чтобы управиться за неделю, не слишком надрываясь.
Как и следовало ожидать, студенты-черпаки, занимавшиеся малярными работами в казарме, мне обзавидовались. Они ходили с больными головами и в краске по уши, а я на свежем воздухе играл мышцами.
Увы, идиллия продолжалась недолго. Уже на второй день моих физических упражнений появился капитан Петровский и сказал:
– Бросай лопату.
– Это как понимать?
– Два безруких придурка не могут покрасить коридор в штабе. Работы на три дня, по такой жаре краска сохнет моментально, а они тормозят. Иди, возглавь их, организуй, и как покрасите, сразу уедете. У них тоже аккорд.
Я грустно оглядел свою канаву.
– Вообще-то мне и тут хорошо.
– Ты матерый сержантище, вздрючь этих чмошников, что тебе, сложно?! – почти взмолился Петровский. – Они такой срач в штабе развели, пройти невозможно. Если это продлится неделю, я помру. А они ведь могут и дольше проваландаться, студенты-интеллигенты, мля…
Ругаться с Петровским я не хотел, да и чисто по-человечески у нас отношения не те были. Не заслужил он, чтобы его посылали.
– Кто работу принимать будет?
– Сиротин.
– У-у… – я снова взял лопату.
– Понял, – кивнул Петровский и, не говоря больше ни слова, ушел.
Только я собрался обедать, в парк семенящей походкой вбежал майор Сиротин, сам маленький, фуражка большая, мухомор эдакий. И сразу направился ко мне.
– Как служба войск? – поинтересовался он.
– Мои люди ремонтируют казарму, сам занят прокладкой коммуникаций связи, – хмуро доложил я.
– Отставить прокладку, товарищ сержант. После обеда приходите в штаб. Там надо организовать покраску. Сразу по окончании – увольнение в запас.
Я состроил такую кислую мину, что даже Сиротина проняло.
– Двое безруких не могут починить пульверизатор, – объяснил он. – Размыли потолок и застряли. В штабе все развалено, невозможно нести службу. Заставьте их работать, и как только покрасите, я вас уволю. Давайте, сержант, давайте быстренько!
Я тяжело вздохнул.
– Что конкретно надо сделать?
– Побелить потолок, выкрасить стены, двери и пол. Работы на три дня. Краска есть. Известку для побелки возьмете на заводе.
– Украдем на заводе, – поправил я, оглядываясь на домостроительный комбинат, виднеющийся из-за забора.
– Нет, возьмете! – Сиротин гордо напыжился. – Я договорился.
– Спасибо, товарищ майор. Разрешите вопрос? Если эти двое, как вы говорите, безрукие, нельзя ли их заменить? Я бы взял Лычева с Рабиновичем из четвертого дивизиона. И будет вам не штаб, а конфетка.
Майор так замотал головой, что едва не свалилась фуражка.
– У них свой фронт работ в казарме, – сказал Сиротин твердо. – Они бы и сами в штабе справились, без вашего руководства.
Нет, он все-таки не совсем дурак, подумал я.
– Хорошо, товарищ майор, приду после обеда. Только скажите, пожалуйста, этим деятелям, кто у них теперь старший. Чтобы мне времени не тратить на внушение.
– Им уже Шнейдер сказал, – обрадовал меня Сиротин. – Они уже это… Уже осознали. Давайте, организуйте их!
Я вылез из канавы, думая, что армия никого не отпускает без издевательства напоследок. Мне предстояло возглавить двоих оболтусов-студентов, на которых, едва они прослужили год, свалилось невероятное счастье: увольнение в запас. Судя по тому, как они работают, спустя рукава, эти красавцы еще не сыты армией до отрыжки. Или просто по жизни охламоны. Что там у них за трудности с пульверизатором?.. Хотя, возможно, никакие они не безрукие, просто растерялись. Ладно, посмотрим. Я не знал этих студентов, даже не помнил, как они выглядят – нужна больно всякая мелюзга. Из младших призывов мне западали в память только бойцы, ярко проявившие силу духа и интеллект – те, кому суждено «держать» ББМ, когда уволимся мы. Что ж, будем надеяться, Шнейдер эту парочку уже превентивно запугал… И тут приду я, очень добрый.
В штабе разгром начинался с лестницы, она была изгваздана вся. А на этаже…
– Ой, мама, – сказал я.
Тут будто взорвалась бочка с побелкой.
Нет, несколько бочек.
