с мутным и сладким мятным чаем — мента тэ.
— Меня Имед зовут. Вообще-то магазин мы вместе с братом держим. Но у него дела, семья — редко бывает. Я тоже хотел бы дела и семью, но это так сложно. Думаете, я много зарабатываю в этой лавке? Хорошей работы на побережье нет, можно только поваром в отель или барменом. Или магазин открыть. Видите, сколько сувенирных? Да кому оно нужно, все это дерьмо, — он обвел рукою пространство. — Вам что-нибудь нравится здесь? Если нравится, возьмите на память. Берите! Нет, я серьезно. Все что хотите, берите.
На полках, притиснутые друг к другу, стояли рыжие кожаные саквояжи, изукрашенные каменьями кальяны, восточные остроносые туфли, деревянные верблюдики. Под потолком — криво сшитые куртки, черно-белые платки-арафатки, национальные одеяния, связки туземных бус из стекляруса и ракушек.
— Хочу гоу Москоу. Думаю об этом эври дэй, каждый день, каждый божий день, — сказал Имед. — Друг! Умоляю, сделай что-нибудь для меня. Отдай мое резюме в базу агентства по трудоустройству… пришли приглашение, вызов, я за все потом заплачу…
— А что именно ты намерен делать в Москве? — спросил Ваня.
— Поваром буду. Устроюсь в какой-нибудь ресторан. У вас ресторанный бум, я слышал. Итальянскую кухню знаю, английскую, вашу, немецкую… Не верите? Я кулинарный колледж заканчивал, у меня диплом есть. Работал пару лет в вашем отеле.
— Почему сейчас не работаешь?
— Платят мало. Всего двести долларов в месяц. Здесь хоть четыреста получается.
— Сделай копии всех документов. Диплом, паспорт, военный билет. На случай, если запросит агентство. Мы составим резюме, выложим в Интернет и дадим наш электронный адрес. А телефон твой. Годится?
— Спасибо, друг…
Из пещеры Али-Бабы они вышли через два часа. С собой Лена уносила национальное берберское платье. Они за него заплатили.
У эстрады нашелся свободный столик. Лена заказала кафе-о-лэ — кофе с молоком, а Ваня взял местное пиво. В «Сол Клуб Кантауи» шел конкурс бальных танцев, и они засмотрелись, как пары танцуют латину. Пока лидировали поляки, но Лена болела за эфиопа и местную девушку. Подошла Нина.
— У тебя новая сумка, — заметила Лена.
— Ходили вчера с Марио в супермаркет. Сувенир на прощанье. — Нина погладила пестрый матерчатый бок, усыпанный литерами LV. — Он послезавтра улетает. Ходит весь расстроенный, говорит: давай, заберу тебя в Италию, будем жить вместе. Я отвечаю: «Какая Италия! Кватро, Марио, кватро!» — Словно продолжая спорить с итальянцем, Нина распрямила четыре пальца и потрясла рукой.
— Не будешь больше с ним общаться?
— Нет, наверное. Он, конечно, дал все адреса…
— Бесперспективно?
— Не в этом дело. Вчера остался у меня, и, представляешь, провели всю ночь на пионерском расстоянии. Нон фуоко. Ты в музыкальную школу ходила? Помнишь, было такое понятие, только не non, а con. Ничего не смог, даже плакал, как маленький.
— А как же — кватро?
— Есть, наверное, и кватро… Все силы из него выпили, квартетом.
Марио улетел. Нине оставался один день, а Лене и Ване — четыре. Перед ужином решили прогуляться в порту Кантауи по магазинам: сувенирная программа так и осталась невыполненной.
— Ну ты и набрала, — сказал жене Ваня, когда они вышли из местного «Женераля». — Давай хоть в рюкзак переложим.
На единственной лавочке около супермаркета, развалясь, сидела пожилая тучная тетка, обложенная вязанками пакетов. Но им тоже нужна была лавочка. Поэтому Лена уверенно двинулась в сторону тетки, а Нина с Ваней за ней. «„Англичанка“! — вдруг вспомнила Лена, — из тех, что играли в маджонг». Тетка ее не узнала.
— Shall I move?[5] — спросила она.
— A little, please[6].
— Русские, что ль?
— Русские.
Она потянула на себя пакет, и из него под лавку покатились неведомые плоды, напоминающие кольраби.
— Девочки, подберите мне, — сказала она. Было видно, что нагибаться ей тяжело.
Лена и Нина заглянули под скамейку и собрали обратно в пакет теткину поживу.
— Что это?
— Плоды кактусов. В Москву повезу.
— А вкусные они?
— Вкусные, — сказала тетка. — Сладкие.
— На что похоже?
— Ни на что. Вон там, на молу продаются. Два динара шесть штук. Идите сходите, пока продавец не ушел.
Они отправились на мол и тоже купили шесть кактусов. Густое пюре из картошки, помидора и арбуза — так точнее всего можно было описать вкус этого дара природы.
— По-моему, гадость, — Нина даже скривилась.
— Крахмала в них много. Чувствуешь картофельный привкус? Вот интересно, а картошка в Тунисе есть?
— Конечно, есть. Забыла — жбан пюре вчера на ужине стоял?
Вечером Лена почувствовала, что с руками что-то не то. При внимательном рассмотрении под ярким светом в ванной обнаружилось, что они усеяны тончайшими микроскопическими иголками.
— Так-перетак, — сказала Лена. Девушки не говорят «так-перетак», но она сказала. — А где мой пинцет для бровей? Ну, тетка! Чтоб тебе в жопу кто-нибудь это засунул.
— Вот оно, живое воплощение моих страхов, — сказал Ваня. — Невидимые иголки! Мир гораздо опаснее, чем мы о нем думаем.
В первых числах октября погода испортилась, зарядили дожди, туристы сидели по номерам, пляж опустел.
— Рамадан начинается в понедельник, — сказал Имед, когда они зашли к нему за бумагами. — Есть, пить, курить, блудить, ругаться — ничего нельзя. И так целый месяц.
— Даже есть нельзя?! — удивилась Лена.
— Днем — нет. Вечером — можно. После захода солнца.
— Религия запрещает?
— Закон. Каждый день пять молитв, и ночью одна. По всем радиостанциям транслируют азаны. Многие в Рамадан вообще не работают, потому что надо постоянно молиться.
— У нас тоже есть похожий период, зимой, — сообщила Лена. — Пост называется.
— Посьт, — повторил Имед. — Смешно. Прямо как «почта». Вот, поглядите, я все приготовил.
Он протянул заверенные нотариусом листы. «Имед Аффен, 1972 года рождения, место жительства поселок Хергла» — было сказано в метрике.
— Мы постараемся, — пообещала Лена. — Заверни во что-нибудь получше, видишь, какая погода.
Напоследок Имед угостил их гранатами, совершенно незрелыми на вид, но очень вкусными. Как выяснилось, иногда в них живут мухи.
— Инсектс! — завизжала Лена, когда из-под кожуры выползло нечто черное числом шесть.
— Мус, — успокоил Имед и отломил ей кусок с другого бока. Без мух.
В жуткий ливень возвращались они в отель. Пути было метров триста, но дождь лил стеной, и
