сопереживанием. Невозможно субъективный религиозный опыт сделать объектом исследования, препарировать, перевести в сухую книжную учёность. Тем более что все европейские языки и, прежде всего, наш иудохристианизированы[34], выхолощены, обескровлены и практически мертвы. Искажены, опошлены или вовсе вытравлены слова, отражавшие весь пласт понятий, раскрывающих суть Языческого мировоззрения. Ныне слова потеряли своё энергетическое выражение, и люди пользуются языком, полностью утратившим свою магическую способность. То, что некогда было ЖИВЫМ СЛОВОМ, превратилось в лексику, в искусственные лингвистические построения.
Когда Языческие понятия наукообразно преподносятся современным языком, то неизбежно возникает профанация. Тем самым идейная суть Учения всё более и более обезличивается, расплывается в пустопорожнем словоблудии; получается, как на воде вилами писано.
Насколько жизненно важен для народа ЕГО родной язык – носитель национального самосознания, – объяснять не надо. Не зря же уже 1000 лет его сознательно уродуют чужеродные силы. Нам, Русичам, необходимо учиться общаться на СВОЁМ, РУССКОМ языке, возвращая в него смысл древних полузабытых понятий КРОВИ И ПОЧВЫ. Через свещенную мощь чистых Языческих образов подключаться к глубинным своим корням и черпать там уверенность в Победе.
В далёкой первобытности у славян был культ Природы и культ Предков-Покровителей. Оба эти культа в большинстве случаев соприкасались и даже переплетались между собой. Почитание волшебных сил Природы и чествование Чуров-Пращуров сливалось в одно неразрывное целое.
В религиозном сознании Духи Предков сближались, сочетались, а подчас как бы отождествлялись с природными Духами-Силами. И это понятно: ведь умершие никуда не уходят из Природы, а только меняют своё обличье, оставаясь бессмертными в лоне Рода. Непрерывный жизненный поток продолжается после развоплощения и сливается с природным в великом коловращении сущего [35].
Покойники («родители») таинственным образом связаны со стихийными Духами и способны поэтому оказывать воздействие на природные, погодные явления.
Грани между обоими этими понятиями Духов-Сил-Сущностей зачастую размыты и иногда вовсе неощутимы. Отсюда – возможность их перевоплощения-оборотничества, проявления в переходных и смешанных обличьях. Сливаются, перемежаются, сочетаются образы человеческие и нечеловеческие. Совмещаются они по-разному: то одна, то другая сторона выступает на первый план, порождая причудливые образы Царевны-Лягушки, Лебедь-Девы или Ящурки-Хозяйки подземельной.
Со сложным, восходящим к материнскому родовому строю образом Русалок-Берегинь связывались представления о покровительствующих женских Предках-Праматерях (Прародительницах-Родоначальницах), и, одновременно, Русалки оборачивались дивными водными нимфами – воплощением живительных сил Матери-Земли. В сказаниях, бывальщинах, народных поверьях они выступают то самостоятельно, то, теряя очертания, вообще расплываются в порождающей их стихии.
Призрачные русые девы – не чуждые русскому селянину, не враждебные, они – родные; только иного, русалочьего племени. Из чудесного Тридевятого Царства они являлись не как жуткие привидения из другого, потустороннего мира, а как другая качественная («ночная») сторона той же самой действительности – Родной Природы.
В цельном Языческом мировидении не было резкого противопоставления явного и кажущегося, мира людей и мира Духов[36], «материального» и «духовного». Всё духовное в той или иной мере материализовывалось, а всё материальное – одушевлялось. О том, что материя есть только сгустки силы, Волхвы ведали задолго до «безумных» физических теорий. Так называемые чудеса были для них самоочевидностью, не заслуживающей какого-либо особого культового поклонения. Они не возводили своих кумиров в ранг небожителей и сынов божьих. Для них не было богов истинных и ложных, ибо не было богов вообще; вернее, боги не существовали в том смысле, как полагали люди[37]. Боги могли пониматься разве что как блюстители БОЖЕСТВЕННОЙ, ИЛИ ЕСТЕСТВЕННОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ.
Языческая традиция вообще отрицает всякую догматику. Профанические авраамические религии основаны на вере, а Язычество – на живом, реальном религиозном опыте. Вера в то или иное «священное» писание не имеет никакого отношения к истинной, искренней религиозности, а потому чем ближе человек к тому или иному церковному «сверхъестественному» богу, тем дальше он от естественного БОЖЕСТВА- ПРИРОДЫ.
В первозданном Язычестве ещё нет противоестественного расщепления мира на естественный и сверхъестественный. Есть один СВЕЩЕННЫЙ МИР ПРИРОДЫ: мир людей, зверей, фей, демонов, оборотней… За всем многообразием видимой и невидимой Природы находится ЕДИНАЯ ЖИВАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ.
На каком-то самом глубинном, корневом, сокровенном уровне Жизни [38] всё родственно и нет ничего заведомо «мёртвого». Мир множествен, но един, и потому нет непереходимой пропасти между родовыми Духами-Предками и Духами Родной Природы, Родного Края, с которым Волхв связывал свою судьбу и могучую силу своих Духов-Покровителей.
Умерший уходил на тот Свет, к «Роду своему». Род существовал как бы в двух мирах – на этом и на том Свете. Род, живущий на этом Свете, можно уподобить видимой, малой части ледяной горы, тогда как Род, обитающий на том Свете, – подводной, большей части. Мир земной и мир потусторонний неразрывно взаимосвязаны и, составляя одно целое, в конечном счёте – единый Вселенский Организм, населённый существами различного порядка, – влияют друг на друга.
Да и вообще различие между этими мирами носит не принципиальный, а условный характер. Потусторонний мир – не какой-то нездешний, небесный, сверхъестественный мир: он – здесь, рядом, окружает и проникает нас со всех сторон; только он и его обитатели находятся ПО ТУ СТОРОНУ нашего обычного чувственного восприятия.
Силы-Сущности, чьи действия превышают человеческое разумение, могут иметь двойственные характеристики и принадлежать одновременно обоим мирам: «дневной» и «ночной» сторонам Природы.
Отсутствие резкой расчленённости в Языческих представлениях о Духах умерших и стихийных Духах, туманные их переплетения дали повод известному философу-богослову Владимиру Соловьёву обозначить все древние Языческие религиозные представления как «смутный пандемонизм» (Соловьев B.C. Первобытное язычество, его живые и мёртвые остатки. Собр. соч. СПб., 1911, т. VI). Это верно лишь отчасти, поскольку всё же проводилось различие между духами умерших и другими Духами, которые никогда не были людьми: несмотря на кажущуюся неразличимость, каждый разряд Духов, или анимистических образов, имел собственное определённое происхождение и мог проявляться самостоятельно.
Пантеистически-мистическое мировосприятие есть сердцевина неподдельной религиозности. Язычество – это не вера в богов, а ОБОЖЕСТВЛЕНИЕ ЖИЗНИ.
Монотеисты всех конфессий всегда клеймили Язычников обвинениями в грубом идолопоклонстве, подразумевая под этим обоготворение человекообразных болванов – истуканов. Но, во-первых, рукотворные идолы принадлежат довольно-таки поздним временам; это – уже упадок Язычества как чистого природопочитания, отрыв от живой первоосновы, вырождение пантеизма в антропоморфный политеизм. «Боги» были очеловечены, а религия, имеющая теперь главным своим содержанием существование «богов», измельчала в экзотерическую боговщину.
А во-вторых, каждый понимал этих богов по-своему, в меру своего разумения, и для зрелых умов они были лишь символическими выражениями Великих Тайнодейств Природы, а внешняя форма идолопочитания признавалась только завесой, скрывающей Истинную Сущность подобно покрывалу Изиды.
Античные натурфилософы-пантеисты не отрицали существования богов как неких одухотворённых сил Природы, а лишь имели в виду, что они (боги) вовсе не такие, какими их представляют себе люди, переносящие на богов свои человеческие черты.
Великие мыслители почитали ПРИРОДУ КАК ЕДИНУЮ БОЖЕСТВЕННУЮ СУЩНОСТЬ, ВЫСШИЙ РАЗУМ ИЛИ ВСЕЛЕНСКОЕ СОЗНАНИЕ.