— А почему ты решил, что я отверг твое предложение? — снова улыбнулся Майкл, потом подмигнул: — Один ум хорошо, а два…
— … сапога — пара! — быстро вставил Вирджил. — И где ты этого нахватался? — удивился шеф. — Как? Вы же мне говорили… — Я? Не помню! — Майкл немного подумал и добавил: — Ну и память у тебя! С тобой нужно держать ухо востро!.. Ну что ж, на том и порешим. И пусть нам поможет Бог!
Бондарь
Камера на втором этаже Бутырской тюрьмы была заполнена «под завязку». Она была рассчитана на тридцать четыре человека (ровно столько могло разместиться на двухъярусных нарах, именуемых обитателями «шконками»), но сейчас в ней находилось шестьдесят два заключенных, и спали они по очереди. Естественно, это не касалось шести «блатных», занимавших нижние нары и не ощущавших особых неудобств.
Плотная завеса табачного дыма висела над головами обитателей камеры, и сквозь нее с трудом пробивался свет тусклой лампочки. Это не мешало забыться глубоким сном тем, чья очередь была спать днем. Несколько человек сидели за столом и долбили его доминушками. Человек пять прогуливались по узкому проходу, держа руки за спиной.
На нижней «шконке», у самой параши, два педераста занимались сексом, совершенно не обращая внимания на окружающих. Словно в театре, двое молодых парней наблюдали за их играми и восторженно подбадривали «голубых».
— Машка, раздвинь булки поширше: пусть он вгонит как следует! — выкрикивал один.
— Эй, Марго, если твой пупырышек не стоит, то подставь свои булки Машке, пусть он ими займется! Гы-гы-гы! — подхватил другой.
— Ничего, как-нибудь мой дружочек найдет свою дорожку… — пыхтя от возбуждения, отозвался паренек с розовыми щеками, похлопывая своего партнера по ягодицам.
— Еще! Еще! — кричал его партнер, виляя задницей из стороны в сторону.
Все это так возбудило одного из зрителей, что он вдруг сам захотел принять участие в игре. Он подскочил к парию, который выполнял роль активной стороны, спустил с него трусы и без всякой подготовки вогнал в него член.
— Ну, что ты, Вовочка, — жеманно произнес тот. — Предупреждать же надо! — Но было видно, что это нисколько его не смутило. — Глубже, милый, глубже! — выкрикнул он. — Да, так! Так!
Вмешался и второй зритель, огромный мужик с золотой фиксой во рту. Он устремился к парню, которого звали Машкой, обнажил свой внушительный член и, недолго думая, сунул ему в рот. Тот попытался дернуть головой, но фиксатый схватил его за уши и начал размеренно качать, кряхтя и постанывая от удовольствия. Подчиняясь грубой силе, парень зачмокал губами, давясь от проникающего все глубже в горло огромного инструмента.
Со всех сторон доносилось улюлюканье сокамерников, которые вовсю подбадривали этот клубок тел, охваченных животной страстью.
Первым завершил свою работу фиксатый: выпустив горячую струю в рот Машке, он вытащил обмякший член, обтер его о лицо бедолаги, потом ни с того ни с сего хряснул «петуха» кулаком в нос. Брызнула кровь, и одна капля попала фиксатому на брюки. Это еще больше разъярило его, и он начал дубасить парня по голове, по хребту, приговаривая:
— Сколько раз говорил тебе, сучка, не корябай зубами!
Парень извивался и всхлипывал от ударов, но Марго продолжал качать в его заднице своим инструментом, пока не кончил. Затем с громким криком не повалился на него, увлекая за собой и того, кто трудился над его собственным задом. А тот как раз тоже намеревался кончить, но ему не хватило нескольких секунд. Завалившись на Марго, он ускорил темп и, наконец, удовлетворился. Казалось, он должен был остаться довольным, но тоже с остервенением стал избивать Марго.
— Петух ебаный, что ты дергаешься, когда тебя трахают! Убью, падаль!
Марго верещал от его ударов, но ни слова не высказывал против, понимая, что этим только навредит себе. Получив сильный удар в живот, он коротко ойкнул и без памяти завалился в проходе. Его обидчик подошел к нему, пнул еще пару раз и медленно пошел на свое место.
Взобравшись на второй ярус, он растолкал впритирку лежащих соседей, освобождая для себя место.
— Хватит дрыхнуть! Поспали пару часов, дайте и другим отдохнуть, тем более после трудов праведных. — Он ехидно хмыкнул. — Нужно же силы восстановить!
— Ты не очень-то толкайся, — заметил один из соседей. — Мог бы и по-человечески попросить!
Этот парень с темным ершиком волос, сбоку которого взметнулась седая прядь, появился в камере не очень давно, дней пятнадцать назад. Он был угрюм, молчалив, ни во что не вмешивался, если его лично это не касалось. И когда кто-то полез с расспросами, он ответил столь дерзко, что сокамерник стушевался и отошел в сторону. Однако это не понравилось комуто из приближенных к «блатным». Он подошел к новичку и попробовал «наехать» на него, но Седой, как сразу же окрестили парня, парой ударов сбил его с ног. Это было проделано столь искусно, что во второй раз бросаться на новенького он не захотел и побитый побежал искать защиты у своих покровителей. Но «Хозяин» камеры неожиданно сухо бросил ему:
— Сам виноват — нечего с расспросами приставать. Не хочет человек о себе рассказывать — его дело!.. Вали отсюда, дай покой людям! — Он повернулся к своим приятелям и начал им что-то рассказывать.
Через некоторое время к Седому подошел один из «блатных», осторожно подергал его за штанину и, когда тот приподнялся, сказал:
— Послушай, Седой, Хозяин просит подойти к нему. — В его голосе не было хамства или приказных ноток, скорее некоторое подобострастие. Седой согласно кивнул, сунул ноги в изрядно истоптанные ботинки и медленно подошел к «шконке» слева от окна.
— Присаживайся, земляк! — дружелюбно кивнул Хозяин, освобождая место с краю.
— Благодарю! — спокойно ответил тот и присел. — Чем обязан?
— Как тебя звать-величать, или и это тайна? — Бондарь. — За что «залетел»?
— Это обязательно? — нахмурился Бондарь. — Мне — обязательно! — спокойно отозвался Хозяин.
— Восемьдесят восьмая, часть вторая, — ответил Бондарь, и было видно, что сказал он это не от испуга, а просто для того, чтобы его скорее оставили в покое.
— Восемьдесят восьмая? — с удивлением покачал Хозяин головой. — Я уж грешным делом думал, что эту валютную статью отменили… Могу представить себе, сколько же зелени прилипло к твоим рукам, если решились припаять тебе восемьдесят восьмую! — Он присвистнул. — Давно в Бутырке? — Две недели.
— Вот как, а я думал, что ты месяцы здесь торчишь, — кивнул Хозяин на одежду и ботинки Бондаря.
— Свои я одному корешу на этап подарил, — пояснил Бондарь. — А сам же как?
— А я думаю, что здесь долго не задержусь. — Неужто рвануть собрался? — снова удивился Хозяин.
— Как получится, — уклончиво ответил Бондарь. — Бывай! — Он вдруг встал и, не говоря более ни слова, спокойно направился на свое место. Один из приближенных дернулся к нему, чтобы «научить хорошим манерам», но перехватил взгляд Хозяина и остался на месте.
Вечером камеру проверяли пофамильно. Когда его назвали: «Бондарь», он отозвался не так, как все остальные: имя, отчество, статья, а назвал только статью. Как ни странно, контролер, или, как его прозвали арестанты, «вертухай», не сделал ему замечания и продолжил проверку. Когда дверь за ним закрылась, «Хозяин» камеры сам подошел к Бондарю, залез к нему на второй ярус и прилег на мгновенно освободившееся рядом место:
— А я ведь слышал о тебе, — тихо начал он. — Ты с Лешей-Шкафом работал. Я даже знаю, что ты не Бондарь, а…
— А вот это не надо! — с неприкрытой злостью оборвал его Бондарь.
— Так бы и сказал сразу, что сухаришься! — примирительно сказал тот и похлопал дружески по плечу. — Хочешь, сделаю место внизу?
— Нет! — ответил Бондарь и быстро кинул взгляд по сторонам, словно боясь, что их подслушивают.
— И это понятно, — кивнул Хозяин. — Ты вот что… если помощь нужна будет, цынкани! Как?
— О'кей! — подмигнул Бондарь и снова хмуро уставился взглядом в никуда.
