бог покарал его!!!
— Бог?!! — взвизгнул Кубык, прикрывая лицо широким рукавом — вонь не давала продохнуть. — Ты предал наших богов! Ты глумишься над ними…
Кубык замолчал, задохнувшись, то ли от дыма, то ли от ярости.
— Да плевал я на твоих богов! — Толман даже не пытался возражать, он решил покончить со всеми обвинениями одним мощным ударом. — Что дали мне твои хваленые боги? Я приносил им жертвы, я молил их… Да пошли они…
По шатру пронесся ропот, заглушивший последние слова мятежного хана. Многие знали, что Толман поклоняется новому, неведомому богу, и смотрели на это сквозь пальцы. Но такой открытой хулы они перенести не могли.
— Пусть они накажут меня, — перекрикивая вой толпы, надрывался Толман, — пусть покажут свою силу! Если же они не могут наказать даже одного человека, то они слабы! А слабые боги мне не нужны! Мне достаточно одного Бога! Сильного Бога! Вот он точно сможет…
Обгорелый труп Тыхмука продолжал чадить, наполняя шатер едким дымом. Вожди вскакивали со своих мест и выбегали на улицу. Кубык, воспользовавшись неразберихой, достал из-под полы халата жертвенный нож. Крадучись, зашел за спину Толмана и замахнулся. Карачун, протиравший слезящиеся глаза, не заметил движения верховного шамана. Но нанести удар Кубык не успел — жердь, поддерживающая крышу шатра, вдруг соскользнула и, пробив лысую голову верховного шамана, пригвоздила его к земле. Толман стремительно обернулся. Краем глаза он успел заметить, как из обессиленных рук шамана вырвался остро отточенный жертвенный нож.
— Бог спас меня! — во весь голос закричал Томан, привлекая внимание вождей не успевших покинуть шатер. — Мор!!! Мор!!! Мор!!!
Расталкивая вождей, внутрь ворвались охранники хана. В их сопровождении Толман выбрался на улицу. Оказавшись на свежем воздухе, хан приказал разобрать шатер. Когда шкуры были сняты, все увидели нанизанного на жердь верховного шамана.
— И где же его хваленые боги? Почему они не защитили своего слугу? — воздев руки к небу, вопросил Толман. — Потому что мы не нужны им!
По его знаку принесли статуэтку Мора. Следом привели десяток рабов. Потоки крови залили статуэтку, которая выросла на глазах изумленных вождей.
— Мало! — неудовлетворенно крикнул Толман. — Режьте всех! За спасение своей жизни я готов щедро платить!
Словно в подтверждении этих слов идол Мора захохотал, земля содрогнулась, а вожди и старейшины вслед за Толманом попадали ниц перед новым божеством.
На следующее утро совет назвал Великого Кагана объединенной печенежской орды. Им единогласно избрали Толмана, достойнейшего сына степей. Хан ликовал: почти все, что обещал ему бог, свершилось. Еще год назад он не мог даже и мечтать о такой власти. Первым делом Толман поспешил провозгласить Мора богом и покровителем всех печенежских племен, а себя — его верховным шаманом. Отныне и вовеки веков Мор должен был почитаться выше всех иных богов. Толман обязал старых жрецов поставить во всех стойбищах идолы нового печенежского покровителя, коих ежедневно приказал поить жертвенной человеческой кровью. Всех недовольных и несогласных с новыми устоями (а таких было немало) Великий Каган приказал не жалеть и, немедля принести в жертву Мору. Кровожадный Хозяин Толмана, находящийся в тот момент где-то далеко на севере, не замедлил похвалить расторопного слугу, явившись ему во сне. Он одобрил начинания хана и пообещал любую возможную помощь. Силы Мора стремительно восстанавливались, однако до былых возможностей он еще не дорос. Воодушевленный Толман принялся
