современном мире.

Еще там была книжка в бумажной обложке, посвященная толкованию снов. Не похоже было, чтобы ею зачитывались, хотя по слою пыли на ней невозможно было ничего определить. Это была одна из тех самых недорогих книжек, популярных два-три поколения назад, и интерпретации снов в ней были самыми обыкновенными. Короче говоря, именно такую книжку выбрал бы себе невежественный деревенский житель.

Из всех книг по-настоящему заинтересовала меня только одна. Она, в самом деле, была очень любопытна: монументальный том, целиком написанный от руки и вручную же переплетенный в дерево и кожу. Хотя, вероятнее всего, он не имел никакой литературной ценности, место ему было в любом музее редкостей. В то время и я не пытался прочесть эту книгу, поскольку она показалась мне просто собранием белиберды, сходной с чепухой из сонника. На первой странице было грубо начертано ее название, которое указывало на то, что первоначальным источником была, вероятнее всего, чья-нибудь старая частная библиотека: 'Сет Бишоп, Его Книга: Избранное из 'Некрономикона', и 'Cultes des Ghoules', и 'Пнакотикских Рукописей', и 'Текста Р'Лайха', Переписанное собственноручно Сетом Бишопом в гг. 1919–1923'. Ниже неразборчиво была поставлена его подпись, слишком маловероятная для человека, известного своей необразованностью.

Кроме того, я нашел еще несколько работ, так или иначе связанных с сонником. Экземпляр знаменитой 'Седьмой Книги Моисея' — текст, очень высоко ценимый некоторыми стариками из числа пеннсильванских чернокнижников: я знал об их существовании из газетных отчетов о недавнем убийстве на почве колдовства. Книга представляла собой тоненький молитвенник, в котором все походило на издевательство, ибо все молитвы адресовались Азраилу, Сатанусу и прочим ангелам тьмы.

Все это не представляло для меня совершенно никакой ценности, если не считать определенной курьезности всей этой коллекции. Наличие таких книг свидетельствовало лишь о разнообразии темных интересов сменявших друг друга поколений семейства Бишопов, ибо я довольно хорошо видел, что владельцем и читателем книг по садоводству был, вероятнее всего, дед Сета. Сонник и колдовская книга принадлежали, вполне очевидно, кому-то из поколения его отца, а сам он больше интересовался еще более темной премудростью.

Работы, которые переписывал Сет, однако, показались мне гораздо более специальными и рассчитанными на большего ценителя, нежели предполагало его собственное образование. В это было трудно поверить, и, озадаченный, я при первой же возможности съездил в Эйлзбери и, как мог, поинтересовался в местной лавке на окраине деревни, где, как я предполагал, Сет наиболее вероятно покупал себе продукты — поскольку он имел репутацию этакого отшельника.

Хозяин лавки по имени Обед Марш, оказавшийся дальним родственником Сета по матери, говорил о нем крайне неохотно, но его скупые ответы на мои настоятельные вопросы, в конце концов, кое-что для меня приоткрыли. От него я узнал, что 'сначала' — то есть, предположительно, в детстве и ранней юности — 'Сет был таким же отсталым, как и остальные в семье', но позднее стал 'странным'. Под этим Марш имел в виду возросшую любовь Сета к уединению: как раз в то время юноша часто рассказывал о своих странных и тревожных снах, о шумах и видениях, которые, как он считал, являлись ему в доме и во дворе; но через два или три года Сет ничего подобного больше не упоминал. Вместо этого он запирался в нижней комнате — как я понял из описания Марша, в кладовой — и читал все, что попадалось ему в руки, как бы возмещая себе то, чего так никогда и не узнал, 'не закончив и четырех классов'. Позже он даже ездил в Аркхэм, в библиотеку Мискатоникского Университета, чтобы читать там что-то еще. После того, как 'наваждение' миновало, Сет вернулся домой и жил уединенно до самого своего 'срыва' — то есть до убийства Амоса Боудена.

Все это, конечно же, мало что добавляло к сказке о человеческом разуме, плохо приспособленном к учению, но все-таки отчаянно пытающемся впитать в себя знания, груза которых, кажется, он не выдерживает. Так, по крайней мере, мне представлялось в тот момент моего пребывания в доме Бишопа.

II

Ночные происшествия, тем временем, приняли неожиданный оборот.

Но, как и во многих других случаях, имевших место в этот странный период, я сразу не осознал всей важности того, что произошло. Говоря прямо, казалось абсурдом, что я вообще стал над этим задумываться. Ведь это было не больше чем сном, приснившимся мне в течение ночи. И даже как сновидение он не был ни особо ужасным, ни просто страшным — скорее, он просто внушал почтение.

Мне всего лишь снилось, как я лежу и сплю в доме Бишопов, и, пока я так лежу, смутное, неопределенное, 'о какое-то пугающее и мощное облако — как дымка или туман — поднимается из подвала, просачивается сквозь щели в полу и стенах, обволакивает мебель, но не портит ни ее, ни сам дом, постепенно стягивается в некое громадное аморфное существо со щупальцами, отходящими от чудовищной головы; они постоянно покачиваются взад-вперед, точно кобры, а само существо издает странные завывания, в то время как откуда-то издалека некие жуткие инструменты играют какую-то неземную музыку, а еще один голос — человеческий — нараспев произносит нечеловеческие слова, которые, как я с тех пор выучил, записываются так:

'Фх'нглуи мглв'нафх Ктулху Р'Лайх вгах'нагл фхтагн'.

В конце сна бесформенное существо поднималось еще выше и обволакивало собой самого спящего, то есть меня. После этого оно растворялось в длинном темном проходе, по которому торопливыми прыжками неистово мчался человек, похожий по описаниям на покойного Сета Бишопа. Этот человек тоже увеличивался в размерах, как и бесформенный туман, пока не исчезал, надвинувшись точно так же на спящую фигуру в постели внутри дома посреди долины.

На поверхности сон был совершенно бессмысленным. Без сомнения, он был сродни ночному кошмару — но без всякой примеси страха. Я, кажется, осознавал, что со мной происходит или готово произойти нечто грандиозной важности, но, не понимая смысла этого, я не мог его и бояться. Более того, бесформенное существо, поющий голос, завывания и странная музыка сообщали моему 'очному видению внушительность ритуала.

Проснувшись утром, однако, я смог быстро припомнить весь сон, и меня стало настойчиво преследовать убеждение, что все, явившееся мне, на самом деле, не так уж незнакомо. Где-то я слышал или же видел записанный эквивалент этого фантастического пения — и, размышляя таким образом, я снова очутился в кладовой с невероятной книгой, написанной рукою Сета Бишопа. Я читал в ней кусочки то там, то здесь — и с изумлением открывал, что в тексте рассказывается о древних верованиях, касающихся Старших Богов и Древних, вражды между ними — между этими Старшими Богами и существами вроде Хастура, Йог-Сотота и Ктулху. Вот, наконец, я заметил кое-что знакомое и, вчитываясь дальше в паутину букв, обнаружил то, что, совершенно очевидно, было записью того пения, которое я слышал, — больше того, ниже приводился перевод, тоже записанный Сетом Бишопом:

'В своем доме в Р'Лайхе мертвый Ктулху ждет, видя сны'.

Единственным тревожным аспектом этого открытия было то, что я совершенно определенно не мог видеть строчек этого гимна, когда осматривал комнату и книги в первый раз. Возможно, правда, что я заметил имя 'Ктулху' — но не больше — при беглом взгляде на рукопись Бишопа. Как же тогда я мог знать факт, который не был частью моего сознательного или бессознательного запаса знаний? Ведь не очень широко признано, что разум в состоянии сна или в любом другом состоянии может воспроизводить какой-либо пережитый опыт, совершенно ему чуждый. Однако у меня выходило именно так.

И еще одно: вчитываясь в эти, часто шокирующие, описания странных посмертных существований и адских культов, я обнаружил, что некоторые намеки в туманно описательных пассажах указывают как раз на такое существо, которое явилось мне во сне, но не из дымки или тумана, а из плотной материи. Это и было вторым случаем воспроизведения чего-то постороннего моему личному опыту.

Я, разумеется, слышал о психическом осадке — остаточных силах, оседающих на месте любого события, будь то ужасная трагедия или просто какое-либо мощное эмоциональное переживание, свойственное человеку вообще, — любовь, ненависть, страх. Возможно, нечто подобное вызвало и мой сон — как будто сама атмосфера дома вторглась в меня и овладела мной, пока я спал. Я не считал это абсолютно невозможным: странным — да, но события, имевшие здесь место, включали в себя переживания необычней силы.

Между тем близился полдень, и мое тело требовало пищи; однако, следующий шаг в погоне за моим ночным видением следовало сделать в погребе. Поэтому я тотчас спустился туда и после весьма изнурительных поисков с отодвиганием от стен полок и стеллажей — причем, на некоторых еще стояли банки древних фруктовых и овощных консервов — я обнаружил потайной ход. Он уводил из погреба в пещерообразный тоннель, и я немного прошел вниз по нему — недалеко, ибо влажность почвы под ногами и дрожание язычка пламени в фонаре заставили меня вернуться. Но я успел заметить обескураживающие белевшие разбросанные кости, втоптанные в землю.

Когда я через некоторое время вернулся в подземный проход, заново заправив фонарь, я уже не ушел оттуда, не убедившись, что кости принадлежат животным — было ясно видно, что их здесь побывало больше, чем одно. Больше всего в этом открытии меня тревожило не то, что они здесь лежали, а то, как они вообще сюда попали.

Но в то время я размышлял об этом недолго. Мне было интересно, как можно дальше пройти по этому тоннелю — я так и сделал, двигаясь по направлению к морскому побережью, как я считал, пока проход передо мной не оказался заваленным землей. Когда я, наконец, снова выбрался на поверхность, день клонился к вечеру, а сам я был голоден как волк. Но зато теперь я мог быть уверен в двух вещах. Тоннель не был естественной пещерой, по крайней мере, с этого конца: он явно был делом человеческих рук; и он использовался в каких-то темных целях, о природе которых знать я не мог.

Почему-то все эти открытия наполнили меня возбуждением. Если бы я в полной мере себя контролировал, я бы сразу понял, что одно это уже совершенно на меня не похоже, но в тот момент я стоял перед тайной, которая бросала мне вызов, которая настойчиво утверждала свою значимость — и я был полон решимости открыть для себя все, что можно было открыть в этой неизвестной мне части владений Бишопов. Этого я сделать не мог до следующего дня — ведь для того, чтобы пробраться через завал, мне нужны были кое-какие инструменты, которых на всем участке я найти не мог.

Еще одной поездки в Эйлзбери было не избежать. Я сразу направился в лавку Обеда Марша и спросил пешню и лопату. По какой-то причине эта просьба, казалось, очень расстроила старика, что было совершенно необъяснимо. Он побледнел и поколебался, прежде чем обслужить меня:

— Собираетесь копать, мистер Бейтс?

Я кивнул.

— Это, конечно, не мое дело, но, может быть, вам будет интересно узнать, что Сет как раз вот этим самым и занимался, когда на него наваждение нашло. Аж три или четыре лопаты износил. — Он наклонился ко мне, и глаза его настойчиво заблестели. — И знаете, что самое чудное? Никто не мог найти ни кучки земли, где он копал — никаких следов.

Меня слегка ошеломила эта информация, однако я ответил, не задумываясь:

— Там земля вокруг дома выглядит очень хорошей…

Казалось, он вздохнул с облегчением:

— А-а, ну если вы собираетесь грядки копать, тогда другое дело…

Еще одно мое приобретение озадачило его. Мне нужны были резиновые сапоги, чтобы ноги не промокали от жидкой грязи во многих местах тоннеля, где, без сомнения, сказывалась близость ручья. Но Марш по этому поводу мне ничего не сказал. Лишь когда я уже повернулся уходить, он снова заговорил о Сете:

— А вы больше ничего не слышали, мистер Бейтс?

— Так ведь люди здесь не очень-то разговорчивы…

— Они не все — Марши, — сказал он с вороватой ухмылкой. — Некоторые и говорят, что Сет был больше Маршем, чем Бишопом. Бишопы верили в колдунов и всякое такое. А Марши — никогда.

После такого загадочного объявления я ушел. Теперь я был совсем готов к тоннелю и едва мог дождаться следующего дня, чтобы вернуться под землю и продолжить исследование тайны, которая, совершенно определенно, была связана со всей чертовщиной, окружавшей семейство Бишопов.

Теперь события сменяли одно другое в нарастающем темпе. В ту ночь имело место еще два происшествия.

На первое я обратил внимание рано утром, когда заметил, что вокруг дома бродит Бад Перкинс. Меня взяла досада — быть может, без причины; но я как раз собирался спуститься в

Вы читаете Маска Ктулху
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату