Так называемые боги были, по сути, не чем иным, как различными качественными проявлениями одной и той же БОЖЕСТВЕННОЙ МАТЕРИ-ПРИРОДЫ, Её таинственными животворящими Силами, которые просто не могут быть персонифицированы как Существа.
Натурфилософы отдавали дань уважения, но никогда не поклонялись и не превращали в идола какого-либо из этих богов или богинь. Они видели дальше, а идолы – это для близоруких. Гомеровские антропоморфные боги, хотя и бессмертные, но ограниченные в своём могуществе, доступные умилостивлению жертвами и мольбами, подверженные человеческим слабостям, вожделениям и взаимному обману, служили предметом насмешек ещё во времена Анаксимена и Анаксагора.
Знаменитая атеистическая поэма Лукреция Кара «О природе вещей» предваряется обращением к богине Венере. Ни Левкипп, ни Демокрит, ни Эпикур, ни Лукреций не были атеистами в позднейшем значении этого слова: они не сомневались в существовании богов, а лишь отказывались верить в конкретных человекоподобных богов, которым поклоняется толпа.
В Индии смысл такого атеизма передавался словом «настика», т.е. отрицание идолов, в том числе всех антропоморфных богов.
Сокровенное Учение мусульманских мистиков-суфиев можно назвать пантеистической теософией (по мнению Бируни, суфии называются так от греческ. слова «софос» – мудрец). Суфии воспринимают Природу как эманацию Божества.
Некоторые источники указывают, что Учение имеет несколько ступеней. Сначала ученик должен выполнять все предписанные исламом очищения и молитвы, ритуалы и церемонии. Сделавшись таким образом правоверным мусульманином, он «вводится в разряд познания» (поднимается на следующую ступень посвещения). Тогда ему разъясняют, что все внешние религиозные обрядности, которые он до сих пор ревностно выполнял, не имеют внутренней духовной ценности и что с этих пор он должен стремиться к тому, чтобы проникнуть в таинственную сущность БОЖЕСТВЕННОГО ВСЕЛЕНСКОГО РАЗУМА.
Величайшими поэтами, переложившими на стихи Учение суфиев, были Фирдоуси, Омар Хайам, Низами, Саади, Хафиз, Джами, Руми и другие. Суфизм как пантеистически-мистическое течение в исламе возник в Персии, среди индоевропейцев, чей дух не мог принять семитский монотеизм магометанства. И именно арийский дух облёк суфизм в прекрасные и величественные образы, мощно завладевающие человеческими мыслями и чувствами (император Акбар был суфием).
Все культурные ценности, что есть в исламе, созданы персами и таджиками. Почти вся так называемая «арабская философия» средневековья была творчеством персов-шиитов, писавших на господствовавшем тогда арабском языке. На это указывает известный историк-востоковед и семитолог Э. Ренан в своей «Истории цивилизации».
Пантеизм не проводит разграничения между Божеством и Природой. Высшая религиозная мысль никогда не упускала из виду, что все силы Природы есть лишь бесконечно разнообразные проявления единого в своей множественности Божества.
Но такое представление было трудно доступно обыденному религиозному сознанию, которое не могло держаться на столь отвлечённой идейной высоте и с течением времени стало видеть в этих проявлениях самостоятельные божества. Разрыв между изначальным Учением и религиозными воззрениями большей части общества неудержимо разрастался. Пантеизм остался достоянием немногих, могущих вместить всю его глубину, а упадочнический антропоморфный политеизм стал верой большинства[39].
Вместе с политеизмом возникает и профессиональное жречество, обслуживающее богов. Жрецы сочиняли и развивали искусственные и замысловатые богословско-мифологические системы. Они мнили себя особами, приближёнными к богам и даже способными влиять на них. Упрочению жреческого сословия способствовал покров таинственности, которым «улыбающиеся авгуры» окружали себя и в который облекали свои богослужения, дабы внушить уважение толпе, уважающей лишь то, что для неё не совсем понятно. По-видимому, лучшие из них полагали, что этот благочестивый обман оправдан тем, что служит воспитательным средством для исправления и большего блага. Известно, как изменились в худшую сторону религиозные представления и нравы римлян, усвоивших чувственный эллинский антропоморфизм.
Иудохристианству удалось сокрушить Язычество на Руси потому, что оно во многом выродилось в бессильное идолопоклонство и оказалось несостоятельным перед лицом смертельной угрозы.
Изначальное славянорусское Язычество по идее является анимистическим пантеизмом. Основное ядро славянских религиозных понятий сложилось ещё в праславянскую эпоху, до обособления родственных индоевропейских племён, а древнейшей формой религии всех индоевропейцев было почитание Природы как таковой. И восточные славяне лучше и дольше других хранили эту религию.
Исконная славянорусская религия далека от антропоморфизма, ей не было свойственно олицетворение Природы в виде божеств, наделённых человеческими качествами. Природа – это Имя Живого Божества, имеющего множество различных родственных проявлений. Самостоятельные обличья неисчислимых Природных Духов-Сил (всякий Дух есть Сила), их игрища и превращения суть лишь разные грани отражения единой, лежащей в основе всего Силы. На законе всеобщего превращения – оборотничества – зиждется всё первобытное мировоззрение. Для анимистически-пантеистического мировосприятия характерны представления об особых волшебных силах, присущих явлениям Природы; эти силы позднее и стали называться богами и богинями. Они непредставимы посредством человеческих чувств; поэтому никаких их изображений быть не может, и у наших Пращуров не было. Изначально славяне идолов не имели, а воспринимали так называемых богов напрямую, как они и являются нам в своих природных деяниях[40].
Божество (Сила) есть нечто по существу ноуменальное (сокровенная «вещь в себе»), а потому выразить его Идею в феноменальном мире можно только символически.
Разумеется, сами Боги (Силы) незримы, но для тех, кто не был способен вообразить НЕВИДИМОЕ ПРИСУТСТВИЕ иначе, как в виде умопостигаемой материальности, вырезались образы – идолы (образ по- гречески – эйдос; отсюда и наши «идолы»). Им придавались такие черты, которыми их наделяли жрецы. Возможно, что подобное человекообразие допускалось в позднем Язычестве как вспомогательное средство для более понятного усвоения простым народом, для которого идолы служили как бы связующим звеном, местом встречи человека с невидимыми богами.
Невежды склонны были окружать идолов суеверным почитанием и даже приписывать им чудотворные способности, подобно тому как это делают иудохристиане, поклоняющиеся своим разрисованным доскам.
Для Ведунов же и Ведьм идолы служили лишь молчаливым напоминанием, что существует НЕЧТО, о чём ничего не могут знать смертные.
Волхвы-отшельники и странствующие гусляры всегда оставляли требы Лешему на пне, но никогда не поощряли рукотворную боговщину. Они всегда догадывались или были уверены, что в конечном счёте под всеми так называемыми богами иносказательно скрыто почитание естественных Заповедей Природы. Не боги награждают или наказывают, а сам человек себя награждает либо наказывает, следуя или не следуя этим справедливым Заповедям.
И тут любознательный читатель вправе спросить: «А откуда Вам, уважаемый писатель, известно, в чем суть Учения древнерусских Волхвов?».
Разумеется, писательские предположения – не доказательства. Доказательства, коль скоро они так уж необходимы, ещё предстоит найти. Но поискам предшествуют догадки.
Конечно, нет никаких документальных свидетельств того, что Волхвы мыслили и чувствовали именно так. Но ведь нет и документальных свидетельств об обратном! А потому мнение писателя-язычника имеет такое же право на существование, как и мнения церковных или рационалистических писателей.
Невозможность предоставить прямые (а косвенных имеется предостаточно) и непредвзятые исторические документы, тексты, справки, подтверждающие наше суждение о мирочувствовании Волхвов, не имеет никакого значения: только сравнительные данные могут пролить свет на решение этой загадки.
Известно, что если нет прямых доказательств, то нужно привлечь и использовать косвенные. Главное из них – сравнительное изучение Языческих религий, где мы и находим сколько угодно подтверждений
