спелась с чёрной хандрой, хмельной разгул – с трезвым нигилизмом, бешеная страсть – с изуверским самооскоплением, безмерное сострадание – со свирепой жестокостью. Но при всём этом и всегда – главная и самая впечатляющая особенность наша – это неуёмная, неизбывная жажда Правды-Справедливости и мучительные поиски Её. «Шекспир настолько великий гений, что может стать уже по плечо русскому человеку», – эти слова Аполлона Григорьева приводит Д.В. Григорович в своих «Воспоминаниях».
Впрочем, за Правдой-Маткой далеко ходить не надо; она заключена в наших народных пословицах: «Правда в лаптях, а кривда – в сапогах!» и «На деле прав, а на дыбе виноват».
Я рос своенравным и упрямым, и это помогло мне, когда я начал создавать своё Я. Оккультное положение гласит, что человек сильных, подчас необузданных страстей, если только он сумеет их вы прямить и спаять в единую всепоглощающую страсть, влекущую его к Добру, будет иметь такой успех, какого никогда не достигнет человек умеренный, серый, заурядный, «себе на уме». Даже злодей может преобразиться, равнодушный – никогда.
Известно, что ряд выдающихся религиозных деятелей античности, индийских йогов, мусульманских суфиев, буддийских и даосских анахоретов в начале своей жизни были людьми глубоко порочными. Они стали так велики в своём подвижничестве именно потому, что их натура таила гораздо более возможности стать духовными светочами мира, чем натура людей слабых, никудышных, которые «ни богу свечка, ни чёрту кочерга». Самоотверженным путём духовной алхимии, нравственного совершенствования смогли они превратить свои личностные эгоистические душевные свойства в высшие спиритуальные силы, подчинить их своей Доброй Воле и безграничным возможностям Её.
И если кто-либо спросит меня, какова цель земной жизни, я отвечу, что цель эта – становление Героя, ибо эволюция не кончается человеком.
Мои книги запрещаются преступной оккупационной цензурой. В какой ещё стране могут судить за любовь к Родине, к своему народу? – Только в стране, порабощённой иноплеменниками. Но эти трусливые запреты лишь подтверждают обречённость и неотвратимый крах лживого, гнилого, продажно-рыночного режима и его базарной «элиты», не могущих противопоставить Идее ничего, кроме наручников.
Я горжусь тем, что мои работы нашли горячий отклик в сердцах молодёжи и стали путеводной нитью для многих и многих людей в поисках смысла своего бытия. Работы эти утешают их в печали, вселяют уверенность в Победе, поднимают выше страха смерти. Они вдохновляют и ведут в бой за идеалы Правды, Свободы, Красоты.
Борьба – удел Героев, бросающих вызов Злу и идущих на подвиг не ради славы, наград и власти, а потому, что не могут поступать иначе. И эти Герои – не одиночки: ведь на подвиг люди идут лишь тогда, когда уверены, что народ с ними. Герои всегда самоутверждались только в Борьбе; так они творили свою судьбу и судьбу своих народов. И они не ныли, что, дескать, нас мало и что плетью обуха не перешибить. Тех, кто прав, мужествен и верен, всегда было на свете меньше; все Великие Движения начинались горсткой правдолюбцев.
Мои книги взяты на вооружение соратниками Русского Освободительного Движения, которое неудержимо растёт, ширится, даже не имея ни материальной базы, ни централизованного руководства.
Строки моих стихов высекают на надгробных камнях, от руки переписывают и заучивают наизусть в зонах и камерах, перекладывают на музыку и распевают на Солнечных Языческих Празднествах и в Волшебную Купальскую Ночь.
Цитаты из моих работ служат эпиграфами к программным статьям в молодёжных Национально- Социалистических журналах, Боевых Листках и Вестниках Сопротивления. Не иссякает поток сочувственных писем от всё новых и новых сподвижников. Можно ли желать ещё какого-то большего признания плодотворности своих трудов во славу ПРИРОДЫ – РОДИНЫ – НАРОДА?
Помню: мне было лет 7 или 8; я стоял на лугу в зарослях пахучих цветущих трав. Ярко светило Солнце, гудели шмели, порхали бабочки. Внезапно повеял ветерок, травы зашелестели, зашептались; я вдохнул их дивный медовый запах – и меня не стало; вернее – я стал этим цветущим лугом, ветерком, солнечным светом… Я как бы растворился в ласковых, тёплых, сочувственных стихиях.
Не знаю, сколько длилось это чудесное мгновение, бывшее одновременно и явью, и сном, и грёзой. Когда я снова воплотился, то увидел себя опять стоящим на лугу. Слёзы градом лились из моих глаз, но то были невыразимо сладостные слёзы ВЕЛИКОЙ РАДОСТИ. Незабываемое ощущение слиянности с чем-то ЖИВЫМ, РОДНЫМ, МАТЕРИНСКИМ запечатлелось навеки. Позже, уже в зрелом возрасте, оно повторялось ещё только дважды.
Предчувствую, что это первобытно-детское, ослепительное для дневного сознания Просветление вновь посетит меня в мой смертный час…
Примечания
1
Редкими приятными исключениями служат труды выдающегося белорусского историка и философа Г.М. Филиста: «Введение христианства на Руси: предпосылки, обстоятельства, последствия» (Минск, 1988) и «История «преступлений» Святополка Окаянного» (Минск, 1990), а также исследование О.М. Рапова «Русская церковь в IX – первой трети XII в.» (Москва, 1988).
2
Так называемое космологическое доказательство бытия бога зиждется на том грубо- материалистическом утверждении, будто Мир должен быть кем-то создан. Однако такой догмат о создании Вселенной неким Верховным Существом не может удовлетворить даже дотошного первоклассника, который обязательно спросит: «А Существо это кто создал?».
Мы – пантеисты и не признаём никакого бога-творца (тем более человекообразного Иегову мужского рода), ибо наши воззрения целиком отвергают произвольный акт миротворения из ничего просто по той причине, что Энергия совечна Материи и они не могут существовать друг без друга, являясь двумя аспектами-оборотнями Единой Космической Субстанции. Так учит Древняя Мудрость, и то же самое подтверждают экспериментальные исследования новейшей физики.
В пантеистическом мировидении отсутствует идея личностного бога-творца, свойственная профаническим авраамическим религиям. Само иудохристианское учение о боге, догмат о троице – это смешение позднего греческого политеизма и ветхозаветного монотеизма, лишённое всякого смысла и разрывающее единство Мира на естественное и «сверхъестественное». Мы не сомневаемся в существовании сверхчеловеческого Вселенского Разума, но отрицаем Его бытие вне Естества, то есть вне Природы.
Конечно же, условное понятие «Мировой Разум» не должно рассматриваться хотя бы даже отчасти схожим с человеческим мышлением. Монотеистам обязательно надо всё очеловечить. Их антропоморфный личностный бог наделён всеми страстями смертного человека, но только в гораздо большей степени: он
