Шнейдер ушел обзванивать бригаду, я мучительно соображал. Краски явно не хватало. Мало серой. Белой тоже мало. Половой много. А дальше что? Тщательно перемешать и широко улыбнуться?
Сиротина поймали в парке, он уже направлялся домой.
– Красьте, чем есть, – повторил он строго и повесил трубку.
Я закурил и присел на подоконник в туалете. Вот вам и дембельский аккорд, Олег Игоревич. Будь бригада на зимних квартирах, я бы постучался к начальнику штаба и выпросил краски хоть бочку. С доставкой. Но сегодня не у кого одолжить даже полбанки – в казарме тоже краски мало, я-то знаю, да и цвет у нее, прямо скажем, не штабной, а поносный… Напрячь Петровского? Без толку, «материально ответственные» прапорщики сейчас на полигоне, склады опечатаны. Вот она, Советская Армия: когда чего- то надо, этого нет. Только атомные мины без дела валяются. Не дай бог война со Швецией – а у нас не крашено ни фига.
Я вышел в коридор и принялся осматриваться. Забабахать, что ли, красно-коричневый потолок? И пускай Сиротин покончит с собой… Ну, потолок мы выбелим. Пол выкрасим и «сапожок» нарисуем. Но стены? Не понимаю, их что, красить в белый? И как мне накрыть стены таким мизерным количеством краски, чтобы сквозь нее зеленый не просвечивал? Никак. А двери, значит, будут серые? Омерзительное сочетание: белые стены, красно-коричневый пол и серые двери. Уже тошнит. Сиротина тоже стошнит, и накроется мой аккорд. Ладно, а батареи отопления чем красить?.. Бред какой-то. Во что я вляпался?! Ну, Шнейдер! Ну, Петровский! Удружили, нечего сказать.
Решения не было. Но я должен был его найти.
– Эй, Олеги! – позвал я. – Берите посуду, идем за известкой.
Известь лежала на задворках стройкомбината. Ребята бросили ведра и носилки рядом с кучей и взялись за лопаты. Сначала все шло хорошо. А потом я нагнулся, чтобы поправить ведро, и Олег-Маленький надел полную лопату известки мне на голову.
Что я сказал, вы наверняка догадываетесь.
Судя по расшифровкам «черных ящиков» погибших авиалайнеров, именно это говорят русские пилоты перед столкновением с землей.
Мою физиономию спасла плотная челка длиной до кончика носа – вся известь осталась на волосах.
– Ё-моё, – сказал Большой упавшим голосом.
– Извини… – сказал Маленький так хрипло, будто у него начинался сердечный приступ.
Я быстро стряхнул кучу извести с головы, засек боковым зрением водоразборную колонку, бросился к ней, подставил челку под струю ледяной воды и принялся яростно промывать волосы.
Позади Большой отвесил Маленькому подзатыльник.
– Вы грузите, грузите, – посоветовал я зловеще.
Они принялись грузить. Большой тяжело вздыхал, Маленький переживал молча.
– Ну, пойдем, – только и сказал я, когда емкости наполнились.
И мы пошли.
В штабе я одолжил у Шнейдера расческу, зашел в туалет и вычесал из челки приличный клок волос. Поглядел на носилки с известью. Она начинала меня беспокоить.
Олеги возились с пульверизатором. Я молча отобрал его у них, развинтил и спросил:
– И что?
– Манжета сильно травит, – объяснил Большой. – Надо менять.
– И что? – повторил я.
– У нас резины нет.
От изумления я зажмурился. А затем выдал такое, чего не бывает даже на расшифровках «черных ящиков». Немного отдышался и резюмировал:
– Это из-за того, что вы, никчемные уроды, не знаете, где взять кусок резины, я тут с вами пропадаю?!
У меня в руке был железный прут – шток пульверизатора – и ребятам оставалось только внимать.
– Олежка! – позвал из своей комнаты Шнейдер. – Если ты их убьешь, некому будет работать.
Я немного еще поплевался и сказал:
– Ладно, сволочи, будем пропадать вместе. Значит, так. Я пошел в казарму решать наши проблемы. А вы пока сделайте водный раствор этого дерьма и опробуйте его на потолке. Найдите правильную консистенцию. Знаете такое слово, товарищи студенты?.. Ну, я горжусь вами. Отыщите тот предел плотности раствора, на котором пульверизатор еще сможет его распылять. У меня есть идея. Молитесь, вдруг сработает. Тогда, считайте, вам повезло, сукины дети!
– Я прослежу, чтобы они не сачковали! – пообещал из-за стены Шнейдер.
Олеги переглянулись, и мне стало их жалко.
В казарме я моментально добыл кусок хорошей резины. Потом объяснил третьему дивизиону, точнее, его жалким ошметкам, в какую угодил передрягу. Сказал, чтобы меня не искали. Подошел к дежурному по части – как раз стоял наш капитан Мужецкий, – и договорился: с этого момента мы с Олегами заступаем в бессрочный несменяемый наряд по штабу. Так я убивал двух зайцев: мы будем вместе и не потратим времени на бесцельное стояние где-нибудь в парке при воротах.
– Спать-то когда будете? – посочувствовал Мужецкий.
– Не будем, – отрезал я. – Вы бы видели, что я там должен сделать голыми руками, вам бы тоже спать
