Сэмюэль Дилэни
ВАВИЛОН-17
Нигде цивилизация не отражается так совершенно, как в языке. Если мы плохо знаем Язык как таковой, то мы плохо знаем и цивилизацию.
Часть первая. Ридра Вонг
1
Это город-порт.
«Здесь испарения покрывают ржавчиной небо», — подумал генерал. Промышленные газы окрашивают вечер в оранжевый, розовый, пурпурные цвета. Опускающиеся и поднимающиеся транспорты, перевозящие грузы в звездные центры и на спутники, разрывают облака. «И гниющий город тоже», — подумал генерал, огибая угол по засыпанной мусором и отбросами обочине.
Со времени Захвата шесть губительных запретов задушили город, чей жизненный путь поддерживается звездной торговлей. Изолированный, как мог этот город существовать? Шесть раз за последние двадцать лет задавал он этот вопрос, а ответ? Его не было.
Паника, мятежи, пожары, каннибализм…
Генерал взглянул на силуэты грузовых башен, выдававшихся над шатким монорельсом на фоне грязных строений. В этом районе улицы были уже, на них толпились транспортные рабочие, грузчики, несколько космонавтов в зеленых мундирах и орды бледных, прилично одетых мужчин и женщин, руководивших сложными и запутанными таможенными операциями. «Теперь они спокойны, занятые работой и домом», — подумал генерал. Но, однако, эти люди двадцать лет жили под Захватом. Они голодали во время запретов, разбитых окон, грабежей, толп, убегавших от пожарных брандспойтов; их лишенные кальция зубы рвали мясо трупов.
Что за животное мужчина? Он задавал себе этот вопрос, чтобы отогнать воспоминания. Легче, будучи генералом, задавать такой вопрос, чем вспоминать о женщине, сидящей посреди тротуара во время последнего запрета, держа на коленях скелет своего ребенка, вспоминать о трех истощенных девочках- подростках, напавших на него посреди улицы с бритвами (…передняя свистнула сквозь коричневые зубы: «Иди сюда, Бифштекс! Иди ко мне, Лангет…» Его спасло каратэ), или о слепце, с криком бежавшим посреди улицы.
Бледные приличные мужчины и женщины. Теперь они спокойны, теперь они стараются, чтобы никакое чувство не отразилось на их лицах, у них теперь бледные и приличные патриотические идеи: работать для победы над захватчиками.
Алона Стар и Кип Рчак хороши в «Звездном празднике», но Рональд Квар, конечно, самый серьезный артист. Они слушают хилейт-музыку. «Слушают ли?» — подумал генерал, вспоминая об этих танцах, где партнеры не касаются друг друга. Служить в Таможне хорошо и безопасно; работать непосредственно на транспорте, конечно, веселее, и эта работа возбуждает, но лучше ее смотреть в кино — эти транспортные такие странные люди… Более актуально обсуждать стихи Ридры Вонг.
Они часто говорят о Захвате все теми же фразами, которые освящены двадцатилетним повторением в газетах и по радио. Они редко вспоминают о запретах, и то лишь одним-двумя словами.
Возьми любого из них, возьми миллион — кто они? Чего они хотят? Что они скажут, если у них будет возможность сказать?
Ридра Вонг стала голосом века. Генерал вспомнил изображение в гиперболическом ревю. Парадоксально: военный командир с военной задачей, он теперь шел на встречу с Ридрой Вонг.
Вспыхнули уличные огни, и его отражение внезапно появилось в стекле окна бара. «Правильно, что я сегодня не надел мундира», — подумал он. Генерал представил высокого мускулистого человека с властным выражением крючконосого лица, ставшим привычным за пятьдесят лет командования. В сером штатском костюме он чувствовал себя неуютно. До тридцати лет он производил на людей впечатление высокого и неуклюжего, а после — это изменение совпало с Захватом — впечатление массивного и властного.
Если бы Ридра Вонг пришла к нему в штаб-квартиру Администрации Союза, он чувствовал бы себя лучше. Но он в гражданском, а не в зеленом мундире космонавта. А она — наиболее известная поэтесса в пяти исследованных Галактиках. Впервые за долгое время он почувствовал некоторую неуверенность.
Он вошел. И прошептал:
— Боже, она прекрасна. Я не знал, что она так прекрасна, изображения этого не передают…
Она повернулась к нему, встала со стула и улыбнулась. Он подошел, пожал ей руку, слова «Добрый вечер, мисс Вонг» застряли у него во рту и так и остались невысказанными.
И они начали беседу.
Помада ее была медного цвета, а зрачки глаз напоминали медовые диски…
— Вавилон-17, — сказала она. — Я не решила этого еще, генерал Форестер.
Вязаное платье цвета индиго, волосы струятся по плечам, как вода в реке.
Он ответил:
— Это не очень удивляет меня, мисс Вонг.
«Удивляет», — подумал он. Она оперлась рукой на стойку, наклонилась вперед, бедра шевельнулись под вязаной синей материей; каждое движение удивляет, поражает, сбивает с толку.
— Но я продвинулась дальше того, на что оказались способны вы, военные.
Мягкая линия ее рта изогнулась в вежливой улыбке.
— Благодаря тому, что я знаю вас, мисс Вонг, это тоже не удивляет меня.
«Кто она?» — подумал он. Он задавал этот вопрос абстрактному собеседнику. Задавал его собственному отражению. Размышляя о ней он непрерывно задавал этот вопрос. Все остальное не имеет значения, но ОН должен знать о ней все. Это очень важно. Он обязан знать.
— Во-первых, генерал, — сказала она, — Вавилон-17 — не код.
Мысли его нехотя вернулись к предмету разговора.
— Не код? Но мне казалось, криптографический отдел установил… — он остановился и потому, что не был уверен в заключении криптографического отдела, и потому, что требовалось время, чтобы вернуться с обрывов ее скул, из пещер ее глаз. Напрягая мышцы лица, он приказал своим мыслям возвратиться к Вавилону-17. Захват Вавилона-17 может оказаться ключом к прекращению этого двадцатилетнего бедствия. — Вы хотите сказать, что наши попытки дешифровать его бессмысленны?
— Это не шифр, не код, — повторила она. — Это язык.
Генерал нахмурился.
— Что ж, как бы вы это не называли — код или язык — мы должны понять его. Пока мы не понимаем его, мы чертовски далеки от цели.
Напряжение последних месяцев превратилось в зверя в его животе, этот зверь ухватил его за язык, сделал хриплым его голос.
Улыбка его исчезла, обе руки он положил на стойку. Он хотел преодолеть хрипоту.
Она сказала:
— Вы непосредственно не связаны с криптографическим отделом? — голос ее был ровным и успокаивающим.
Он покачал головой.
— Тогда позвольте мне кое-что объяснить. В основном, генерал Форестер, существуют два типа кодов. В первом буквы или символы, используемые вместо букв, перемешиваются и искажаются в
