Асти оказалась гнедой кобылкой, резвой и грациозной, с породистой мордой и белой звездочкой на лбу. Она фыркала Кейну в лицо и тыкалась мордой в его широкую грудь. Он нежно поглаживал лошадь руками, что-то говоря ей тем проникновенным голосом, от которого у Эммы бегали мурашки по коже, потом протянул одну морковку, а другую передал Эмме.
— Спасибо, — сказала Эмма. — Ну, на возьми, моя хорошая, — пробормотала она, держа морковку на раскрытой ладони. — Ах ты, моя красавица… Чудесная моя…
Асти приняла подношение, энергично жуя, а Эмма в это время погладила ей челку, похлопала по лоснящейся шее, продолжая говорить ровным голосом, словно гипнотизируя ее, до тех пор, пока кобылка — привыкшая к запаху и голосу Эммы — не наклонила голову, чтобы внимательнее рассмотреть Лаки.
Собака по-своему ответила ей взаимностью, и они оба, все еще настороженные, пришли к некоторому молчаливому взаимопониманию.
— Молодец, — сказала Эмма. — Сидеть!
Лаки тотчас выполнил приказ.
С явной грубоватостью в голосе, поставившей Эмму в тупик, Кейн тихо произнес:
— У вас интересный подход. Мне кажется, вы гипнотизируете каждое животное, с которым встречаетесь. Почему вы не выучились на ветеринара?
Она пожала плечами.
— Обстоятельства сложились неблагоприятно для меня.
— А именно?
Бесшумно двигаясь, она взнуздала кобылу, встав так, чтобы он не видел ее лица.
— После смерти отца я обнаружила, что у нас нет денег.
— Он оставил вас без гроша?
Черт бы побрал этого человека! Неужели он не понимает, что она не хочет говорить об этом?
— Дом пришлось продать, чтобы рассчитаться с кредиторами. Денег, вырученных за мебель, хватило на учебу в политехническом институте и на проживание в пансионе в течение года.
— Разве вашему отцу не приходило в голову, что вы будете в некотором роде нуждаться в защите, если с ним что-нибудь случится?
Эмма закусила губу.
— Отцу казалось, что он будет жить вечно. А умер он в сорок лет.
Красноречивое молчание Кейна не оставило у Эммы сомнений в том, что он думает по поводу такого отношения отца к дочери.
Легко и непринужденно она проговорила:
— И тем не менее мне нравится моя жизнь и моя работа, поэтому не надо меня жалеть. Мечтать получить то, чего никогда не получишь, — пустая трата времени.
Привязав лошадь к изгороди, она повернулась к Кейну и спокойно выдержала его тяжелый взгляд.
Лаки разрядил неловкое молчание продолжительным зевком.
— Видно, что он привык к лошадям, — заметил Кейн.
— Рядом с домом миссис Ферт в Топо были пастбища, где паслись лошади. Он обычно играл с ними.
— Асти всегда росла в окружении собак, и, если он будет хорошо себя вести, она не станет его бояться. У нее покладистый нрав, но ей нужна твердая рука, — сказал он. — Вы справитесь?
— Я попытаюсь.
Пока он взнуздывал и седлал большого черного мерина, Эмма подготовила свою гнедую. Лаки сидел рядом с ней, с интересом наблюдая за происходящим, но залаял, как только она вскочила на лошадь.
— Молчать! — приказала Эмма, и щенок замолк.
Кобыла немного погарцевала, но после непродолжительной внутренней борьбы поняла: наездница знает, что делает, — и приняла господство узды и ног без дальнейшего протеста.
Эмма глянула вниз на Лаки и приказала:
— Рядом!
— Мы проедем пару сотен ярдов по дороге вместе с ним, — сказал Кейн, — а затем вернемся обратно и отпустим его одного на свободу. Если он побежит за нами, то завтра мы опять возьмем его на прогулку и посмотрим, как он себя поведет, когда столкнется с овцами на пастбищах.
Идея сработала.
Пока они ехали по шоссе в дальнюю часть фермы, Лаки послушно бежал рядом, держась на безопасном расстоянии от копыт Асти, но в то же время изо всех сил стараясь не отстать от Эммы. Ему не очень-то понравилось бежать одному, но он принял эту участь, печально и молчаливо наблюдая, как всадники удаляются от него.
— Вы были правы, — заметил Кейн. — Щенок быстро всему обучается.
— Очень, — кивнула Эмма, задумавшись над тем, правильно ли она поступает. Когда вернется миссис Ферт, Лаки, наверное, жизнь покажется довольно-таки скучной.
Она предполагала, что Кейн хорошо сидит на лошади — он, вероятно, все делает хорошо, включая и занятия любовью, — но Кейн Тэлбот оказался наездником просто мирового класса.
Он и лошадь представляли собой единое целое, двигаясь в такой гармонии, которая говорила не только об его умении и знании, но и об их любви друг к другу.
После того как они проехали полмили по дороге, соединяющей два конца его владений, Кейн взглянул на Эмму и спросил:
— Все в порядке?
— Все прекрасно. — Она сглотнула, чтобы смягчить пересохшее горло, и сказала: — Чудесное утро для прогулки верхом.
— Любое утро чудесное для прогулки верхом. — Его голос был отчужденным, отчего обычный ответ прозвучал как резкий отпор.
Полная решимости не поддаваться его настроению, Эмма оглянулась, вдыхая чистый, свежий воздух, восхищаясь образцовым порядком в хозяйстве, добротными изгородями и воротами, тем, с каким умом потрачены деньги на то, чтобы эта земля плодоносила.
Они не спеша поднимались по склону, удаляясь от усадьбы, и неожиданно взору открылось море, сверкая на солнце серебряной полосой, тянувшейся поверх гор к востоку. Где-то там далеко проходила главная прибрежная магистраль, ведущая в Парагай и к мысу Рейна, около которого два океана боролись за господство вокруг северной косы Новой Зеландии.
Горы, изрытые лощинами, поросшие деревьями, повторяли очертания берега, образуя высокий, покрытый кустарником хребет.
— Где кончаются границы ваших владений? — спросила Эмма. Это была нейтральная тема для разговора, а ей так хотелось нарушить затянувшееся молчание!
Кейн одарил ее мимолетной ленивой улыбкой.
— На востоке моя земля кончается около главной магистрали, а с другой стороны простирается до лесного заповедника.
Сердце ее при этой улыбке дало глухой толчок. Эмма немного подождала, потом сказала:
— Да, размеры приличные. Ни много ни мало, несколько тысяч акров земли. — Чтобы не показать, что потрясена этим, она добавила, возможно слишком быстро: — Должно быть, хозяйство отнимает у вас очень много времени.
— Я держу управляющего, — сказал Кейн. — У меня есть и другие обязанности, поэтому я не могу уделять все внимание только ферме.
Кейн пришпорил мерина. Радостная, Эмма последовала его примеру, и вскоре они уже неслись галопом по широкой травянистой обочине шоссе. Эмма отдалась во власть безудержного веселья. Волосы ее развевались на ветру, выбившись из-под шапочки. Она наслаждалась сверкающем днем и пушистыми облаками, яркой сочной травой и приятным прохладным свежим воздухом, обволакивающим ее.
Когда наконец Кейн остановил лошадь, Эмма засмеялась.
Он взглянул на нее, и внезапно где-то в глубине его темно-желтых глаз вспыхнул свет, который он тут же погасил.
