готовить свой первый серьезный набег. Главная цель Толмана конечно же Киев, столица презренных землепашцев. Однако хан до сих пор не мог решиться напасть на нее. Даже имея под рукой столь многочисленное войско, он боялся, что его силы все же уступает ежегодно возрастающей мощи Киева.
— А если попробовать заручиться поддержкой ромейского базилевса? — вдруг подал мысль Карачун. — Ваш благословенный родитель всегда держал Царьград про запас!
— А ведь ты прав! — радостно воскликнул Толман. — Как это я выпустил ромеев из вида? Но кого послать со столь важным поручением?
— Если повелитель сумеет обойтись какое-то время без верного слуги… — ответил, кланяясь, Карачун.
Хан задумался:
— Мне будет не хватать тебя, Карачун. Но… Никто не справиться с этим лучше тебя!
— Я буду спешить! — заверил Толмана старик.
— Хорошо! — согласился хан. — Собирайся!
— И еще, — вкрадчиво сказал Карачун, — я бы предложил повелителю заслать в Киев лазутчика! Наш человек в княжеском тереме…
— Ты в своем уме? — набросился на слугу Толман. — Как наш человек может оказаться в Киеве, да еще в княжеском тереме?
— Он станет дружинником! — спокойно пояснил старый хитрец. — Разве у Владимира мало дружинников-печенегов? Пусть повелитель вспомнит хотябы о Дюсене, сыне хана Жужубуна…
— Постой, разве Дюсен не был заложником Владимира?
— Вначале так и было, но потом… Он даже сражался плечом к плечу с презренными пахарями против родного отца!
Толман презрительно скривился.
— Поступил бы он так, будь заложником? Ведь никто его не неволил!
— Да тот поход принес немало горя степным племенам! Я помню его…
— Так вот, — продолжал Карачун, — Владимир не брезгует принимать на службу иноплеменников, считая, что дружинная связь выше кровной! Поэтому его богатыри непобедимы! Надо послать одного из наших батыров, отобрать сильнейшего, ну и чтобы с головой был…
— Где же я такого найду? Сила — уму могила!
— Есть у меня один молодой батыр на примете, — признался Карачун. — И силенка есть, да и не дурак… вроде бы, — чуть помедлив, добавил он.
— Кто?
— Чурпак, сын погибшего Турана. Парень горит желанием отомстить за отца!
— Ты думаешь, он справиться? — засомневался Толман. — Уж больно молод!
— Справиться! — заверил повелителя Карачун. — Я постараюсь вбить в его голову все, что нужно!
— Тогда действуй немедля! — приказал Толман. — Времени у нас в обрез!
У Жидовских ворот с утра жизнь кипела как обычно, только стража была несколько не в духе, да глазами по сторонам зыркала больше обычного. Однако кто на них, на стражников-то, пялиться в такой час будет, разве что девки молодые, да незамужние. Скрипели подводы и телеги, ржали лошади, кто-то пытался пролезть без очереди, за что получил от стражи нагоняй. У зазевавшейся тетки убежала порося, и пока она её с визгом ловила — застопорилась вся колонна. Стражи ругались, пытаясь развести затор, но у них плохо получалось. Наконец поросенок был пойман, с тетки взяли штраф за нарушение порядка, и все пошло своим чередом. На рассохшейся скрипучей телеге, которую с трудом тащил облезший старый мерин с грустными глазами, сидели двое мужиков. В ожидании своей очереди они лениво трепали языками, перетирая недавние события.
— А у меня в Сосновке всю родню проклятые печенеги вырезали! — жаловался старик своему молодому попутчику. — Всю кровушку из них поганые выпили! Всех младенцев пожрали!
Голос старика дрожал, он то и дело смахивал наворачивающиеся на глаза слезы.
— И куда только князь со своими боярами смотрит? — подал голос его молодой спутник. — Будь моя воля я бы их всех к ногтю…
Парень неожиданно поперхнулся, потух и съежился. Старик испуганно оглянулся, отпрянул, едва не свалившись с телеги. За повозкой на громадном мохнатом жеребце восседал могучий степняк. Он невозмутимо глядел раскосыми глазами на испуганных мужиков. Его скуластое лицо было спокойным, он либо плохо понимал по-русски, либо ему было плевать на все оскорбления, относившееся к его роду. В гробовом молчании телега проехала под аркой ворот, мужики, не торгуясь, заплатили стражникам мыто и поспешно скрылись в городской толчее. Печенег надменно взглянул на дружинников, по сравнению с ним, крепкие парни выглядели сущими детьми. Степняк хищно шевельнул крыльями носа, сощурил и без того узкие глаза и брезгливо бросил под ноги стражам золотую монету.
Начальника караула, дежурившего в этот день у Жидовских ворот, пожилого ветерана, участника многочисленных походов против печенегов, взбесило такое поведение непрошенного гостя. Но, не даром родители назвали сына Молотом — ни единый мускул не дрогнул на лице старого воина. Молот неторопливо подошел к степняку, печенег навис над начальником караула словно скала. Но тертого ветерана это не обескуражило.
— Сейчас ты слезешь с коня, — тихо, но четко сказал он степняку, — и поднимешь монету! Или, клянусь Перуном, в город ты не войдешь!
Улыбка вмиг сползла со скуластого лица Печенга, жиденькие усы встопорщились, обнажая маленькие острые зубы. Рука легла на эфес кривой сабли.
— Не балуй, паря! — предупреждающе улыбнулся Молот, делая знак дружинникам. Охранники вмиг ощетинились копьями. А от сторожки до чуткого слуха печенега донесся звук натягиваемых луков. Степняк окаменел, видимо решая, что предпринять. Наконец, он, скрипнув зубами, спрыгнул с коня, понимая, что у него нет ни единого шанса прорваться живым мимо стражи.
— Умничка! — по-отечески похвалил печенега Молот, наблюдая, как тот подбирает с пыльной земли монетку. — И куда ж ты такой прыткий направляешься? Уж, не в дружину ли княжескую собрался?
Печенег застыл с протянутой рукой, удивившись проницательности старого воина.
— Ну и чего ты на меня так вылупился? — гаркнул Молот. — Не ты первый, не ты последний! Только многие отсюда не солоно нахлебавшись, уезжают! А многих вообще на заднем дворе, словно собак закапывают! Так что смотри, не нарывайся больше на грубость! С людьми надо по-людски себя вести! А то вас, диких, никто в степи вежеству не учит! Давай, проезжай!
Основательно поплутав с непривычки по городу, никто не хотел иметь дело с мрачным печенегом, Чурпак наконец добрался до княжеского двора. Чернь, завидев степняка, плевала ему вслед, люди посолидней потрясали кулаками — у многих в вырезанных печенегами селах и весях жили родные. Чупрак старался не обращать на проклятия, преследовавшие его всю дорогу, внимания. Перед большими, раскрытыми нараспашку воротами, ведущими на широкий княжеский двор, стояла теремная стража. По сравнению со своими собратьями на городских вратах, эти ребята выглядели много серьезней.
— Таких, — решил Чупрак, — нахрапом не возьмешь!
Печенег растянул свое плоское лицо в приветливой улыбке, и направил коня в ворота.
— Стой! — сурово кликнул его. — Куда прешь?
— К князю! — наивно улыбаясь, ответил степняк. — Хочу в дружину вступить!
— Не принимает сегодня князь, — серьезно ответил страж, оценив мощную фигуру печенега.
— Но я слышал, — возразил Чупрак, — в Золотой палате пир круглые сутки! Можно тогда хоть с воеводой…
— В золотой палате нынче не гуляют! — помрачнев лицом, ответил тот же дружинник, по всей видимости, главный в карауле. — Приезжай через несколько дней, когда все уляжется!
— Что уляжется? — воскликнул печенег.
Но страж уже отвернулся от него, давая тем самым понять, что разговор окончен. Чупрак постоял перед воротами еще мгновение и развернул коня, решив попытать счастья на следующий день. Он должен любой ценой стать дружинником киевского князя, только так он сумеет отомстить за отца и не ударить
