старых рубашек и коротко их обрезать, чтобы казалось, будто у нее широкие плечи и толстые руки. К тому же так ей будет теплее.
Ренье следовало бы самому об этом догадаться.
Дамы встали и, словно яркие бабочки, закружились вокруг Сорчи. Они дергали ее за одежду и говорили все разом. А потом их хоровод вдруг распался, и они разлетелись в разные стороны.
Он стоял за ширмой, но проститутки его игнорировали. Они сновали туда-сюда, болтая о Сорче, ее королевском происхождении, ее принце и ее несчастьях. Из их разговоров он понял, что девицы из публичного дома, расположенного в полном преступников городе в четырех днях быстрой езды от Эдинбурга, испытывают жалость к его принцессе. Печально! Но в будущем он постарается исправить положение.
По кухне летали предметы одежды.
Мадам басовито смеялась.
Когда же девицы расступились, и Ренье снова увидел Сорчу, глаза его округлились от изумления.
Они совершили чудо. Ее плечи стали массивными, лицо вымазано грязью. Шапка надвинута на уши и завязана под подбородком. Она выглядела как паренек, который несколько дней провел в пути и которому нелегко живется.
– Теперь тебя никто не узнает. – Мадам вручила ей зеркало. – Даже твои монахини.
Сорча посмотрела на себя и радостно засмеялась:
– Отлично! Вам действительно удалось превратить меня в паренька. Теперь я буду в безопасности.
Ренье не мог с этим не согласиться. Они с Сорчей смогут проехать через Гленмур и по опасной дороге, ведущей в Эдинбург, не опасаясь нападения наемных убийц.
– У нас есть еще кое-кто, кто обеспечит твою безопасность.
Мадам поманила Ренье на кухню.
Он признал ее право испытать его. Мадам хотела быть абсолютно уверенной в том, что Сорча едет с ним по доброй воле.
Он натянул тряпицу на лицо, закрыв глаз, и, обойдя ширму, позвал:
– Сорча!
Вздрогнув от неожиданности, кронпринцесса Бомонтани обернулась и увидела его. Он стоял в дверях кухни, прошедший через испытания и не похожий на того тщеславного юношу, которого она описала.
На мгновение ему показалось, что Сорча его узнала. Поняла, что он – Ренье.
Он замер, гадая, желая…
Затем она провела ладонью по глазам, словно смахнула паутину. Снова взглянула на него и тряхнула головой.
Для Сорчи он по-прежнему оставался рыбаком Арну.
Глава 12
Ветер и дождь.
Сорча уже с трудом могла вспомнить то время, когда она не была мокрой и промерзшей до костей. А сегодня, на третий день после отъезда из Гленмура, она к тому же чувствовала острый голод. Сегодня у них закончилась провизия, а на безлюдных пустошах горной Шотландии не было ни дичи, ни убежища, ни деревень, ни света. Только ветер и дождь. Ветер и дождь.
Она не теряла оптимизма, и, Бог свидетель, Арну непреклонно верил в то, что они успешно доберутся до Эдинбурга. Но какое утешение можно было извлечь из уверений Арну, если он постоянно демонстрировал собственную глупость?
Этим вечером им впервые не удалось найти даже сарая или хижины, чтобы защититься от непогоды. Когда они скорчились рядом под выступом голой скалы, она попыталась придумать какую-нибудь тему для разговора, лишь бы отвлечься от постигших их бед, от едва теплившегося огня, от холодной земли и отсыревших одеял.
Взвешивая на ладони тяжелую косу, она хмуро рассматривала ее цвет.
– В ближайшей же деревне отрежу ее.
Арну резко обернулся и возмущенно воззрился на нее:
– Что ты сказала?
– Я остригу себе волосы. От них в дороге одни неприятности, а Ивлин сказала, что именно из-за косы меня принимали за женщину.
– С тех пор как они тебя переодели, никто не заподозрил, что ты женщина.
Темная трехдневная щетина на подбородке и щеках и осунувшееся лицо придавали ему вид отчаянный и опасный, его вполне можно было принять за наемного убийцу.
– Это верно, – согласилась Сорча. – Но если я остригу волосы…
– Ты этого не сделаешь, я запрещаю.
Решительный, властный тон Арну делал его совершенно не похожим на того рыбака, которого она знала.
– Запрещаешь? – рассмеялась Сорча.
Арну устремил на нее взгляд, и Сорча сразу перестала смеяться. Ей вдруг стало страшно. Но всего лишь на мгновение.
Арну опустил глаза, дернул себя за чуб и тяжело вздохнул:
– Я просто хотел сказать… волосы у тебя такие красивые, словно рассвет, который прогоняет ночную тень.
– Как поэтично!
В считанные секунды Сорча увидела двух разных Арну – и оба были ей не знакомы.
– Но ты, кажется, говорил, что мои волосы похожи на морковь.
Он ухмыльнулся:
– Морковь очень полезная. Так моя матушка мне всегда говорила. Не надо стричь волосы. Доверься мне, я о тебе позабочусь. Скорее умру, чем позволю кому-нибудь обидеть тебя.
– Знаю. – Она смущенно выпустила косу. Холод щипал мочки ее ушей, и она вздрогнула. – Просто так было бы легче.
– Пойду, проведаю лошадей. – Он вылез было из-под уступа, но тут же вернулся. Заправил ее косу под воротник, одернул куртку и натянул шапку ей на уши. – Позволь мне помечтать, Сорча.
Этой ночью, когда она лежала, завернувшись во все одеяла, какие у них были, и когда Арну обнимал ее, чтобы согреть, она снова вспомнила его странное поведение и никак не могла успокоиться. Что означали его слова? «Позволь мне помечтать, Сорча».
Неужели он мечтает о ней?
Никогда еще она не была предметом мечтаний для мужчины. Никто не восхищался ее внешностью и, уж конечно, ее морковными волосами. Ренье давал ей это ясно понять.
А вот Арну она нравится настолько, что он поклялся умереть за нее. Эта мысль заставляла ее радостно трепетать.
Не то чтобы Арну хоть в чем-то ей подходил. Но теперь, когда от него не пахло рыбой и грязью, он не горбился и не ухмылялся, как дурачок, и когда ей удавалось забыть о его бедном обезображенном лице и пустой глазнице, он казался ей довольно привлекательным. Хоть и грубоватым.
Ее волосы нравились ему настолько, что он даже осмелился приказать ей не остригать их.
Он ей нравился.
Но что еще важнее – она ему доверяла.
Арну был честным и верным, без притворства и обмана, а из уроков бабушки она знала, как редко удается найти мужчину, обладающего такими достоинствами.
Однако Арну – простолюдин. Сорча нашла редкое сокровище: кавалера, готового ей служить. Он ее никогда не предаст.
Когда она думала о нем – о его сильных огрубевших руках, широких плечах и длинных ногах, в ней возникало какое-то странное тепло, и она чувствовала себя полной жизни.
С улыбкой на губах Сорча заснула.
На следующий день, проснувшись, Сорча обнаружила, что Арну уже встал и тихо разговаривает с лошадьми. Она выглянула из-под одеял и увидела, что в трещинах скалы собрался тонкий слой снега.
Зима.
Сорча застонала.
Арну подошел ближе и заглянул под уступ скалы.
– А вставать обязательно? – шутливо спросила девушка.
– Нет. – Он протянул ей руку и сказал: – Можешь остаться здесь и умереть от голода.
– Если других вариантов нет…
Приняв его руку, Сорча изумилась ее теплу. Как ему удается оставаться теплым, когда она вся замерзла?
Она медленно поднялась на ноги.
Пока она с трудом разминала затекшее тело, он поддержал ее и сказал:
– Не горюй! На небе ни облачка. Смотри: солнце встает!
Сорча посмотрела на восток.
– Чудо!
Такое чудо способны оценить только промокшие и усталые путники. Небо облачилось в золото, а потом радостно зарумянилось, увидев солнце после столь долгого перерыва. Лиловые горы стали рубиновыми и оранжевыми в ожидании тепла, и Сорча поймала себя на том, что вглядывается во все оттенки, гадая, какой из них, по мнению Арну, похож на цвет ее волос.
Но когда она повернулась к нему, то оказалось, что он смотрит не на рассвет, а на нее.
– Все оттенки.
Он словно прочитал ее мысли.
– И глаза у тебя красивые, – добавил он.
Волна радости, захлестнувшая ее накануне, нахлынула на нее снова. Смутившись, она попыталась сделать вид, будто привыкла к подобным комплиментам.
– Придворные, то есть некоторые люди, говорили мне, что у меня глаза, как у моей бабушки.
– И это правда?
– Нет. – Сорча вытащила из-под карниза одеяла и начала их складывать. – У бабушки глаза настолько холодный, что их взгляд пронизывает человека, словно холодный ветер.
Он засмеялся:
– Похоже, она страшная, эта твоя бабушка.
– Щенята и маленькие дети от нее убегают.
Сорча сказала это наполовину серьезно.
– А кроме бабушки у тебя есть родные?
Арну вывел лошадей из-под другой скалы, обтер их и, стреножив, пустил попастись.
– У меня есть две сестры, Клариса и Эми. К ним я сейчас и еду.
– Правда?
Сорча глубоко вздохнула.
– Надеюсь, что мы встретимся. Эми было всего двенадцать, когда я ее в последний раз видела. Клариса – красавица, а сейчас наверняка стала еще красивее. Я по ним очень скучаю… – От нахлынувших чувств глаза у нее наполнились слезами. Судорожно сглотнув, она сказала: – У меня были их письма, но во время пожара в монастыре они сгорели. И теперь на душе такая пустота!
Арну отвел взгляд и поправил тряпицу, скрывавшую глаз.
Сорча шмыгнула носом.
– Мне кажется, я сгорела вместе с теми письмами, и теперь вместо сердца у меня тлеющий уголек. И пока я не увижу сестер, пока не буду знать, что у них все хорошо, я не вернусь к жизни. Глупо, не правда ли?
– Ничуть. Такую привязанность к родным редко
