Кобылянского силой усадили на стул, и он только теперь смог более или менее рассмотреть нападавших. Их было четверо. Двое из «домового комитета» и еще двое других, ввалившихся позже. Один из них был типичный чекист с водянисто-наглыми глазами, при маузере и в кожанке, зато его напарник, признаться, удивил Кобылянского. Одетый в приличный костюм, он и внешностью, и, пожалуй, манерой держаться резко отличался от остальных чекистов. То, что это никакие ни налетчики, Кобылянский понял сразу и теперь, переводя взгляд с одного на другого, пытался понять, каким образом им удалось на него выйти.
Тем временем «товарищи» бегло осмотрели бедноватую квартирку, проверили окна, заглянули в шкаф и снова собрались вокруг стола. Потом тот, в костюме, неожиданно дружелюбно улыбнулся и, усаживаясь напротив, сказал:
— Ну, здравствуйте, гражданин Кобылянский…
Полковник тупо молчал. Ему было ясно: где-то произошел сбой, наверно, кто-то уже арестован и сидит в красном застенке. И вдруг, словно прочитав его мысли, владелец костюма усмехнулся.
— Что, гадаете, как мы на вас вышли? — и, поняв, что Кобылянский даже не думает отвечать, продолжил: — Не буду играть в прятки. Конечно, мы вас искали, но, признаюсь, нашли случайно. Просто наш человек опознал вас, а дальше уже все просто…
Чекист замолчал, явно проверяя, как его слова подействовали на полковника, и тогда Кобылянский медленно, ворочая язык, как жернов, спросил:
— Что вам от меня нужно?
— Вот это другой разговор. Позвольте представиться, Фроленко, уполномоченный ГОХРАНа.
— Чего? — удивленно спросил Кобылянский.
— Государственного хранилища ценностей, — спокойно пояснил уполномоченный и с некоторой издевкой добавил: — Вы, конечно, решили, что к вам ворвалось ЧК и сейчас вам будут загонять иголки под ногти и все в таком роде, не так ли?
Намек был более чем прозрачен, и Кобылянский посмотрел сначала на чекиста в кожанке, стоявшего рядом, а потом перевел взгляд на уполномоченного.
— Ну, интерес ЧК понятен, а вот вам-то я зачем понадобился?
— Не будем играть в прятки, гражданин Кобылянский, — голос уполномоченного мгновенно стал жестким. — Скажите, вы знакомы с полковником Костанжогло?
— Он что, турок? — ушел от ответа Кобылянский.
— Бросьте вилять! — сразу повысил тон уполномоченный. — Нам известно, что руководил делом некий жандармский полковник, и поэтому мы решили, что ценности увозит Костанжогло. Но потом выяснилось, что это было только прикрытие, а на самом деле все ценности у вас. Так что, делайте вывод…
И тут молчавший все время чекист угрожающе выкрикнул:
— Говори, контра!
В висках у Кобылянского застучали острые молоточки, и он, явно через силу, не скрывая испуга, спросил:
— Жизнь… гарантируете?
— Конечно, конечно, — отводя взгляд в сторону, поспешно заверил гохрановец.
Злой огонек, мелькнувший в глазах второго чекиста, не оставлял ни малейшего сомнения в том, что, как только все спрятанное у Дик-камня будет выкопано, его, полковника Кобылянского, тут же шлепнут возле ближайшей ямы. Как ни странно, но эта мысль вернула Кобылянскому спокойствие, и он коротко выдохнул:
— Пойдемте…
Вслед за хозяином чекисты с «комитетчиками» вышли во двор и остановились у стены дровяного сарая. Полковник, шедший первым, оглянулся и увидел спрятанную за углом пролетку с поднятым верхом, на которой, по всей видимости, приехали его «гости». На облучке торчал губастый парень, тоже одетый в кожаную куртку.
Кобылянский крякнул, посмотрел на напряженные лица сопровождавших и, присев у стены, запустил руку под слегка нависшее над землей бревно нижнего венца. Ощущая на затылке горячее чекистское дыхание, полковник вытащил небольшой сверток и передал уполномоченному. Тот быстренько развернул, и все увидели тугую пачку густо исчерченных листков бумаги.
На лице одетого в кожанку чекиста заиграли желваки, и он потянулся за маузером.
— Ах ты!…
Но тут явно обрадованный уполномоченный остановил его:
— Да подожди ты! Это как раз то, что надо…
Все четверо заинтересованно уткнулись в бумаги, и тут Кобылянский, воспользовавшись моментом, сунул руку глубже под бревно. Нащупав там рукоять нагана, какую-то секунду полковник еще колебался, но в следующий момент, отпрыгнув в сторону, выстрелил пару раз по чекистам и опрометью бросился к пролетке.
Одним махом полковник вскочил в пролетку и ткнул наганом в спину губастого парня:
— Гони, сволочь!!!
Кони рванули с места, перед глазами Кобылянского мелькнули перепуганные лица остолбеневших от неожиданности «комитетчиков», схватившийся за плечо уполномоченный, царапающий кобуру маузера чекист, а потом все заслонил бревенчатый угол дома, и пролетка буквально вылетела на улицу.
Уже в конце квартала исправно гнавший лошадей губастый парень, полуобернувшись, заныл:
— Ваше благородие!… Помилосердствуйте!… Не стреляйте!…
— Молчать! — рявкнул Кобылянский, но, понимая, что парня надо как-то успокоить, добавил: — Гони за город! Вывезешь, отпущу. И не вздумай дергаться! Хребет пулей перешибу!
Для надежности полковник упер ствол револьвера прямо в крестец парню, и так они промчались по Губернаторской, где прохожие, при виде чекистской кожанки, шарахались в сторону, свернули на Рыночную, а уже потом, через предместье Хабаровку, вынеслись прямо к железнодорожному переезду.
На крутом повороте возле указателя парень испуганно замахал рукой, показывая на медленно ползущий от товарной станции паровоз-«кукушку», волочивший за собой с десяток вагонов.
— Ваше благородие, поезд!
Мгновенно оценив ситуацию, полковник вызверился:
— Гони, не то пристрелю!
Кони снова рванули, стремительно вкатываясь на насыпь, пролетка резко накренилась, и Кобылянский, не удержавшись, вывалился на обочину. Почти сразу подкатившая «кукушка» закрыла переезд, и вставший на четвереньки полковник еще успел увидеть в промежутках колесных пар быстро удалявшуюся пролетку.
Внезапное отчаяние охватило Кобылянского, он понял, что так хорошо складывавшийся побег сорвался, и тут вдруг перед глазами полковника проплыли ступеньки пустой тормозной площадки. Кобылянский вскочил и изо всех сил побежал по гравийной закраине.
Поезд начал набирать ход, но Кобылянский все-таки догнал уходивший вагон, вцепился в грязный, замасленный поручень и вскарабкался на ступеньку. Когда, чуть отдышавшись, полковник обернулся, он увидел стлавшиеся по земле клочья паровозного дыма и сквозь них остающуюся позади городскую окраину…
Сумма, о которой упоминал пан Врона, оказалась весьма приличной, и на некоторое время Тешевич почувствовал себя обеспеченным человеком. Первым делом, едва приглядевшись и обустроившись, он снова отправился в Варшаву.
Столица встретила поручика звоном трамваев, клаксонами новеньких автомобилей и копытным перестуком холеных выездных лошадей. Прямо от вокзала взяв лихача, Тешевич распорядился ехать на Новы Свят и с удовольствием откинулся на тугие кожаные подушки.
По настоящему он только сейчас ощутил расслабленность и освобождение от все время угнетавших его мыслей об исчезнувшем прошлом и неопределенном будущем. Теперь же, благодаря лично для него более чем счастливому стечению обстоятельств, поручик хотя бы мог не опасаться за свое будущее.
