— Беда, — ответил Идоменей. — Колот схвачен и заключен под стражу. Из этого следует…
— Подожди, — попросил Идоменея Эпикур, зная, как тот многословен. — Пусть скажет Метродор.
— Его схватили у дома Пулитио?на после того, как он произнес речь на площади. Схватили по приказу Антигона. Я слышал этот приказ от глашатаев. Там сказано: «Колот из Лампсака, ученик философа Эпикура, речами своими возбуждает афинян к бунту, за что должен быть немедленно арестован и заключен под стражу до суда».
— Ты видел Колота? — спросил Эпикур.
— Да, я видел его у Помпейона[64], где он произнес речь. Я передал ему твои слова, Эпикур, твою просьбу возвратиться домой. Он отвернулся от меня и сказал: «Я устал жить в покое». Тогда я сообщил ему о приказе Антигона. В ответ он рассмеялся, потом велел уйти и не мешать ему.
— Там было много народу?
— Да. В Помпейоне было много людей, которые готовят к празднику священную триеру.
— И что Колот им сказал?
— Он сказал, что говорил прежде на агоре, в Акрополе, у Одеона, у Старого Булевтерия, в цирюльне Феси?ппа, на пиру у Тима?рха, у фонтана близ Диахо?ровых ворот… Он говорил: «Панафинеи возвратят в Афины чуму».
— Что еще?
— Еще он говорил самое страшное: что воля афинян сильнее любого приказа. И добавлял: «Если даже боги прикажут афинянам идти на бессмысленную смерть, афиняне не подчинятся им».
— Надо бы узнать, так ли это? — снова заговорил Идоменей, которому трудно было молчать. — Прав ли наш Колот, говоря так об афинянах?..
— Слова сказаны, Идоменей, — остановил его Гермарх. — Значит, следует думать не о словах, а о поступке.
— Я согласен, что речь — это уже поступок. Но смысл такого поступка заключен в смысле произнесенной речи. И стало быть…
Эпикур снова не дал Идоменею договорить. Он поднял руку перед лицом Идоменея и сказал:
— Мы все это обсудим, когда вместе с нами будет Колот. Как помочь Колоту?
— Если мы поднимем всех наших друзей и попросим их употребить все доступные им средства для спасения Колота, мы поступим правильно, — сказал Гермарх.
— Ты предлагаешь повести наших друзей на штурм тюрьмы? Или подкупить тюремщиков? Или умилостивить Антигона? Или принудить Колота к раскаянию?..
— А что предлагаешь ты? — остановил поток вопросов Идоменея Эпикур.
— Я предлагаю сначала обсудить тот способ, каким мы хотим помочь Колоту, а уже потом обратиться к нашим друзьям. Но если окажется, что мы можем помочь Колоту, не обращаясь к друзьям…
— Чем может кончиться для Колота суд? — спросил Эпикур, обращаясь к Метродору.
— В лучшем случае — изгнанием из Афин. Так утверждают многие, — ответил Метродор.
— А в худшем — смертной казнью?
— Да, Эпикур.
Эпикур прошелся по комнате, затем опустился в кресло, долго молчал, закрыв лицо руками. Идоменей, не выдержав молчания, заговорил было о чем-то, но Гермарх и Метродор остановили его.
— Я пойду к Антигону, — сказал Эпикур после долгого молчания. — И попрошу его о двух вещах: выслушать меня и освободить Колота.
— Надо обсудить! — закричал Идоменей, боясь, что его снова остановят. — Надо обсудить: не унизит ли это тебя, Эпикур? И стоит ли твое унижение несчастий Колота? И какой ценой Колот вынужден будет оплатить свое освобождение? И выйдет ли он на свободу прежним Колотом?
— Нет, Идоменей, — сказал Эпикур. — Выручать друга надо без лишних рассуждений.
Он беспрепятственно вошел в дом Антигона, хотя у входа стояла стража. Он прошел мимо стражи, словно невидимый, никто из стражников даже не взглянул на него. Должно быть, таково было распоряжение Антигона: не чинить никаких препятствий Эпикуру, если он придет.
Арестовав Колота, Антигон ждал Эпикура: он знал, кому принадлежат слова: «При случае мудрец умрет за друга». И хотел проверить, так ли поступит теперь Эпикур, сказавший эти слова.
Зенон, Кратет и Стратон по-прежнему возлежали на роскошных ложах у пиршественных столов, уставленных кратерами с вином и яствами. Увидев возвратившегося Эпикура, они молча переглянулись и подняли чаши с вином, приветствуя его. Ложе Эпикура было свободным. Указав на него Эпикуру, кравчий поставил на столик серебряную чашу с золотистым вином и блюдо с очищенным миндалем и каштанами.
Когда Эпикур лег, Зенон сказал, обратившись к нему:
— Ты вернулся и, значит, Антигон выиграл спор. Он сказал: «Эпикур вернется, если он мудрец. Ибо только дурак может покинуть роскошный пир в моем доме».
— Значит, все мы — мудрецы, — ответил Эпикур. — Но я, должно быть, мудрец с придурью, потому что покидал пир. А вы — мудрецы без всякого изъяна. Следует, пожалуй, выпить за это открытие. — Он поднес к губам чашу с ароматным фасийским вином и отпил несколько глотков, мучимый жаждой и усталостью — путь от усадьбы до дома Антигона утомил его.
— Мы тоже хотели уйти, — сказал Кратет, — следом за тобой. Но стража нас не выпустила. Тогда-то возвратившийся Антигон и затеял с нами спор, сказав, что ты вернешься, если ты мудрец. Зачем ты вернулся, Эпикур? Ведь не ради вина и сладкого миндаля? И конечно же, не ради беседы с нами или с Антигоном?
— Ради Колота, — ответил Эпикур. — По приказу Антигона арестован Колот, мой ученик и мой друг. Антигон знал, что я вернусь ради него. Вы же, конечно, утверждали, что я не мудрец, и надеялись выиграть спор с Антигоном? Что же вы проиграли ему?
— Один день свободы, — ответил Стратон. — Мы пойдем во главе панафинейской процессии на Акрополь: я — обессиленный болезнью, Зенон — у которого отнимаются ноги, и Кратет — который боится толпы и презирает ее.
— Что вы надеялись выиграть?
— Каждому обещан был талант[65].
— Вы можете еще получить свои деньги, — сказал Эпикур. — Ведь я вернулся не потому, что мудр, а потому, что Антигон арестовал Колота. Призовите Антигона и докажите ему свою правоту.
Антигона не пришлось звать. Он пришел сам, как только ему сообщили, что вернулся Эпикур. Он вошел, улыбаясь, сел на свое ложе и сказал:
— Рад видеть тебя, Эпикур. Ты помог мне выиграть трудный спор. Проси награду.
— Отпусти Колота, — сказал Эпикур. — Другой награды мне не надо.
— Какого Колота? О каком Колоте ты говоришь? И почему я должен его отпустить? — Антигон притворялся, говоря это. Все видели его притворство. Он был плохой актер.
И первым желанием Эпикура было уличить Антигона в притворстве. Но он не сделал этого, успев рассудить, что Антигон, будучи уличенным в притворстве, не станет больше слушать его. А нужно было, чтобы он слушал: ведь единственное оружие Эпикура — слово.
— Твои люди арестовали моего друга Колота, он уговаривал афинян не участвовать в празднествах. Он молод и горяч. Это подтвердит и Зенон.
— Да, он молод и горяч, — сказал Зенон, и Эпикур посмотрел на него с благодарностью.
— Я сказал в его присутствии, что следовало бы отменить празднества, — продолжал Эпикур, — и он, как человек горячий, не посоветовавшись со мной, отправился к согражданам…
— Ты осуждаешь его? — спросил Антигон.
— Да, в той мере, в какой можно осуждать молодость и горячность.
— Когда ты узнал о его аресте? — спросил Антигон, сощурив глаза.
Эпикур решил, что ради спасения Колота можно сказать неправду человеку, который живет неправдой.
— Я узнал об этом, когда возвращался сюда.
