A под ним я голая

Тебе шьют новое платье.

Узкое и приталенное, между прочим..

Ну, и чего мы ждем?!

* * *

– Сегодня я живу один. – Сказал Пал Палыч, когда мы вместе шли до метро, возвращаясь из ресторана. – Мои все на даче. Поехали ко мне? Купим мартини, вы же любите. Я покажу вам свой новый рассказ…

Но я испугалась, что на стенах будут висеть мои фотографии, и не поехала.

* * *

– Не пропадайте!

– Это без вас я пропаду!

Мы прощаемся на Третьяковке. Все еще чувствуя спиной пятно его взгляда, я стараюсь как можно скорее проскочить гребенку турникетов и смешаться с толпой.

* * *

Роман Пал Палыча вышел в самом начале лета.

Мы прочитали его всей семьей, усмехнулись, а мой зонт, который и в самом деле был зонтом-тростью, с тех пор получил обиходное название «коклюшка».

* * *

– Нашел смутный объект желания, – сказала мама. – Тоже мне Бунюэль.

* * *

– Лера, возьмите зонт, сегодня дождь обещали.

– Коклюшку? – машинально переспросила я. Пал Палыч покраснел.

Мне стало как-то нехорошо.

* * *

Этого он мне не простил.

* * *

Но моя книга была уже в типографии.

Глава V

Желание проросло из меня, как мандрагора из семени висельника.

Я набираю номер карандашом: только что накрасила ногти.

– Затосковала темной тоской, – сообщаю Пал Палычу. – Это, наверное, писательская тоска. Сегодня у нас на ужин картофель фри и портер. Приезжайте, лучше всего, думаю, к девяти.

– У нас – это у кого?

– У нас с вами…

– Я занят.

– У вас влюбленность уже прошла, а у меня только начинается…

– Как вы сказали?

– Шутка. Бестактная злая шутка, отрепетированная дома перед зеркалом.

– То, что вы собираетесь сейчас сделать, – не от влюбленности, как вы соизволили выразиться, а от скуки.

* * *

А я и не собираюсь. Как раз хотела доказать себе, что на самом-то деле ничего и не собираюсь.

* * *

Желания приходят и уходят.

* * *

– Тогда расскажите мне что-нибудь на ночь, – прошу я.

– И вы мне.

– Договорились.

* * *

Любимая история дедушки:

Блокадный Ленинград. Некая мама водит трехлетнего мальчика в сад, пешком, на другой конец города. Зима. Они долго идут по улицам. На пути тут и там попадаются трупы – убирать некому. Мальчик уже знает их всех наизусть и помнит, кто где лежит. Некоторые покойники кажутся ему хорошими и добрыми, а некоторые – плохими и злыми, и, каждый раз, приближаясь к какому-нибудь злому, он просит маму обойти это место. И тогда они идут другой дорогой.

* * *

Всю ночь я проплакала, под утро мне снилось, что я кого-то убила, короче, на следующий день вид у меня был ни к черту.

– Что с тобой? – спросил Миша, вернувшись утром с «Мосфильма».

– Меня Пал Палыч обидел.

– Бедненькая… А ты с ним не водись.

– Не могу…

* * *

Люблю ли я Пал Палыча? О да. Но странною любовью. То есть по-своему. Если перевести на человеческий язык, это значит, что по каким-то причинам одному нравится мучить другого. Как заниматься по вторникам верховой ездой или играть в гольф.

Может ли человек прожить без гольфа? Конечно, может. Но чем тогда занять вторник?

* * *

Миша:

– Знаешь, почему Пал Палыч хромает?

– Почему?

– Потому что у него копытца в ботинках. Старый фавн!

* * *

Наш фавн все гоняется за молодыми нимфами. Вчера звонил Ниловой: «Я вас напечатаю, я вас напечатаю…»

Нилова мне:

– Он как вообще, нормальный человек?

– Нормальный. Поводит тебя сначала по ресторанам…

– Да? Он что, навязчивый? Приставать не будет? А то у меня муж ревнивый.

– Да нет… не будет, наверное…

– Так в чем проблема-то?

– А ни в чем…

И все же – в чем проблема-то?! В чем?

* * *

А меж тем мы вчера напились, и ночью Миша занимал любовью мое бесчувственное тело, а у меня все мешалось в сознании, и я представляла, что это не Миша, а Пал Палыч.

Ну как это понимать?

* * *

– Да не расстраивайся ты так! – сказала Нилова. – По-моему, тебе просто надо отдохнуть от всех твоих мужиков. Хочешь, поехали ко мне на дачу в Старую Руссу…

– Спасибо, – поблагодарила я верную Нилову и отказалась: – Боюсь, не получится. В воскресенье мы уезжаем в Нижний Новгород. Миха опять выставляется. Уже билеты купили.

* * *

Поезд идет очень медленно, и это завораживает. Я сижу у окна и смотрю на поля. Взгляд скользит по равнинам колосьев; косогоры с кулисами темных дубовых лесов… Я что-то придумываю… почти что невольно… Миша листает «Справочник редактора» Гиленсона – взяли от скуки в дорогу.

И я уже чувствовала рождение фразы, но тут, господи боже, Михаил, который до этого упорно и меланхолично молчал, вдруг, ни с того ни с сего, дернул меня за рукав.

– А ты знаешь, что у слова «верстка» общий корень со словом «верстак»? В переводе с немецкого – «рабочее место».

– Не-а, не знаю, – ответила я и опять повернулась к окну. Но та нерожденная фраза – уже почти что родившись – так и увязла в ореоле слова с навязчивым немелодичным «ёрст», напоминающим звук, издаваемый при чистке фаянса жестким ершом.

Я прочитала потом «Справочник редактора» – и точно знаю, что там этой глупости нет.

Миша сказал это просто так, от себя…

* * *

– Но ты знаешь, Лерочка, – пожаловалась Нилова, – у твоего Пал Палыча были такие грустные глаза, когда он меня провожал! Как будто сейчас заплачет.

– Да ладно тебе, я второй год на нем ужинаю.

– Нет, я так не могу…

* * *

На именины Пал Палыч прислал мне открытку.