— Деньги неделю назад переведены на твой номерной счет в известном тебе банке в Карачи.
— Сколько? — деловито поинтересовался Мушмакаев.
— Пятьсот.
— Но вы же обещали миллион, Аркадий Романович…
Тут в разговор вмешался Джанашвили:
— Не торгуйся, дорогой, все у тебя будет. Тебе предстоят еще большие дела. Сколько ты можешь выставить опытных проверенных бойцов?
— Человек пятьсот, а что?
— Так вот, половину из них отправишь в Косово — там они рассредоточатся по территории, где есть российские войска, и помогут албанцам в их справедливой партизанской войне. Твои бойцы имеют большой опыт войны с русскими, пусть и передадут его албанцам. Твоим людям пока в Чечне делать нечего. Наступает зима. Федералам придется приостановить активные боевые действия. Чтобы не давать им спокойно спать, хватит Хаттаба и Шамиля. А по весне мы в твой отряд подбросим тысячу албанских братьев мусульман. Эти ребята воюют как звери. Согласен?
Мушмакаев задумался. Велихов, словно читая его мысли, произнес:
— Ты лично получишь два миллиона, если выставишь триста человек, а бойцы по семьсот долларов за каждого убитого русского…
— Но в Чечне и Дагестане же платили по тысяче?
— Перестань попрошайничать. — Тон Велихова был строг. — В Косово вы будете на всем готовом и командировочные по пятьдесят долларов в день от… мирового сообщества. Ты понял?
— Я согласен, — объявил Мушмакаев.
Во время беседы «государственный человек» сосредоточенно поглощал королевские креветки, но в какой-то момент, пронзительно взглянув на Мушмакаева, безо всяких прелюдий спросил:
— Скажите, как вы считаете, готов ли чеченский народ продолжать борьбу с российской армией или люди уже устали от хаоса и терроризма и готовы к сотрудничеству с Москвой?
Мушмакаев расправил свои хилые плечи.
— Чеченский народ будет воевать с русскими хоть еще сто лет, пока не добьется полной независимости от России! — гордо воскликнул он.
— Спасибо, — вежливо сказал «государственный человек».
Казалось, ответ командира боевиков его полностью удовлетворил.
Непонятно почему, но Мушмакаев почувствовал себя учеником, правильно ответившим на вопрос учителя. И тут, словно в награду, на колени к Мушмакаеву опустилась неизвестно откуда взявшаяся очаровательная блондинка и принялась страстно целовать его, увлекая на диванчик, стоящий под иллюминатором. Троица за столом как будто и не заметила передислокации Мушмакаева. Только Велихов загадочно и ободряюще улыбнулся уголками губ. За столом продолжался оживленный разговор, отдельные фразы которого долетали до Мушмакаева: «Пока идет война, чрезвычайное положение можно не вводить… Победу одержим к выборам… Албанцы обойдутся много дешевле…»
Но разгоряченного похотью героя чеченской и дагестанской кампаний волновало сейчас лишь одно, где бы уединиться со страстной незнакомкой. Всегда угадывающий его помыслы Велихов, как и подобало хозяину стола, предложил подняться на палубу, подышать морским воздухом и посмотреть на звезды. Пропустив вперед «государственного Шуру» и Джанашвили, он проследовал по трапу за ними, плотно притворив за собой дверь каюты…
Пока Велихов и Джанашвили общались с Мушмакаевым и Шурой на яхте, ФСБ искала Рассказова- Рогожина.
Уже было установлено, что похожий на него человек не покидал пределов России. Теперь только оставалось найти его след на ее обширных просторах.
В ФСБ быстро выяснили, что до своего прибытия в Москву Рогожин некоторое время проживал в Приморье и даже сумел стать доверенным лицом одного из тамошних губернаторов. Но Рассказов не был настолько глуп, чтобы вернуться туда, где он уже засветился. Он понимал, что ФСБ считает его опасным государственным преступником, и выжидал, чтобы выиграть время.
Выправив себе новый паспорт, Рассказов все еще надеялся на то, что ему удастся приладиться к новой российской жизни, и отсиживался в тихом, далеком от основных политических битв месте.
Вологду Рассказов выбрал по нескольким причинам. Первая — удобное географическое расположение: от Петербурга, Москвы и Екатеринбурга — политических центров России — до Вологды было всего шесть — восемь часов езды на поезде.
Вторая причина — патриархальность атмосферы, которой всегда славился этот старинный русский городок: в Вологде столичные политические страсти толком и не возникали; оппозиция к государственной власти была тут слаба, и вследствие этого деятельность органов правопорядка в основном была направлена на борьбу с обычной уличной преступностью.
Третьей причиной было то, что Рассказов когда-то давно, еще в юности, служил в этих краях и неплохо знал Вологодчину.
Аркадий Сергеевич снял квартирку в пятиэтажной кирпичной «хрущевке» неподалеку от вологодского речного вокзала. Он отрастил — по местной моде — бороду и на время забыл, что когда-то любил одеваться в дорогие красивые вещи. Сейчас на Рассказове мешковато сидели серые брючки местного производства, дешевый китайский свитерок и куртка-болонья.
И только по вечерам Аркадий Сергеевич позволял себе расслабиться и вкусно поесть в ресторанчике- поплавке неподалеку от своей «хрущобы», но каждый раз ему приходилось соблюдать осторожность, чтобы не попасть в поле зрения милиции или негласных сотрудников ФСБ: его наметанный глаз бывшего чекиста безошибочно вычислял одетых в гражданскую одежду секретных сотрудников — и тогда он всегда успевал исчезнуть.
По иронии судьбы именно любовь к вкусной еде и сыграла с Рассказовым злую шутку: именно из-за своего неумения приготовить себе нечто иное, нежели яичница с колбасой, Аркадий Сергеевич и был обнаружен. Как всегда это и бывает, в дело вмешался Господин Случай.
Рассказов сидел в ресторанчике речного вокзала и, поглядывая в давно не мытое ресторанное окно на катерки, снующие по Сухоне, уплетал за обе щеки довольно внушительную порцию мясного рагу. По соседству с его столиком сидела большая и шумная компания строителей-шабашников, которыми издавна полным-полна Вологодская область. Строители весело отмечали конец рабочего сезона, их стол ломился от многочисленных бутылок и тарелок с едой.
Рассказов, не понаслышке зная дикие нравы русской гульбы, спешил как можно быстрее съесть свою порцию рагу и уйти из ресторана. Но, на беду Аркадия Сергеевича, на его торопливость во время еды обратил внимание один из шумных соседей: огромного роста и с весьма объемным брюшком. Он был бригадиром шабашников и по доброте своей душевной решил, что этот несчастный бедняга, так жадно и спеша поедающий свой ужин, очень голоден. Улыбаясь во всю ширь своего простецкого лица, он поднялся из-за стола и подошел к Рассказову.
— Слышь, мужик, — добродушно сказал Бугор, — хорош тебе тут в одиночку сидеть, пошли к нам! Выпьем, поговорим по душам… Ты сам-то откуда? — Рассказову бы сесть к ним за стол минут на пятнадцать, а потом тихо уйти, и тогда ничего бы не случилось, но он что-то промычал, спешно утирая рот салфеткой, явно собираясь немедленно встать и убраться восвояси. — Э, постой, мужик! Так дело не пойдет! Ты чего это? Тебе что, западло с трудовым народом минуту поговорить и выпить с ним? — Мужик уже не улыбался, а сильной своей рукой придавил Рассказова к стулу.
Аркадий Сергеевич, неплохо владеющий приемами восточных единоборств, взялся за кисть мужика и, легонько надавив ему большим пальцем на болевую точку на запястье, без особого усилия отвел от себя давившую на его плечо руку. После чего встал, бросил на стол деньги и, не оглядываясь на ошалевшего от резкой боли мужика, направился быстрым шагом к выходу из ресторана.
— Так ты вот, блин, как со мной?! — очнулся бригадир. — Я с ним по-хорошему, по-человечески, а он мне руку ломать?! Мужики, а ну-ка, держи этого засранца в кепочке! — заревел он, показывая на спину уходящего Рассказова. — Он меня обидел!
— Что? Обидел? Кто нашего Бугра обидел?!! — Шабашники пьяно повскакивали из-за стола, роняя стулья. — Куда сквозишь? А ну, стой, ублюдок! Стой, говорю! — раздавалось со всех сторон.
