маме сказать, что со мной все в порядке и я неплохо устроилась, скажем, за рубежом... В далекой-далекой стране с суровыми ограничениями на въезд.
— Ты не любишь свою мать? — уточнил бог. Кажется, это удивило и обрадовало его.
Машка пожала плечами.
— Люблю. Но чем дальше она, тем больше я ее люблю. Мы слишком разные для того, чтобы у нас получилось сосуществовать в тесном пространстве. Пусть она строит свою жизнь, а я как-нибудь построю свою.
— Тебе будет приятно, если она получит уведомление о том, что ты отправилась за границу учиться в колледже? — спросил Разумец. — Скажем, в Швейцарию по обмену, получив самый высокий балл в какой- нибудь городской олимпиаде?
Машка радостно закивала.
— Она вряд ли поверит, но это было бы неплохо. Еще бы письмо к этому приложить с фотографиями... Но это, наверное, невозможно?
— Я займусь этим, — пообещал бог. Птица, до того спокойно сидевшая на подоконнике, вдруг заверещала пронзительно, словно старый будильник. — Извини, меня, кажется, зовут дела.
— Уже? — огорчилась Машка. Навязчивый, скрытный и загадочный бог оказался весьма приятным собеседником.
— Слишком многое в этом мире требует моего вмешательства, — со вздохом сказал он. — Но я постараюсь приглядывать за тобой. Помни: для меня важна твоя безопасность. Не лезь в сомнительные мероприятия.
— И мой руки перед едой, — ехидно добавила Машка.
— И это тоже, — серьезно согласился Разумец. — Вот еще что...
Он покопался в воздухе, словно в невидимом кармане, и вытащил изяшную брошку-цветок из какого-то белого металла.
— Носи и не снимай! — велел он.
— Зачем это? — спросила Машка, цепляя украшение на ворот.
— Он скроет твой шрам получше всякой косметики, — объяснил Разумец.
— А что, нельзя его совсем убрать, этот шрам? — огорчилась Машка.
— Нельзя, — веско сказал бог. — Ты его заслужила. Никакие заслуги здесь не могут быть так просто уничтожены. Твой шрам — ритуальная отметка другого бога, и я не имею права убрать ее. Но ты можешь его скрыть.
— Ладно. — Машка вздохнула. — Значит, буду таскать побрякушку. Удачи.
— Передай магу, чтобы он не беспокоился. — Разумец ухмыльнулся. — Я не сержусь на него. Более того, в ближайшем будущем его ждет одно радостное известие. Я решил сделать ему подарок.
Сияние усилилось и вскоре полностью поглотило идеальную фигуру бога Разумца. Машка постояла еще немного, зачарованно глядя на сияние, и вышла из зала. В кресле, скорчившись наподобие зародыша, нервничал великий маг Глетц. С недоверием воззрившись на Машку, он беспокойно заворочался и спросил:
— Ну?
— Баранки гну! — не удержалась она. — Он вовсе не злится и хочет сделать вам подарок. Какой — не знаю, но, видимо, хороший. В качестве компенсации за потраченное время и нервы.
Магу слово «компенсация», кажется, знакомо не было, но упоминание о подарке его явно успокоило. Боги не раздают подарки просто так, и, если Разумец расщедрился, можно считать, что маг оказал ему серьезную услугу, согласившись на требование странной девочки, родившейся в далеком прекрасном мире.
В «Рваном ведре» Машку ждал холодный хуммус и разогретый ужин. Она поднялась к себе, наскоро умылась, с улыбкой вспомнив наставления Разумца, и решила ужинать в компании. Прежде чем спускаться вниз есть, она посмотрелась в висящее на стене зеркало. Шрама видно не было, как и обещал бог. Хоть это утешало. В кармане звенели остатки денег. «Нужно действительно забрать отсюда этого мужика, Погонщика! — решила она. — Не то сопьется вконец. А что, дочь у него в Астолле наверняка живет, я забегу ненадолго к Вилигарку и попрошу эльфов найти эту девушку и позаботиться об алкоголике. Им это почти ничего не будет стоить!» Неприятного, сосущего чувства от мысли вернуться ненадолго и по делу в поместье не возникло, и Машка совершенно успокоилась.
Хозяин гостиницы, взглянув на нее, одобрительно кивнул: без шрама она смотрелась намного привлекательнее. Не дело молоденькой особе носить уродливый шрам на лице. Выложив на стол лошик в уплату за еду, Машка весело спросила:
— Никто сегодня не видел моего отца? Он дома или где-то бродит по своему обыкновению? Нам уже пора ехать.
— Детка, — сказал он мягко, — Погонщик отправился в свой самый далекий путь сегодня на рассвете. Ты не знала, что он болен?
— Нет, — растерянно сказала Машка. — Он ничего такого не говорил.
Хозяин гостиницы кивнул:
— Он всегда был скрытным. Много только о тебе говорил: мол, вернется и заберет. Мы его сказкам не особенно верили, а выходит — зря. Ты стала совсем большой и, кажется, действительно хорошо устроилась. Ты молодец, что не забыла своего старика. Хоть в последний день своей жизни он был счастлив. А то ведь все сокрушался, что не помер вместе с твоей матерью.
— Ему было здесь одиноко, — отозвалась Машка, чувствуя определенную неловкость. Она не любила выдавать себя за кого-то другого.
— Однако хера звать надо, колеса на гроб ставить, — перевел разговор мужик. — Хера можно найти возле замка, у него там небольшое хозяйство...
— Не надо, — отказалась Машка. — У моего отца есть родственники. И неправильно, чтобы его везли хоронить как человека, до которого никому нет дела.
— Так ведь дела у нас всех... Работать надо, иначе не проживешь. — Хозяин гостиницы хитро прищурился. — Время, как известно, деньги!
— Я заплачу за помощь, — сухо сказала Машка. — Мне не справиться одной.
— Это другое дело, — покладисто сказал хозяин гостиницы. — Эй, ребята, работа есть! Идем херонить Погонщика, госпожа платит. Баб еще позовите, пускай ревут!
Машка выгребла из карманов оставшиеся деньги и молча протянула ему.
— Бабы бесплатно поплачут, — доверительно сказал он, забирая ровно половину монет. — Он их ребятенкам часто игрушки дарил разные. А пока лошадь у него была, и катал, бывало, и дрова из лесу возил. Твой отец добрый человек был, душевный. Жалко только спился. Ну да мертвых провожать благодарностью надо, не будем о плохом. Он хороший был человек.
Приглашенный из ближайшего храма Херона ученик быстро подготовил тело к обряду, а четверо мужчин отнесли гроб с телом покойного на кладбище, здесь называемое хероновым полем. Женщины плаксиво вспоминали вслух, каким замечательным человеком был местный тихий алкоголик и попрошайка. Косились на Машку: некоторые неодобрительно, но большая часть — сочувственно. Под руководством сухонького старичка хера мужики покойника закопали. Заунывное ритуальное пение храмовника нагнетало атмосферу, но Машкины глаза оставались сухими. Чуть позже народ, немного постояв рядом с могилой, разошелся, негромко переговариваясь.
— Смерти нет, смерти нет, — повторяла Машка, пытаясь убедить себя в этом.
Ей было далеко до эльфов. Она могла верить, но у нее не было доказательств. Она даже не знала имени Погонщика, чтобы пойти к некроманту и спросить своего случайного знакомого, как он устроился там, в мире мертвых, и не собирается ли обратно. Имя, известное ей, было только одно: Сатара. Сатара, дочь Погонщика из Зеркального, давным-давно уехавшая в славный город Астоллу.
Она рассеянно провела пальцем по замаскированному шраму. Тонкая белая кожа слегка зудела, но чесать щеку Машка опасалась.
— Госпожа, уже поздно, — сказал, тронув ее за рукав, помощник хозяина гостиницы. — Отправляться в путь на ночь глядя неразумно. За вами оставлять комнату?
— Да, конечно. Я уеду утром. Посижу здесь еще немного, подумаю и приду.
