мороза. Время и место утратили для нее всякое значение. Она даже не пыталась представить, сколько минут, часов, а может, дней прошло с тех пор, как Хэл оставил ее. Она не помнила, где находится и зачем. Дрожь утихла. Хороший знак, решила Джози.
Сквозь нарастающий на глазах иней она заметила темный силуэт. Он был едва различим в вихрящемся снеге. Себастьян.
Это действительно Себастьян или у нее просто разыгралось воображение? Джози перевернулась на живот и поползла к трупу. Какой же он холодный! Почему Себастьян такой холодный? Джози прижалась щекой к щеке мужа. «Я согрею его своим телом», — решила она, обнимая окоченевший труп.
Ей казалось, что они лежат вдвоем в спальном мешке, и им обоим тепло, невероятно тепло, и Себастьян смеется, нежно целуя ее.
По ее коже барабанили снежные зерна. Джози попыталась открыть глаза, но ничего не увидела. Она чувствовала, что, кроме Себастьяна, рядом никого нет. Только он, она и рев урагана.
Довольная, она свернулась клубочком возле него и взяла в ладони его ледяные и твердые, как сталь, пальцы. Я люблю тебя. Черта подведена. Джози на секунду обрела ясность мысли и вновь погрузилась в мир грез.
* * *
Хэл прижал ладони к вискам, пытаясь заглушить мучительную пульсацию. От подъема кровь прилила к рукам и ногам, с болью возвращая их к жизни. Приходилось все время разминать пальцы.
Хэл прочесывал склон — он отшагал десять шагов в одну сторону, потом спустился на один шаг вниз и прошел столько же в противоположном направлении. Он знал, что баллоны занесены снегом, и потому волочил ноги в надежде наткнуться на них. Наконец кошки задели за невидимое препятствие. Хэл возликовал. Он расчистил снег и посветил фонарем. Это оказался металлический цилиндр — зеленый, явно старый, один из тысяч использованных баллонов, которыми усеяны склоны горы.
Хэл возобновил поиски. Прошло десять минут, пятнадцать. В отчаянии он начал прощупывать заснеженный склон ледорубом. Вскоре Хэл был уже на грани обморока. Миновало девятнадцать часов с тех пор, как они покинули лагерь, у него начиналось кислородное голодание. Инстинкт подсказывал, что его время истекло. Он не вправе дольше оставлять Джози одну. Хэл пошел вниз.
Спустя пятнадцать минут луч его фонаря выхватил из темноты неподвижную фигуру Джози. Она лежала рядом с Себастьяном, и ее яркая куртка едва просвечивала сквозь покрывший ее снежный саван.
— Джози! — Она не ответила. — Проснись! — Хэл отогнул от ее лица затвердевшую ткань куртки.
Глаза Джози превратились в две воспаленные щелочки, кожа вокруг них вздулась. Правда, когда на зрачки упал свет, они расширились.
— Кто это? — прохрипела она. — Мне снился такой чудесный сон.
— Я не дам тебе умереть. Пойдем. — Впервые за долгие часы ветер на несколько минут стих, и Хэлу не пришлось повышать голос.
— Зачем? Что случилось?
Хэл оттащил ее от Себастьяна. Она растерянно посмотрела на него:
— Где Себастьян? Что ты с ним сделал? — Ветер вновь поднялся, и Джози закричала: — Ничего не вижу! Мне больно! Себастьян!
Хэл поднял ее на ноги.
— Не раскисай, Джози, держись.
Она неуклюже шагнула к веревочным перилам. Потом ноги перестали держать ее, и она опрокинулась на спину, едва не завалив и Хэла. Тому пришлось отступить на шаг, чтобы сохранить равновесие.
Джози лежала, даже не пытаясь защитить лицо от ветра. Хэл орал на нее, бил по щекам. Отчаяние и гнев придали ему сил, и он закричал еще громче:
— Если останешься здесь, умрешь! Слышишь, Джози? Поднимайся и пойдем!
Ничто не дрогнуло в ее лице. Оно оставалось безмятежно спокойным и безразличным ко всему, как маска смерти. Хэлу это выражение было знакомо. Ему уже приходилось наблюдать, как человеческий организм прекращает борьбу за жизнь. Да и сам он израсходовал всю силу воли, заставлявшую его держаться на ногах. Он опустился на снег, спиной прислонился к Джози, закрыл глаза и уткнулся головой в колени.
* * *
— Лагерь вызывает Хэла. Как слышишь меня? — зашипела рация. — Хэл Map, отвечай.
— Это ты, Тодд? — прорезался сквозь помехи голос Хэла.
— Есть. — Волна ликования прокатилась по палатке. Прошло четыре часа с тех пор, как Хэл последний раз выходил на связь. — Вы где, Хэл?
Последовала длинная пауза.
— На Южной вершине. Я не смог найти кислород.
— Черт! Вы все еще на Южной вершине? — Голос Тодда срывался от волнения. — Как Джози?
Секунды текли, но ответа не было.
— Ты слышишь меня, Хэл?
— Джози здесь, рядом.
— Она в сознании?
— Спит.
— Плохо дело, Хэл. Можешь разбудить ее и заставить двигаться?
Вновь молчание. Тодд вспомнил про шприц с дексаметазоном. Этот препарат действует недолго, но, возможно, с его помощью удастся поставить Джози на ноги.
— Можешь вколоть ей дексаметазон?
Несколько секунд доносилось только дыхание Хэла, тяжелое, учащенное.
— Нет смысла. Мы все равно не можем спускаться в темноте. Приберегу его до утра. Переночуем как- нибудь здесь, а с рассветом тронемся в путь.
— Но там же негде укрыться. Вы не доживете до утра.
— Можешь прислать кого-нибудь с кислородом?
— В такую погоду? В этой белой мгле Нима с Лхакпой даже не найдут дорогу на другую сторону седловины. А если шерпы выйдут на рассвете, Южной вершины они достигнут не раньше часа, а то и двух дня. Они оба измотаны.
Хэл не ответил. Тодд взглянул на Ниму с Лхакпой.
— Да простит меня Бог. Хэл, если Джози без сознания, значит, ее уже вряд ли что спасет. Ты сделал все, что мог.
— Это исключено, Тодд. Я ее не брошу. У меня есть с собой горелка и немного еды. Я выкопаю пещеру.
— Упрямый кретин. Не трать силы. Лучше спускайся, пока еще сам дышишь.
— Я отключаю рацию. Чтобы сохранить аккумуляторы.
— Не смей. Послушай меня, Хэл…
В микрофоне тихо щелкнуло. Связь прервалась. Тодд повернулся к Ниме. Шерпы сидели со слезами на глазах.
— Пойду искать Хэла, — сердито заявил юноша и встал.
— С ума сошел? — остановил его Тодд. — Ведь сгинешь ни за что. Дождись рассвета, а потом идите вместе с Лхакпой.
Нима плюхнулся на место. В глубине души он понимал, что Тодд прав.
— Тогда буду молиться. — Он что-то забормотал себе под нос.
Через несколько секунд зазвонил телефон спутниковой связи. Тодд усилием воли заставил себя взять трубку.
— Тодд? Слышишь меня? Это Рейчел из Ванкувера.
«Что я ей скажу?»
— Да, слушаю.
— С Хэлом можно поговорить? Или он спит?
