дистанцию. Выше всякого участия.
— Одну минуту, Пол, — он повертел брошку пальцами, влажными от волнения. — Я… горжусь этим произведением. О штамповке каких-то там дешевых амулетов не может быть и речи. Я не согласен.
И вновь неподдающаяся определению реакция молодого японца: казалось, он весь обратился в слух.
— Но все равно — я благодарен тебе, — прибавил Чилдан.
Пол поклонился.
Чилдан проделал то же в ответ.
— Люди, создавшие это, — замечательные американские художники. Я преклоняюсь перед их талантом. И поэтому считаю, что твое предложение заняться производством ярмарочных амулетов — для нас оскорбительно. Я требую извинений.
Воцарилось молчание, которому, казалось, не будет конца.
Пол внимательно следил за ним. Тонкие губы его дрогнули. Что это? Насмешка?..
— Итак, я настаиваю, — повторил Чилдан. На большее у него уже не хватило сил. Теперь оставалось только ждать.
Но ничего не происходило.
«Ну, прошу тебя. Помоги же…»
— Прости мою дерзость, — произнес, наконец, Пол и протянул руку.
— Извинения принимаются, — пожал руку Чилдан.
Сердце его наполнилось спокойствием. «Ну вот, как-то пережил это, — подумал он. — Пронесло. На этот раз провидение охранило меня. А ведь могло быть иначе. Вряд ли он когда-нибудь еще отважится искушать судьбу подобным образом».
Он ощутил печаль. Подобно краткому озарению. Будто он вынырнул из глубины на поверхность и теперь мог видеть все свободно.
«Жизнь так коротка, — думал он. — Но насколько отличается от нее искусство: оно — вечно, как бесконечная дорога, которую никто еще так и не смог пройти, ни вдоль, ни поперек. И на этой дороге есть теперь и его место…»
Миг озарения прошел, он спрятал коробочку с изделиями фирмы «Эдфрэнк» в карман пиджака.
12
— Господин Тагоми, к вам господин Ятабе, — сообщил Рэмси и отступил в угол комнаты. В кабинет вошел невысокого роста человек.
— Рад с вами познакомиться, — проговорил господин Тагоми, протягивая руку. Бе коснулась маленькая хрупкая старческая ладонь. Он осторожно взял ее, не решаясь пожать, и тотчас отпустил.
«Как бы ненароком не причинить ему боли», — подумал он. Лицо старика производило приятное впечатление выражением строгой сосредоточенности. И ни малейших признаков старческой расслабленности. Оно, казалось, вобрало в себя все древнейшие традиции. Оно как бы воплощало все наилучшее в старшем поколении… внезапно до него дошло: он имеет честь стоять перед самим генералом Тедеки, бывшим начальником Императорского Генштаба.
Господин Тагоми согнулся в низком поклоне.
— О, господин генерал, — проговорил он.
— А где третья сторона? — осведомился Тедеки.
— Этот человек спешит сюда. Я сообщил ему прямо в отель, — потрясенный Тагоми не отваживался даже выпрямиться.
Генерал сел. Рэмси вовремя подал ему стул, впрочем, даже не подозревая, с кем имеет дело. Поэтому проделал это без должной почтительности. Не без робости Тагоми уселся напротив.
— Зря теряем время, — бросил генерал. — Жаль, но ничего не поделаешь.
— О да, — согласился Тагоми.
Прошло несколько долгих минут. Они по-прежнему молчали.
— Прошу прощения, — напомнил о себе скучающий Рэмси. — Если я не нужен, то, с вашего позволения, покину вас.
Тагоми кивнул, и секретарь вышел.
— Чаю, господин генерал? — предложил Тагоми.
— Благодарю, нет.
— Господин генерал, — обратился Тагоми, — признаться, я в растерянности. За этой встречей, мне кажется, стоит нечто ужасное.
Генерал ограничился кивком.
— Господин Бэйнс, которого я встречал и принимал у себя, выдает себя за шведа. Однако более пристальное наблюдение заставляет сделать вывод: в действительности он — высокопоставленный немец. Я говорю об этом, поскольку… — Тагоми осекся.
— Прошу продолжать.
— О, благодарю. Возбуждение, с которым господин Бэйнс относится к встрече, усиливает мои подозрения о его связи с политическими изменениями в Рейхе. — Тагоми так и не осмелился вспомнить еще одно удивительное обстоятельство: Бэйнс каким-то образом знал, что генерал к тому времени еще не прибыл.
— Вы не столько информируете меня, сколько пытаетесь что-то выудить, — сказал генерал. Серые глаза блеснули по-отечески строго. Но без гнева.
Тагоми смиренно принял выговор.
— Господин генерал, не обусловлено ли мое присутствие на встрече необходимостью ввести в заблуждение немецких шпионов?
— Очевидно, — проговорил генерал, — нам придется прибегнуть к некоторому обману. Господин Бэйнс представляет здесь фирму «Тор-Ам» из Стокгольма; надо понимать, он обычный бизнесмен. А я — Синьиро Ятабе.
«А я все равно Тагоми, — подумал господин Тагоми. — Хоть это правда».
— Нацисты, несомненно, следят за господином Бэйнсом, — продолжал генерал. Он сидел неестественно прямо, положив руки на колени…
«Будто вдыхает запах крепко заваренного чая во время чайной церемонии, — подумал Тагоми. — Чтобы разоблачить наш обман, пришлось бы действовать в рамках закона. В этом весь замысел. Речь идет не об обмане, а о соблюдении правовых формальностей на случай разоблачения. Например, они не смогут просто взять и пристрелить господина Бэйнса… однако это легко удалось бы, путешествуй он без прикрытия».
— О, я понимаю, — сказал Тагоми. «Это похоже на игру. Впрочем, им лучше знать этих нацистов; может, все это и не лишено смысла».
Прозвучал зуммер интеркома. Раздался голос Рэмси:
— Простите, к вам господин Бэйнс. Проводить?
— Да, да! — вскричал Тагоми.
Дверь распахнулась, и вошел господин Бэйнс в элегантном, безупречно сшитом и отутюженном костюме. Лицо его выражало выдержку и спокойствие.
В ответ на его приветствие генерал Тедеки встал. Тагоми поднялся тоже. Все трое раскланялись.
Господин Бэйнс обратился к генералу:
— Я капитан Вегенер из военно-морской контрразведки Рейха. В соответствии с договоренностью я не представляю на нашей встрече никого из руководства или официальных учреждений Рейха. Условимся: переговоры я веду только от своего имени, а также от имени отдельных частных лиц, которых мы здесь упоминать не будем.
— Герр Вегенер, понятно, что вы не можете официально представлять правительство Рейха, —
