обождать, пока табун совершенно измотает защитников короля и сократит их число.
Во всех смыслах, табун, в качестве расходного материала, оказывался для наместника предпочтительнее прочего войска. Достоинства: неприхотлив, послушен, нет проблем с пополнением. Но, вот беда, он — безмозглый, и потому хорош только в качестве угрозы. Для осуществления же власти и управления государством нужны люди самостоятельно мыслящие, единомышленники нужны и соратники. И солдаты нужны — для гарнизонов и прочей служебной надобности. Табун неразделим (на близких, разве только, расстояниях) и для государственных целей малопригоден. Видно, всё ещё надеялся на победу наместник, раз конницу, хоть и запоздало, приберечь решил.
Заранее, до атаки табуна, стал наместник накапливать на своём правом фланге — ближе к Тусоновым ротам, ударную конную группу, насчитывавшую уже около тысячи мечников. Туда же должны были пробираться конники, вышедшие из боя благодаря атаке табуна. Чтобы открыть лысым дорогу к королю, конники попытались раздаться в стороны, проталкиваясь через табун на фланги. Кому-то удавалось, кому-то — нет, и тогда лысые своим потоком выносили неудачника под гномьи топоры. На флангах тоже, с началом наступления королевских войск, всадники чувствовали себя не очень комфортно. Да, и то, смерть, она везде — смерть, и есть ли разница, кто убьёт: гном, ополченец или солдат из Священных отрядов?
Гром недовольно фыркнул, наступив копытом на труп, и выбрал путь, огибающий завалы из конских туш и мёртвых тел, нарубленных перед позицией гномов. Скорости и силы жеребцу хватило вполне, чтобы проломиться через вражеских конников до чистого от трупов снега. Тусону ничего не оставалось, кроме частой работы мечом — рубить врагов приходилось по обе стороны от неутомимого королевского коня. А тех, что оказывались впереди, опрокидывал на снег сам Гром. Рота Разящего следовала за командором, расширяя прорыв, а сзади, по пятам, вёл свою пешую роту — роту Матушки — капитан Ланс, добивая на завалах уцелевших от гномьих топоров всадников.
Атакованная Тусоном конная группа и была тем резервом наместника, который он готовил для окончательного разгрома королевского центра. Не дождался наместник удобного для нападения на короля времени. Он вообще ничего не дождался, кроме меча Тусона, отделившего половину его головы с «жучком» Разрушителя от прочего, вполне здорового, тела. Командор мимоходом удивился, увидев на срезе вместо крови и ошметков мозга нечто зелёного гнойного цвета. Но разглядывать не стал, было некогда — Гром неудержимо рвался дальше, и смотреть приходилось по сторонам, чтобы рубить и отражать удары, отражать удары и рубить.
Срубив невзначай наместника, Тусон продолжал пробиваться к Василию. Вражеские конники начали от боя увёртываться, расступаться перед ротой Разящего, и вскоре открылся фланг табуна. Тут у Грома вышла заминка, завяз он среди лысых, как завязли и прочие, и несдобровать бы разящим, не подоспей рота Матушки. С помощью пехоты дело снова пошло на лад. И вот, командор разглядел сияние Короны — король находился уже совсем недалеко.
То ли у Разрушителя не оказалось больше пустоголовых среди конников, то ли авторитета у них было недостаточно, чтобы принять командование вместо погибшего наместника, но только конница попыталась выйти из боя и через разрыв между увлёкшимися атакой ротами Лешего и Поводыря вырваться из кольца королевских войск. Ограждение из пик и лучники могли бы, наверное, и не остановить спасающихся бегством врагов. Но… За спинами лучников алели плащи заградотряда — там Ларнак терпеливо ждал своей очереди подраться. Увы, не пришлось… Наместник не делал тайны из вызова заградителей с побережья Хафелара и, решив, что заградотряды, таки, пришли, только не наместнику в помощь, а королю, конники спешивались и бросали на снег мечи. Враги, обладающие мозгами, неизбежной смерти предпочли сдачу в плен. Те, кто знал о гибели наместника.
Судьба прочей конницы мало чем отличалась от судьбы табуна. Кому-то посчастливилось сдаться, кто-то был ранен и подобран потом вместе с ранеными королевскими солдатами. Большинство же — погибло. Но это случилось несколько позже. А сейчас Тусон прорубался на блеск Короны с одного фланга. С другого, навстречу ему, двигались ополченцы. Табун сражался упорно, так, как сражался всегда, бездумно и бесстрашно, но медленно отдалялся от короля, избиваемый со всех сторон. Он не отступал, он таял, как тает снег под лучами горячего солнца. Солдаты короля вырубали лысых и занимали их место, сокращая территорию, занятую табуном. А там, где-то в её середине, находился Безликий — главная цель королевской зимней охоты, желанный для короля приз, за который заплачено столькими жизнями.
Василий потерял счёт и времени, и убитым врагам. Когда вдруг стало некого рубить и не от кого уклоняться, король тяжело опустился, где стоял, усевшись на круп убитой лошади. Вокруг, куда ни глянь, тела и туши, туши и тела. И как-то не верилось, что всё это ещё совсем недавно двигалось и дышало. Точнее говоря — жило. Хотя, кое-что двигалось и сейчас, и король не сразу сообразил, что это удаляются спины его солдат, продолжающих истреблять табун. Идти за ними не было уже сил, и Василий равнодушно смотрел на возрастающее между ним и солдатами расстояние. Что он — не один, понял только услышав восклицание:
— О, Боги! Да тут кровищи почти до колен!
Да, попадались здесь лужи и такой глубины. Василий это знал наверное, потому что падал в них несколько раз, оскользнувшись или оступившись. Утоптанный снег и мёрзлая земля кровь не впитывали, а растекаться ей не давали плотно лежащие тела убитых.
Недовольный голос был хорошо знаком королю, но вспомнить — чей он, Василий никак не мог. А тот всё не унимался:
— Да Вы весь в крови, сир! Вы не ранены?
«— Ха! Нашёл у кого спрашивать! — загудела молчавшая всё сражение Капа. — На нём — ни царапинки, одна тока видимость. Не евойная енто кровь…»
Голос Капы вывел короля из ступора, и он, подняв голову, увидел рядом Тусона. И Грома — на поводу у командора.
— Тусон!? Вы — здесь!? Верхом!? — нашлись на удивление силы у короля. — А как же ваше желание сражаться в первом ряду своей пехоты? Вы поучаствовать в бою успели?
Есть, всё же, вопросы, на которые лучше не отвечать. Даже наилюбимейшему из королей.
— Ваш конь, сир, — сказал королю командор и скромно потупил глаза, всем своим видом показывая, что так, пустяками был занят — всего лишь доставил коня для Его Величества. — Садитесь, сир…
Король забираться в седло не стал, пошёл по полю боя, тщательно выбирая, куда поставить ногу. Гром, похоже, был рад такому решению Василия — от хозяина нестерпимо несло кровью, и человеческой, и лошадиной. И не удивительно — искупавшись несколько раз в кровавых лужах, король сохранил не измазанным единственный предмет — Корону. Конь не желал признавать в покрытом коркой свернувшейся крови чужаке — хозяина, пока Василий не снял кольчужную перчатку и не потрепал его чистой рукой по храпу. Но и тогда Гром не выразил ни малейшего желания подставлять спину под окровавленного короля. Так и побрели они, выискивая на поле место, не усеянное телами, чтобы отдохнуть от зрелища крови и трупов. Впереди — король, следом — конь со свободно свисающим поводом.
Основная выгода королевской жизни заключается в том, что он может не заморочиваться проблемами мелких удобств в быту. Всегда найдётся кто-то, кто обеспокоится ими — без просьб или приказаний. Едва выйдя на чистый пятачок снега, король получил туда и кресло, и воду для умывания, и хорошего вина — горло сполоснуть. Хлопотал, в основном, Клонмел. Направив уцелевших стражей на извлечение из завалов тел своих убитых и раненых, сержант окружил Василия вниманием и заботой.
— Вы что, не нуждаетесь в отдыхе, Клонмел? — спросил король после умывания и изрядной порции вина. — Судя по вашим измятым доспехам, вам тоже крепко досталось…
— Служба обязывает, сир. Полковник Паджеро нас учил так: сначала дело, потом — отдых. Ещё он говорил: солдат не имеет права на усталость, если хочет жить долго — усталые погибают первыми…
Василий посмотрел туда, где продолжалось избиение табуна. Где-то там сейчас отводил душу великий воин и учитель дворцовых стражей — полковник Паджеро. Туда же убежал и Тусон, оставив Грома на попечение короля. Чем меньше оставалось лысых, тем теснее сжималось кольцо вокруг них. Тем меньшее число солдат принимало участие непосредственно в бою. Задние ряды, уже утратив надежду убить хоть одного врага, занялись осмотром убитых и поиском раненых. Но Паджеро, не сомневался король, наверняка
