догадайся, что имеет в виду король. А у них самих, у Их сердитого Величества, разъяснений сейчас не спросишь — очень уж строги они нынче… Хи-хи-хи…»
Заседание Кабинета пошло привычным уже ходом: Василий задавал вопросы, выслушивал ответы и давал указания. Послушные королю министры проявили своё полное единодушие, не высказав ни одной, свежей, идеи или, хотя бы, пусть и необдуманной, но своей, оригинальной мысли. Итогов встречи с Блаффом король Кабинету не открыл, и любопытства по этому поводу проявлено не было никакого — «нема дурных вопросы задавать, — отметила Капа, — опосля такого долбежу».
Верный своему слову — не вмешиваться в управление Раттанаром — король покинул заседание, когда выяснил всё, что его интересовало в плане дальнейшего хода войны. Клонмел остался в приёмной, чтобы пригласить Вустера, Кассерина, Инувика и Бренна ещё на одну беседу Василия с Блаффом — Старейший оказался жутко упрямым гномом и мало в чём уступил королю. Сорвав свою досаду на министрах, Василий решил предпринять ещё одну, массированную, атаку представителя Железной Горы: без точной и быстрой информации Масок не победить…
Пока Кабинет обсуждал текущие раттанарские вопросы, король бесцельно бродил по дворцу, мимоходом разглядывая некоторые предметы роскоши. Не будучи тонким ценителем искусства, и, не имея врождённой тяги к накопительству и богатству, неправильный соргонский монарх не испытывал восторгов при виде гобеленов, картин, золота или драгоценных камней. Его внимание привлекали небольшие резные вещицы: шкатулки, статуэтки, подсвечники, среди которых он отдавал предпочтение работам по дереву. Сохранившееся в них тепло прошлой жизни — жизни дуба с раскидистой кроной, или душистой вишни, или смолянистой сосны — вызывало в короле ответную волну тепла, и он расслабился, расчувствовался, и затеял сам с собой увлекательную игру, стараясь угадать породу дерева в той или иной безделушке.
Некоторые привычки, укоренившиеся в детском возрасте, не ослабевают ни с годами, ни с пережитыми испытаниями, ни с переменой статуса. Будучи, фактически, владельцем всего этого собрания редкостей, король благоговел, изучал предметы одним только взглядом, сцепив руки в замок за спиной — из опасения прикоснуться к чему-либо.
«— Я поведу тебя в музей, — сказала мне сестра, — не преминула съязвить Капа. — Руками не трогать! — не прекращала она донимать короля. — Молодой человек! Ваш билетик!»
Увлечённый король не обращал внимания на Капины выпады, продолжая блуждать коридорами дворца, действительно, больше похожего на музей, чем на переполненное жильцами здание. Так, не спеша, Василий добрался до перехода в казармы, где натолкнулся на Илорина с Индуром. Странно, как это он, король, взявший на себя опеку над детьми погибшей Гайи, совершенно забыл про сына полка, точнее — дворцовой стражи, и за весь переход от Бахардена даже не вспомнил о нём, хотя и находился рядом?
— А-а, Индур! Как служишь, солдат?
— Стараюсь не уступать старослужащим, сир!
— Голосистый ты парень, солдат — оглохнуть можно.
— Рад стараться, сир!
— Чему же тут радоваться? Тому, что король оглохнет?
Индур покраснел и потупил глаза, тщательно разглядывая носки своих сапожек.
— Лейтенант, у вас есть замечания по службе к рядовому Индуру?
— Никак нет, сир. Солдат со службой справляется.
— У него нет никаких взысканий, нарядов вне очереди или каких-то иных причин безотлучно находиться в казарме? — расспрашивал дальше король.
— Никак нет, сир.
— Тогда прошу вас, Илорин, на сегодняшний день рядового Индура направить в распоряжение сержанта Клонмела.
— Слушаюсь, сир.
— Форма одежды — парадная.
— Слушаюсь, сир…
Странная сложилась ситуация с сержантом Клонмелом. С одной стороны, он по прежнему служил в дворцовой страже и подчинялся её командиру — лейтенанту Илорину. С другой — за время Бахарденского похода стал кем-то вроде личного телохранителя короля, и сотня стражей, находившаяся под его командой, получила прозвание «королевской сотни». Пока двигались к Бахардену, ни у кого не вызывала удивления некоторая самостоятельность сопровождавших короля стражей: весь отряд дворцовой стражи, вместе с Илорином, наступал по другой дороге, и Клонмел был сам себе голова.
Обратная дорога в Раттанар должна была вернуть все отношения в страже на круги своя, но этого не произошло. В походе Илорин не вмешивался в жизнь королевской сотни: солдаты Клонмела, да и сам сержант, не несли ни постовой, ни патрульной службы, не привлекались и для незатейливых походных работ, вроде устройства лагеря, заготовки дров или приготовления пищи. Королевская сотня фактически выделилась в отдельную воинскую часть, и было похоже, что Илорина это только радует. Необычное отношение командира — к своеволию подчинённых.
Василий заметил этот нюанс, но не вмешивался: он тоже привык к постоянному пребыванию Клонмела где-то поблизости, да и конвой, состоящий из уже знакомых ему солдат, не так сильно раздражал короля, избегающего чужого к себе внимания. Был и ещё один повод у Василия не желать перемен в своём окружении: каждый охранник пропитывается тайнами того, кого охраняет. Постоянная смена охраны могла стать причиной утечки важной информации, и не из-за происков врагов, а просто из-за болтливости одного из солдат: случайный человек не станет дорожить узнанным. Тайн же у короля накопилось предостаточно.
А причины довольства Илорина легко угадывались по лицу лейтенанта: отгородившись от Его Величества королевской сотней, Илорин откровенно мечтал о битвах и подвигах — о предметах, трудно осуществимых из королевского дворца, но, после самостоятельного рейда по мятежным баронствам Скиронара, не дающих покоя молодому офицеру. Что ж, лейтенант, хочешь походов — будут тебе походы. С боями и подвигами сложнее — тут, уж, как карта ляжет… то есть, боги захотят… то есть, как враг нарвётся… Смотри лучше, сам не оплошай…
— Вы, Ваше Величество, распоряжаетесь чужой, извините, тайной, как своей собственной. Я отказался обсуждать эту тему в присутствии одного только министра Инувика, а Вы, вместо разговора наедине, опять собрали посторонних лиц. Пусть господа на меня не обижаются, и Вы простите меня, Ваше Величество, но я ни слова не произнесу по интересующему Вас поводу в присутствии кого бы то ни было…
— Министр Бренн, как вы знаете — не посторонний… И о вашей тайне, Старейший, он знает больше, чем я («Но не больше, чем я, сир»). Министр Инувик будет посвящён в тайну, не зависимо от вашего желания — его работа без этого знания теряет смысл в сложившихся в Соргоне условиях. То же я могу сказать и о министре Вустере… Полковник Джаллон, и вы, Блафф, должны с этим согласиться, не может выполнять свою работу, не обладая вашей тайной. Министр Кассерин и маг Бальсар будут мне помогать в распространении вашей тайны, и потому присутствуют здесь…
— То есть, Вы не намерены ограничиться даже узким кругом посвящённых? Ну, знаете…
— Знаю, Старейший, знаю! Знаю, что, пока вы судорожно хватаетесь за гномьи секреты, по всему Соргону гибнут и люди, и гномы. Безвозвратно теряются бесценные жизни, и ваше упрямство делает вас ответственным за это. Я потеряю время, но с помощью Камня Эрина, находящегося у меня, и Камня Бренна — всё равно разгадаю загадку Камней Памяти, а мастер Кассерин наладит их изготовление. Раттанарские маги выращивают кристаллы для уличных фонарей, научатся выращивать и эти. Мне они нужны, и нужны в большом количестве… Разведчикам Джаллона — нужны, пусть не каждому, но резиденту без них не обойтись: как иначе передавать свежую информацию, и получать указания? Командирам воинских частей — нужны: чтобы знать маневр своих войск, и чтобы я знал — где они, и чем заняты. Я не намерен неделями («Сир, они не знают, что такое — неделя»), простите, по несколько дней находиться в безвестности, ожидая прибытия вестника с никому уже не нужными данными. Министры Готам и Вустер должны управлять войсками, и должны вовремя наладить их снабжение всем недостающим. Приходится выбирать, Старейший — сохранить тайну и, возможно, проиграть войну, похоронив эту тайну навечно вместе со всем населением
