Раттанарского городского полка и в бой пойдут, ведомые лейтенантом Хермоном.
— Слава! — снова кричит король, но уже ополченцам. — Слава!
Василия почти не слышно в неумолкающем «Хо-о-о!» городского полка, но вздетый к небу меч в правой руке короля требует от ополченцев ответа.
— Хо-о-о! Хо-о-о! — присоединяются ополченцы к солдатам Паджеро. — Хо-о-о! Хо-о-о!
Центр. Гномы и Королевская сотня.
Эрин пытается рапортовать Василию, но его не слышно даже находящемуся рядом королю. Махнув рукой на отдачу рапорта, генерал поднимает вверх свой страшный топор:
— Слава! Слава!
И тысячи гномов ревут «Хо-о-о! Хо-о-о!», совершенно оглушая Василия.
Левый фланг. Роты Тусона. Командор и не надеется перекричать орущих солдат центра и правого фланга. Когда король приближается, Тусон тоже тянется в небо мечом:
— Слава! Слава!
— Хо-о-о! Хо-о-о!
Пятому заградительному идти в бой с конными сотнями Тусоновых рот под командой Ларнака. Король разрешил заградителям сражаться в алых плащах, до этого, чтобы скрыть от шпионов Разрушителя участие заградотряда в Хафеларском походе, увязанных в тороках. У Ларнака, оказывается, тоже есть алый плащ — сохранился со времени службы на побережье.
— Слава! Слава!
— Хо-о-о! Хо-о-о!
Орали все. Даже команда Геймара в обозах готового к бою войска. Не всё так просто с бароном Геймаром, заподозрил Василий. Не всё так просто. Похоже, барон с удовольствием валяет дурака, чтобы не принимать участия в битве на почти что законных основаниях. Что-то типа: смейтесь-смейтесь, а после боя я посмеюсь — посмотрим, кто из вас, весельчаков, выживет.
К королю подъехал Довер. Его тоже не слышно в шуме, но Василию и слышать не надо. Раз Довер здесь, то враги уже близко. Король смотрит на опушку дальнего леса — над вершиной самой высокой сосны полощет ветром красный флажок, хорошо различимый на фоне снежной шапки дерева.
Других флажков не видно, но король знает, что они есть. Так он решил проблему оповещения о приближающихся врагах. На деревьях, в замаскированных шалашах из лапника укрылись разведчики из роты Довера. Заметить с земли их трудно, ещё труднее достать, а помешать в передаче сигнала — и вовсе невозможно. Сидеть им, правда, в шалашах придётся до конца сражения. Зато, не только останутся живы, но и порученное дело сумеют выполнить — предупредят о появлении пустоголовых вовремя.
Король спешился у плотного ряда гномов и передал повод Грома Бальсару — конь никого больше не подпускал, кроме мага и Клонмела. Довер принял поводья лошадей Клонмела и Индура. Всё оговорено заранее, и каждый знает, что ему делать. Лошадей уводят в тыл, к коноводам Королевской сотни. Индур пробирается между солдатами — у него в бою своё место. Там, в тылу, за помостом для лучников, установлена вышка для короля — на случай, если понадобится руководить боем, а не только «шашкой махать» (конечно же. слова Капы). Пока на башню взбирается только Индур, личный сигнальщик Василия, и выбивает барабанную дробь: «К бою — готовсь! К бою — готовсь!»
Сигнал Индура подхватили все барабаны королевской армии. Когда отгремела команда, отданная барабанщиками, над полем боя зависла тишина.
А, там, на дальнем краю широкого поля, почти не тревожа этой тишины, перестраивалась к бою армия Разрушителя.
Наместник пришёл за Короной.
Василий с опаской наблюдал за перемещениями вражеских солдат на дальнем краю поля. Ощущения оказались совершенно незнакомыми королю. Чудилось, что вся масса врагов там, вдали, шевелится, движется только с одной-единственной целью — наброситься на него, на Василия. Наброситься, чтобы растоптать, раздавить, разорвать — именно его, и никого — другого. Проклюнулось чувство брошенности, беззащитности, и король, не удержавшись, завертел головой — убедиться, что он — не один.
Справа стоял Эрин. Спокойный, невозмутимый, монументальный в упаковке доспехов. Скала — не гном. Лицо генерала, скрытое забралом шлема, наверняка, выглядело таким же неколебимым, вытесанным из гранита, и только лёгкое шевеление — от незаметного почти дыхания — отдельных волосков не скрытой забралом бороды, доказывало, что железо скрывает не камень, а живое существо.
За Эрином, чуть правее, виделась ещё одна, такая же монументальная, закрытая кирасой гномья грудь. Дальше — ещё одна. И ещё. И ещё… Слева от короля — тоже длинный гномий ряд. Василию полегчало. Уф, не один…
Оглянувшись, король встретился взглядом с Клонмелом. Сержант забрала ещё не опустил, и Василий удивился, увидев, что тот — улыбается.
«— Вам, мужикам, лишь бы подраться, — тут же отозвалась королю Капа, не упуская случая подбодрить монарха. — Хлебом вас не корми — дай кому-нить в зубы заехать…»
Построением центра командовал Эрин, и по его предложению стражей поставили вторым рядом.
— Вы ростом повыше, и руки у вас длиннее. Вам — верхние удары отражать: всё моим гномам защищаться легче…
Смысл в предложении генерала был, и потому построились по его слову. Что же касается рядов, то правильность их долго поддерживать всё равно не удастся — сражение, всяко, перемешает — вот Клонмел спорить и не стал. Главная задача Королевской сотни — безопасность короля. Пусть только лысые добегут, шагнуть вперёд и закрыть Седобородого собой — не проблема. Уверен был в себе Клонмел, не сомневался, что — справится.
Опаска растаяла, будто — и не было, и за врагами Василий смотрел теперь с интересом. Что задумал наместник? Для чего строит своих солдат именно так, а не как-то иначе? Почему конницу перемещает с фланга на фланг? Никак не выберет тактики боя?
Табун выравнивался в центре вражеской армии. Королю он казался единым организмом.
«— Единый организм и есть, сир. Команды-то из одного центра им всем отдают. Но Безликого я не вижу. Где, хоть, его искать?»
«— Не знаю, Капа. В табуне, наверное. Среди лысых…»
Убогости одеяний пустоголовых, их измождённости, за дальностью, без помощи Капы было не разглядеть («- Всегда пожалуйста, сир!»). Потому, наверное, чёткость и единовременность передвижений лысых отдавала красотой хорошо отлаженного механизма. Завораживала, если можно так сказать про одновременное и совершенно одинаковое движение тысяч ног или рук табуна. Нормальных солдат, сколько не муштруй, а такой слаженности от них не добьёшься.
При каждом движении или повороте лысых одинаково отсвечивали бликами полоски стали — клинки мечей табуна тускло отражали солнечные лучи. Василий подивился этому — вряд ли кто-нибудь следил за оружием табуна. Откуда же отблески?
«— Всадники, сир, не в пример ярче блестят… Хотя и они, уверена, не полировали своё железо перед боем…»
«— Какая, всё же, ерунда лезет в голову, пока драки ждёшь… Интересно, Капа, о чём думает сейчас Эрин? Или Паджеро? Или Тусон?»
«— Вот-вот, после боя и спросите у них, сир. Только, наверное, не скажут — мало ли чего надумаешь от волнения. Да, и забудут, скорее всего — боем все воспоминания сотрёт…»
Табун завершил передвижения и замер. Теперь он поражал своей полной неподвижностью.
«Оловянные солдатики, — подумалось королю. — Под Бахарденом я уже это видел…»
Конница наместника разделилась, наконец, на два отряда и заняла места на флангах табуна. И потянулись бесконечные минуты ожидания, когда каждый полководец предоставляет другому право совершить ошибку первым — начать битву, неверно оценив силы и позицию противника. Но Василий и не собирался атаковать. А враг медлил с атакой, пытаясь определить, где находится Хрустальная Корона.
Король оказал пустоголовым услугу — высветил Корону, дразня наместника её блеском.
И двинулся вперёд табун, сначала шагом, потом — перешёл на лёгкий бег. А конница наместника рванула с места в карьер, намного опережая неторопливый бег лысых. Битва за Хафелар началась.