подходящий момент, чтобы перебегать на сторону этого типа. Тайная полиция в Германии всесильна: они могут сместить любого, кто им не подойдет».
— Теперь я вижу, — произнес он, — вы не преувеличивали важность этого дела, герр полицайфюрер. Несомненно, от того, как скоро удастся захватить шпиона и предателя, зависит безопасность Германии, — он даже поморщился от всей этой белиберды.
Впрочем, Крайц фон Мере, похоже, остался доволен.
— Благодарю вас, господин консул, — сказал он.
— Благодарить нужно вас, — возможно, вы спасли всех нас.
— Ну, мы пока еще ничего не сделали, — угрюмо бросил фон Мере. — Подождите… Почему же они не звонят?
— Японцев я беру на себя. Вам, конечно, известно — опыт у меня немалый.
— Помолчите, пожалуйста, — оборвал его фон Мере. — Я должен подумать. — По-видимому, звонок канцлера выбил из колеи и его. Бремя ответственности лежало и на нем.
«Ничего, может, этот тип еще и сбежит от вас, и тогда ты вылетишь со своей должности, — думал Гуго Райс. — Мы оба в любую минуту можем очутиться на улице. И ты отнюдь не в большей безопасности, чем я.
Право, вам, герр полицайфюрер, следовало бы знать: все ваши планы может перечеркнуть одна совсем маленькая импровизация. Нечто непредсказуемое. Например, когда японцы придут сюда заявлять протест, можно намекнуть насчет рейса «Люфтганзы», которым повезут этого типа. Ничего не стоит усилить их гнев, скажем, с легким высокомерием, наведя на мысль о том, что для Рейха это забава, всех этих крошечных япошек никто и не собирается принимать всерьез. Донять их так просто. А когда они по- настоящему разозлятся, все может дойти до самого Геббельса.
Какими бы возможностями ни располагала СД, без его активного содействия депортировать этого человекаиз ТША не удастся. Стоит ему только нажать нужную кнопку…
Ненавижу, когда действуют через мою голову. Меня это всегда выводит из равновесия. Я нервничаю, не могу уснуть… А, не отдохнув, могу ли я исполнять свои обязанности? А ведь поддержание статус-кво — мой прямой долг перед Германией. Гораздо спокойнее работалось бы, да и спалось тоже, если бы этот баварский бандит вернулся в Германию. Пусть себе пишет полицейские рапорты в какой-нибудь богом забытой дыре. Времени нет, вот в чем дело. Стоит только начать что-нибудь…»
Снова зазвонил телефон.
На этот раз фон Мере успел снять трубку первым. Консул Райс не стал этому препятствовать. — Алло, — с минуту фон Мере молча слушал.
«Уже?» — подумал Райс.
Однако шеф СД передал трубку ему.
— Это вас.
— Какой-то учитель, — пояснил фон Мере. — Справляется, можно ли для его учеников достать плакаты с видами Австрии.
Облегченно вздохнув, Райс взял трубку.
Около одиннадцати Роберт Чилдан закрыл магазин и пешком отправился в бюро господина Касуры.
К счастью, Пол оказался свободен. Он любезно принял Чилдана и предложил ему чаю.
— Много времени я у вас не отниму, — сказал Чилдан. Кабинет Пола, несмотря на небольшие размеры, оборудован просто и современно. Стену украшала только одна гравюра — «Тигр Моккей», шедевр конца тринадцатого века.
— Всегда рад видеть вас, Роберт, — ответил Пол. В его тоне Чилдан уловил некоторую сдержанность.
А может, ему это только кажется? Чилдан осторожно глянул поверх своей чашки. Вид у японца, несомненно, приветливый, однако… Чилдан ощущал неприятную перемену.
— Твою жену, — проговорил Чилдан, — наверное, разочаровал мой примитивный подарок. Что поделаешь, мало кто способен по достоинству оценить новое и неизвестное… во всяком случае, не тот, кто является всего лишь торговцем. Я, кажется, уже говорил тебе об этом. Несомненно, истинными знатоками являетесь именно вы с Бетти…
— Роберт, Бетти отнюдь не разочарована, — успокоил его Пол. — По той простой причине, что она так и не увидела эту брошку. — Он извлек из стола небольшую белую коробочку. — Как видишь, она не покидала стен этой комнаты.
«Он догадался, — подумал Чилдан. — Какая проницательность… Даже ей ничего не сказал. Да, тяжело… Хоть бы он не набросился на меня прямо здесь с обвинениями, будто я хотел совратить его жену. Или с чем-нибудь еще похуже… Он может меня уничтожить», — ужаснулся Чилдан, стараясь внешне ничем не выдать своего состояния.
— Ах, вот как? Занятно, — проговорил он с деланным спокойствием.
Пол раскрыл коробочку и достал брошь. Он держал ее на свету, медленно поворачивая в руке.
— Я показывал ее кое-кому из знакомых, которые разделяют мое увлечение предметами американской старины и вообще произведениями, имеющими художественную и эстетическую ценность. — Он многозначительно взглянул на Чилдана. — Естественно, никто из них не видел ничего подобного. И в самом деле, оказывается, таких вещиц еще не делали. Ты, кажется, говорил, что приобрел на них исключительные права?
— Да, это действительно так.
— Хочешь знать реакцию моих друзей?
Чилдан кивнул.
— Эти люди, — сказал Пол, — просто смеялись.
Чилдан молчал.
— Признаться, когда ты принес это сюда, мне тоже все время приходилось сдерживать улыбку. Чтобы не расстраивать тебя, я, конечно, не подал виду, насколько это меня позабавило. Как ты помнишь, внешне это никак не проявилось.
Чилдан снова кивнул.
Пол продолжал, разглядывая брошку:
— Подобная реакция вполне объяснима: бесформенный кусочек металла, не представляющий собой ничего. И все. Или, скажем, так: это сама суть, освобожденная от внешней формы.
Чилдан лишь согласно кивнул.
— И все же… — проговорил Пол. — Я изучаю эту вещицу уже несколько дней и, вне всякой логической связи, постоянно ощущаю какое-то влечение. Ты спросишь меня, почему? Я ведь не проецирую на этот комочекособенности своей психики, как в тех немецких психологических тестах. И по-прежнему не нахожу в нем ни особых свойств, ни форм. Но все же я понимаю: в этой вещи есть нечто от «дао». Видишь? — Он сделал жест, как бы приглашая Чилдана. — Есть некая гармония. Силы в этом предмете уравновешены. Они находятся в состоянии покоя. Можно сказать, что эта вещь — в согласии со всем мирозданием. И хотя она отделена от всего, все же каким-то непостижимым образом она сохраняет равновесие.
Чилдан продолжал механически кивать, разглядывая брошку. Он попросту перестал слушать.
— В этом нет «ваби», — проговорил Пол, — и быть не может. Однако, — он коснулся брошки ногтем, — у этого предмета есть «ву».
— Возможно, ты и прав, — сказал Чилдан, силясь вспомнить, что же такое «ву». Слово не японское. Китайское? Но что оно означает? «Мудрость», — решил он. — Или «понимание»? Во всяком случае, что-то очень хорошее».
— В руках сотворившего ее ремесленника, — продолжал Пол, — было «ву», и это передалось брошке. Быть может, только ему известно, что эта вещь способна вызывать удовольствие. Она совершенна. Созерцая ее, мы обретаем «ву» — спокойствие, связанное уже не с искусством, а со святостью. Это навело меня на мысль о храме в Хиросиме, в котором выставлена на обозрение берцовая кость какого-то святого. Но то — реликвия, а здесь — творение рук людских. Оно живо, в то время, как реликвия целиком остается в прошлом. Погружаясь на долгие часы в медитацию, я пришел к выводу, что ценность этого предмета
