— Мы ведь живем в любви, почему они не могут жить в любви и мире с самими собой? — Возразил Дориан.
— Потому что в них неравные доли света и тьмы. Потому они ищут себе пару. Но представь, как трудно найти того, кто восполнит твои части света и тьмы до равенства? Настолько трудно, что почти невозможно. И это единственный шанс на счастье, который мы оставили им.
— А что нужно было сделать? Дать тебе умереть?
Сэм прошлась к краю террасы.
— Я бы растворилась в свете, ты во тьме. И они могли бы успокоиться в свете или тьме, устав от поисков счастья здесь.
— А мы? Что бы делали мы?
— Не соприкасались, не обретали форму, были бы сознательным светом и тьмой, как в самом начале.
— Тьмой и светом, несущим в себе боль. Потому что я не смог бы быть прежним. И каждый, ищущий во мне покоя, находил бы боль.
Она взглянула на Дориана. Он говорил правду, похоже, у них не было выхода. Она вернулась к нему и коснулась его руки, боль сразу утихла.
— Никогда не отказывайся от нас. — Произнес он.
— Не буду, — сказала она, но ее голос не был счастливым.
Глава 16
— Мак, — Сэм вошла в комнату, предварительно постучав в дверь, хотя и появилась в доме прямо посреди коридора всего в двух шагах от его двери.
— Мара, — он слегка склонил голову в знак почтения.
— Я не забыла, — произнесла она почти одними губами, и глаза ее едва ли были глазами безразличной королевы.
— Ты изменилась. — Спокойно сказал он, но это прозвучало, как удар для Сэм. — Ты теперь действительно Мара. — Он прошел в дальний конец комнаты, увеличивая расстояние между ними.
— У меня был выбор, — произнесла вслух Сэм то, что до сих пор мучило ее.
— О чем ты? — Повернулся к ней Мак.
— Умереть, — ответила она, опуская глаза, — и больше никогда не соприкасаться с тьмой.
Казалось, он побледнел от сказанных ею слов.
— Это было бы больше, чем смерть для нас. Для всех нас, для него. — Произнес он, имея в виду Нагару.
— Разве тебе было бы не легче знать, что я умерла, чем видеть меня такой? — Спросила Сэм.
— Чушь, — резко выдохнул Малькольм. — Мне было бы легче, если бы ты не мучила себя памятью своей последней человеческой жизни. Было бы легче, если бы в тебе не осталось ничего, кроме Мары. Если бы ты стала высокомерной и безразличной. — Он приблизился к ней вплотную, и в его глазах светилась боль. — Но ты приходишь, и в тебе так много любви, так много Сэм, ее глаза, ее улыбка, ее упрямство.
— Я и есть Сэм, пока не умру. — Сказала она, опуская голову. — Я пришла не для того, чтобы мучить тебя. А для того, чтобы встретиться с тобой и поговорить, чтобы ты знал, что со мной. Чтобы ты знал, что я дорожу тобой, что я ничего не забыла. Можешь казнить меня за это, Мак, но я не хочу расставаться с тобой.
— Твой друг оказался последним из детей света? — Малькольм сменил тему.
— Да, — кивнула Сэм. — Но он ушел, когда увидел нас с Дорианом, обвинив меня в предательстве. Он предпочел бы, чтобы я умерла.
— Он не понимал тебя. — Резко произнес Малькольм. — И это неудивительно, потому что он сам никогда не был человеком, он понятия не имеет, что такое тьма. Осуждает ее, не глядя, как принцип.
— Он — мое дитя. Если он так считает, это я создала его таким. — Произнесла Сэм.
— Я всегда считал тебя своим ребенком в чем-то. — Неожиданно произнес Малькольм, и горько усмехнулся. — Ты мне казалась такой маленькой и хрупкой.
Сэм не знала, что сказать, а повиснуть у него на шее она больше не имела права.
— Что ты думаешь делать с нами? Я ощущаю, что Нагара не возражает против равновесия. А единственное, что его явно нарушает — это наша раса.
— Ничего. — Сэм пробрало от одной этой мысли. — Я ничего не буду делать с вами.
— Благородно, — заметил Малькольм, — и глупо.
— Мак, — она наплевала на собственные запреты и подошла к нему вплотную, — я никогда не причиню тебе вреда. Ты дорог мне таким, какой есть. И я никогда не смогу считать тебя злом, или врагом.
— Даже если я уничтожу твое последнее дитя? — С вызовом спросил он.
— Даже. — Ответила Сэм. — Хотя ты должен знать, насколько сильно мне будет больно. — Сэм замолчала.
— Я знаю. Прости. — Сказал он, дотрагиваясь пальцами до ее лица и очерчивая линию ее скулы.
— Мак, если ты когда-нибудь захочешь увидеть свет дня…
— Ты сделаешь меня человеком? Мне нечего делать там, где нет человека по имени Сэм. — Обреченно произнес он.
— Мак, что я могу сделать? Скажи, и я сделаю.
— Отпусти меня. — Ответил он.
— Как?
— Я хочу, чтобы тьма поглотила меня.
— Нет! — Слова застыли на губах Сэм. — Пожалуйста, нет.
— Но это единственное, чего я хочу. — Ответил он.
— Мак, пожалуйста. — Он прижалась щекой к его плечу и заплакала.
— Не плачь, Сэм. — Он ласково провел рукой по ее волосам. — Ты не представляешь, насколько я люблю твои волосы и их запах, цвет твоих глаз, выражения твоего лица. Сэм, нельзя, чтобы эта пытка продолжалась вечно. Я хочу покоя.
— Я не могу, — простонала Сэм. — Я не могу больше никогда не видеть тебя. Никогда — это слишком долго.
— Может быть когда-нибудь, после долгого небытия, Нагара воскресит меня. — Сказал Малькольм, утешая ее.
— Ты сам в это не веришь. — Покачала головой Сэм, глядя в его глаза.
Он промолчал, но это было равносильно признанию.
— Я хочу отдать тебе одну вещь, — Мак подошел к столу и взял с него небольшую книгу в потрепанном кожаном переплете.
— Что это? — Удивилась Сэм, принимая ее из рук Малькольма.
— Твой дневник, — просто ответил он.
Сэм с недоверием и дрожью стала раскрывать книгу, но Мак остановил ее.
— Не надо, прочтешь потом. Я только хотел вернуть его тебе.
— Спасибо. Мак, я…
— Я тоже.
Сэм снова прижалась к нему, и на этот раз он обнял ее крепко в ответ.
Глава 17
Малькольм перебирал книги в библиотеке. Они были единственными, с кем он хотел попрощаться,
