– Я надеялась, он забудет. Но он здесь и сейчас заставит меня заниматься. О тетя Джейн... – Адорна нетерпеливо переступала с ноги на ногу, желая уйти.
Джейн стало жаль ее. Сегодня не день для уроков или времяпрепровождения с незамужней теткой.
– Иди. Найди своих друзей, но оставайся в компании и не забывай время от времени наведываться.
– Конечно, тетя Джейн. – Адорна поспешила прочь.
– И не ходи с молодыми людьми смотреть на солнечные часы, – бросила ей вдогонку Джейн.
– Хорошо, тетя Джейн.
Ветер донес ее слова, и Джейн осталась одна. Было довольно странно находиться рядом с множеством людей и все-таки в стороне, без друзей, которые бы приветствовали ее. Никто не подходил к Джейн, шлейф старого скандала следует за ней по пятам.
Появление мсье Шассера не развеяло ее тягостных дум.
–Мадемуазель Хиггенботем, – он торжественно поклонился – Это мадемуазель Морант я только что видел убегающей отсюда?
Джейн чуть не взвыла от тоски. Никогда ей не привыкнуть к таким неприятным обязанностям дуэньи, как сообщение, что Адорна хочет заниматься лишь два раза в неделю. Храбрая женщина – леди Гудридж, например – прямо бы сказала об этом мсье Шассеру. Джейн заметила, что мило улыбается.
– Она расстроится, что вы ее не застали. Его торжественное лицо просияло.
– Правда?
– В самом деле, ведь она говорила мне о вашем предложении заниматься с ней каждый день и особенно о своем разочаровании, когда отец в письме запретил ей это.
Его брови снова нахмурились.
– Он грубый, невоспитанный человек, варвар.
– В любом случае Адорна обещала заниматься в промежутках между уроками.
– Мадемуазель Морант так сказала? – спросил он с легким недоверием.
– Поразительно, не правда ли? – Джейн надеялась, что молния не ударит в нее при этих словах.
– Я думаю, что должен... да, я должен... предложить учить мадемуазель Морант бесплатно.
Облегчение Джейн сменилось испугом.
– Нет. Это невозможно!
– Но когда леди настолько хочет говорить по-французски, это мой долг – нет, мое удовольствие – учить ее. – Молодой Шассер, казалось, был восхищен такой идеей.
Джейн осознала, что была не столько тактичной, сколько поощряющей.
– В самом деле. Мы не можем позволить вам...
– Я пойду и переговорю с ней. Сдержанно, мадемуазель, обещаю. Мне известно, какого мнения английская знать об эмигрантах вроде меня.
– Разумеется, ничего плохого.
– Ну да, они считают меня неблагодарным и недостойным их общества. Уж я-то знаю. – Его глаза гневно блеснули. – Но я скажу мадемуазель Морант о своем намерении и буду давать ей по фразе в день... Она говорила вам фразу, которую мы будем учить?
– Да, но...
– Спасибо, мадемуазель, – он низко поклонился, – я не разочарую вас.
Он ушел широким шагом, и протест дуэньи повис в воздухе.
Как бы там ни было, у Джейн есть свое развлечение, если она осмелится, конечно.
Виолетта взяла себе за правило класть в ее сумку толстую папку с бумагой и остро наточенные карандаши. Рисование – типично дамское занятие, как игра на фортепиано и собирание цветов. Некоторые леди уже достали свои альбомы. Почему бы Джейн не сделать то же самое?
Ведь никто здесь не хотел рисовать так, как она.
Джейн в последний раз удостоверилась, что поблизости никого нет и, держа спину прямо, устремив глаза на Темзу, стянула перчатки. Не имеет значения, что обнажать руки не принято, рисовать в перчатках невозможно, поэтому она положила тонкую лайковую кожу на колени.
Не отводя взгляда от реки, она наклонилась вперед, нащупала грубую шерстяную сумку и скользнула пальцами внутрь. Кожаная папка была под рукой. Девушка взяла ее и, все еще боясь, что это могут заметить, вытащила наружу.
Никто не заметил. Она годами подавляла в себе эти склонности и теперь хотела совершенствовать свое мастерство, вдохновленная созерцанием бесконечного океана, перегороженного вдали плотиной.
Приподнятое настроение покинуло ее, когда она вспомнила о Блэкберне. Джейн представила возможную катастрофу, которой, однако, не могла противостоять.
Девушка нащупала деревянную коробку и украдкой открыла ее. Пробуя пальцем кончики карандашей, она выбрала самый острый.
Что она будет рисовать?
