«Ерунда-то какая! О чем они, господи, а? «Не стреляйте, братва, не стреляйте друг друга!» В своем ли уме, боже мой, Виталик?...
Слова и картинки без спроса и нагло, рябили в глазах и плескались, как волны, в мозгу. Кладбище, вороны; чистый-чистейший, покойный пух, из холодного снега… Как пудра… «Дружище, конечно… — Ах да, ну, конечно, — мозги не пудришь?» И взгляд его, пристальный, как трибунал … «А иначе — смешно! Как иначе?»
Не будет иначе в делах, где вращаются очень солидные деньги. Вращает их не металл шестеренок — «шестерки». Такие же люди, как он, Виталик. Все же, хрупкий, в сравнении с железом, материал. Ломает, крушит механизм невинных на части, Потемкин — он что виноват? А Виталик? Во всем виноват Лахновский! Он и такие, как он! Но если Потемкину на фиг Лахновский не нужен, то — кто без него Виталик? Да просто никто!
Виталик физически чувствовал треск. «Вот она и пошла, в полный рост эта ломка! А может — мелькнула надежда — она обломает меня, закалит — человеком стану? Такой-то ценой? — не на шутку ломало, — Таким, как Лахновский я стану, — не хуже!».
«С бедой не спеши. Пришла — это еще не беда. Переспать с нею надо» — не раз говорила мама. — «А дальше — уйдет, может быть, и сама. Ну а нет — бог науку подаст, как избавиться…».
С хрустом сложилась в руке, опустевшая банка. «Пиво в лесу, в одиночку и ночью, — бросая в окно комок жести, смеялся Виталик, — ну, волк, — натурально! Отшельник». И, как ребенок, балуясь, потянулся в окно: «А луна, где она?» Но выть на луну, — как отшельник, не стал.
Мудрость в том, что он слышал от мамы, была. Во-первых: а может, пройдет? Может, нет ничего? Просто паника? Может быть… Лучше бы…
«Ну а что там, что было? — стал думать он, — Приехал и глянул. Увидел. Что с этого? В чем нарушили что-то, директор и «Трейд и К»? Догадки? Туда их — как шеф говорит — козе в одно место, свои догадки!».
— А все-таки, мама, хана мне! Чего там — хана…
Потому что теперь он, Виталик, дырку в мозгу получил, сквозную. Шеф умен, хитер, — не лиса, а хуже. «Идея твоя!» — похвалил. Похвалил? Приговор зачитал! — вот что сделал он в сауне! Приговор это был, — а не водочка в кайф… «Не осел я, а? Осел — уши-плюши! Да он, плюс к тому, оскорбил: «Голова у него на месте!» А где у меня?» — Все понял Виталик. Дошло!
За то, что пропало тогда, на посту, шеф ответил, стерпел, в одиночку и молча. Там не было крайних. Был опер, козявка, что цапнула больно. Но крайних… И шеф припугнул своего — сигаретами «Ватра». И повелся Виталик, себя, не жалея, — вывернул. Схему нашел. Отстоял ее — мало того! И, конечно, — стал крайним... А что было нужно? Теперь шеф — уйдет, отвернется. Другого найдет.
«Дырка сквозная, мама!» — горькой была улыбка Виталик. Теперь каждый день начинать надо с мысли о том человеке. Думать о том, — а что думает он? И не знать, что он думает, понимая, что все-таки, — что-то думает. И ничего не поделать с этим.
«Проживешь с такой дыркой, мама?»
Виталик еще курил «Мальборо» и еще открывал «Баварию». Он приехал сюда, с глаз подальше, подумать. «И заночую…» Надо было найти, навести «в шарабане» порядок, придумать что-то, — потом ехать в город. Зная, что как-то, но жить будет можно.
«Гапчено, Тапченко… — стал думать он. Семнадцать, по-моему, «ходок», я проплатил на сегодня. По сто. А в итоге? Да, ничего, в итоге... Машину, дружок, поменять ты уже в состоянии, правда?»
Мысль, как муха к пирожному, привязалась к Славе Гапченко. «Так, — думал Виталик, — так… мы о чем? О Потемкине, и про сахар… Гапченко -с того же поста, что и Потемкин. Два звена, как два шлейфа в узле — аварийная скрутка на кабеле. Здесь собака зарыта! Вот это и хорошенько, мне надо обдумать. Я — маленький Жуков. Штыками солдаты воюют, а маршалы — головой!».
Образ Гапченко вызвал улыбку, как только Виталик представил его со штыком.
«Ах, мама, — вздохнул он, — а что ж мы имеем? Проблема, Потемкин и Славик! Но Славик, — что есть он, что нет… Славик — пешка. Легко в руки взять, и легко потерять. Бывает ничья, — рассуждал Виталик, — но игры без потерь — не бывает! То, Потемкин и Славик, с одного поста — хороший шанс для комбинации. Конфликт и случайный выстрел — чего не бывает на их «производстве»?
Вычислить ход, подобрать фигуру — вот главное для игрока. А чужую фигуру с доски убирает игрок не рукой — а другой фигурой. «Прекрасно! — сжал зубы Виталик, — Другая фигура — Славик! Задачу поставила жизнь, извините, друзья!».
«Вот теперь, — твердой рукой поворачивал ключ Виталик — Теперь можно ехать!».
Теперь оставалось вложить в руки шахматной пешки, штык. Лахновский это умеет. Сумеет и он, Виталик!
***
Потемкина вызвал начальник поста.
— За период мы отчитались. Скажи, а реальное, что-нибудь, на перспективу, даешь?
— Даю.
— Да? И заведение* дашь?
— Да, готовлю.
— Реальное?
— Да.
— Хорошо. Я надеюсь, иди.
***
— Говорит, что Виталик…
— Давайте! Ало?
— Альфред Петрович, Виталик… Я приболел, извините… Но, завтра я буду готов. Как обещал, все реально. Управлюсь.
— Не много ли на себя берешь?
— Нет, я подумал.
— Еще бы, не думал!!!
Улыбка была, он и сам это чувствовал — клейкая. Выпито слишком. Две банки еще оставалось — 0,33 «Баварии». Но и это, мозгам и душе его отдыха не обещало. Он за тридцать минут их выпьет. А после? Покурит и сходит в киоск. Потому что сна, все равно не будет.
Но он улыбался, такой, ставшей клейкой, улыбкой.
«Нелюдь! Шеф, ты же нелюдь!» Скажи ему правду Виталик: «Гарантии «сто» дать никто не может!» — тот завтра же купит ему пачку «Ватры». Нелюдь!
«Но, — допивая последнюю банку и собираясь подняться, пойти в киоск, сказал себе твердо Виталик, — я «Ватру» курить не буду!».
В киоске набрал не пива, а водки и две пачки «Мальборо».
***
— О, а я только, Виталик, тебя вспоминал!
— Денег надо?
— Тьфу ты, а что ты не в духе?
— Болел.
— Ах, понятно… — сочувствие выразил Гапченко, — Но, нынче ты крут. Три места!
— Намек?
— А чего? Три места, должно быть дороже. У Вас обороты растут…
«Резвый!» — зло сказал, про себя, Виталик. Чувствовал: глупо, но сам спровоцировал тему.
— Славик, — спросил он, — а раньше тебе лучше было? Пока сам я тебе, ни с того, ни с сего, добровольно не стал подавать?
— Подавать? — возмутился Славик.
— Ну, не цепляйся. Не в духе я, видишь? Хватит.
— Ну, хватит… — сдержался Славик, — Но, — то было раньше!
— Бери, Слав, то, что есть, а потом, — подумаем.
— Ладно, подумай…
