— С какой это стати? — она сморщила лоб.
Старшая воспитательница искренне удивилась: за время её работы в этом детском доме такого, чтобы кто-то отказался от дежурства в столовой, она не помнит.
— Понимаете, Тамара Леонидовна, живот у меня болит что-то, — Рыжий Колян поморщился и для наглядности погладил живот ладошкой.
— Но почему ты предлагаешь именно Понайотова? Он же новенький и может не справиться, — недовольно нахмурилась Тамара Леонидовна.
— Ничего: пусть учится. Мы когда-то тоже начинали и тоже ничего не умели… А чтобы всё прошло нормально, ему в помощники вы назначьте Крюкова: он не впервой по столовой дежурит и, если что, поможет, поправит…
— Ну, хорошо, — чуть подумав, неуверенно кивнула старшая воспитательница.
Она пожала плечами, зачеркнула фамилию Рыжего Коляна и вместо неё вписала фамилию Серафима.
После того, как за старшей воспитательницей, которая, закончив читать список распределения, удалилась, закрылась дверь, в палате воцарилась гнетущая тишина. Ошарашенные неожиданным заявлением Рыжего Коляна, воспитанники недоуменно переглядывались между собой, пытаясь понять, что это может означать, но никак не могли осознать услышанное. И только на лицах Рыжего Коляна и Крюкова блуждали чуть заметные хитрые улыбки.
— Слушай, Сема, Рыжий Колян явно замыслил какую-то пакость против тебя, — прошептал Данилка на ухо Серафиму.
— С чего ты взял? — не понял тот.
— Здесь ещё никто и никогда не отказывался от дежурства в столовой, — рассудительно пояснил Данилка. — Я уверен, что про боль в животе он придумал для отвода глаз: нет дураков отказаться от хлебного места за просто так!
— В каком смысле — хлебного? — удивился Серафим.
— Ты что, действительно, не понимаешь, о чём вдет речь? — удивлённо переспросил Данилка.
— Нет, — пожал плечами он.
— Ладно, потом расскажу, — быстро проговорил Данилка.
Он заметил, как за их разговором внимательно наблюдает Рыжий Колян.
Он быстро направился к ним и, остановившись рядом, спросил с недоброй усмешкой:
— О чём воркуете, голубки?
— Хочу объяснить Серафиму, в чём заключается дежурство в столовой, — с вызовом ответил Данилка.
— И без тебя найдётся, кому объяснять! — зло прищурившись, недружелюбно бросил Рыжий Колян, после чего повернулся к Серафиму. — Ты вот что, дуй за Крюком: он объяснит что к чему! — потом многозначительно добавил, — очень надеюсь, что ты не подкачаешь.
— А ты не забудь к врачу сходить, — с серьёзной миной заметил Серафим.
— Зачем это? — насупился тот.
— Ты же сказал, что у тебя вроде бы живот прихватило, — ехидно напомнил Серафим.
— Ничего, поболит-поболит и перестанет, — отмахнулся Рыжий и пошёл к своей компании.
— Будь осторожнее, Сема, что-то здесь не так. Нутром чувствую! — шепнул на прощанье Данилка.
— Да что он может сделать? — беспечно отмахнулся Серафим.
— Уверен, что скоро узнаем, — озабоченно прошептал Данилка и направился вслед за Рыжим Коляном…
Помещение столовой, где питались воспитанники детского дома, было небольшим: одновременно там мог разместиться только один отряд. Поэтому отряды питались поочерёдно. Первый отряд, как самый старший, появлялся в столовой последним.
По сложившемуся обычаю, в праздники каждый из воспитанников детского дома во время обеда получал какое-нибудь незамысловатое лакомство: либо по несколько конфет подкинут или печенюшек домашних напекут, либо по плюшке с сахарной пудрой, либо по пирожку.
В первый день дежурства первого отряда завтрак прошёл спокойно, без каких-либо эксцессов, а во время обеда повариха объявила, что в честь празднования Первого мая каждый из воспитанников получит по пирожку с повидлом.
Для детдомовцев того времени пирожок с повидлом был один из самых любимых лакомств: все воспитанники с восторгом восприняли новость, а некоторые, поставившие на пирожки, даже, кричали «Ура!». Дело в том, что задолго до праздника каждый из воспитанников начинал мечтательно перебирать все варианты, пытаясь определить, чем их угостят в этот раз. Иногда даже заключали пари: тот, кто угадывал, получал от проигравшего его пирожок.
Праздничные лакомства выдавались под расписку старшему дежурному по столовой, причём строго по списку для каждого отряда. Расписавшись в получении, старший дежурный нёс личную ответственность за сохранность полученного. И только после того, как столы были накрыты первым, вторым и третьим блюдами, старший дежурный, строго по списку, вместе со своим помощником, раскладывал пирожки по столам.
Первые пять отрядов отобедали спокойно, без претензий. А когда пришла очередь первого отряда, Серафим расписался в получении восемнадцати пирожков по списку, после чего разложил их по столам.
В этот момент к ним в зал вышла повариха:
— А это вам за хорошую работу, — сказала она, вручив Серафиму и Крюкову по дополнительному пирожку.
— Спасибо, вам, Клавдия Прокопьевна, — поблагодарил Серафим.
Повариха с удивлением посмотрела на него: впервые кто-то из воспитанников назвал её по имени- отчеству.
Она погладила его по головке и расчувствовалась так, что достала из кармана конфету «коровка», протянула Серафиму и со вздохом сказала:
— Держи, сиротинушка, — потом, словно устыдившись своей неожиданной слабости, она резко повернулась и быстро пошла на кухню.
Серафим удивлённо смотрел ей вслед и не заметил, как Крюков выглянул за дверь и кому-то махнул рукой.
Буквально через секунду в дверь заглянул какой-то пацанёнок:
— Кто Пона… Понта…
— Понайотов, — подсказал Серафим. — Ну, я!
— Ты? Тогда тебя в учительскую и зовут! — заявил тот.
— В учительскую? — Серафим взглянул на Крюкова и тут же переспросил. — Кто зовёт? — но посыльного и след уже простыл, тогда он вновь повернулся к своему помощнику. — Приглядишь за столами, я быстро? — попросил он его.
— Конечно, иди и не сомневайся: за всем пригляжу со всем вниманием, — с готовностью отозвался Крюков. — Заодно позови наших обедать…
— Хорошо, — Серафим поспешил к выходу.
До учебного корпуса было метров пятьдесят и Серафим быстро до него домчался, но когда он постучался в дверь учительской, никто ему не ответил. Серафим дёрнул дверь на себя, но она оказалась запертой на ключ и внутри не слышалось ни звука: там явно никого не было.
— Ничего не понимаю, — покачал головой Серафим и тут же ему вспомнился шёпот Данилки, — «Здесь что-то не так! Будь осторожнее!»
Сердце тревожно застучало: напрасно он не прислушался к совету своего друга. Серафим бросился на улицу и в буквальном смысле ворвался в палату первого отряда, уверенный, что там не застанет Рыжего Коляна. Как ни странно, но тот спокойно сидел на своей кровати в окружении своих приятелей и вовсю резался с ними в карты.
— Что, на обед пора? — спросил он, увидев в дверях запыхавшегося Серафима, и тут же, не дожидаясь подтверждения, громко выкрикнул: — Первый отряд! На обед стройся!
